Девушка в Сундуке - Рэй Брэдбери

Джонни вздрогнул. Дверная ручка повернулась. Дверь чуть приоткрылась. Из темноты коридора кто-то вглядывался в темноту спальни. Странная штука — сердце. Сердце Джонни, как ртутный шарик, заметалось в груди.

А что-то все стояло за полуоткрытой дверью, вглядываясь, всматриваясь. Потом спокойно закрыло дверь за собой и исчезло.

Джонни вколотил защелку на место и обессиленное прислонился к двери. Теперь никакая тень не ворвется. Но шаги удалялись и наконец стихли.

На подгибающихся ногах Джонни проковылял к кровати.

«Мама, мам! — кричал он про себя. — Ты так разозлилась на меня, потому что я устроил сцену перед гостями? Ты бы меня убила, мама? Может, между Девушкой в Сундуке и папой было что-то нехорошее и ты ее из-за этого убила? А раз я попался на дороге — что ты со мной сделаешь? Ой нет, мама, только бы не ты!

Пап! Ты заставил меня повесить трубку. Ты тоже боялся, что все выплывет наружу? Боялся за свой бизнес, за свои деньги, за репутацию и членство в клубе? Это ты стоял за дверью, как бессловесная тень? Я тебя всегда любил больше всех. А сегодня ты все время молчишь и даже на меня не смотришь».

А еще кузен Уильям. Он мог подменить тела, чтобы обмануть Джонни. Он мог подложить в сундук один из своих манекенов. Может, она была подружкой Уильяма? Угрожала ему? Или он боялся за свою репутацию? Может, это он стоял за дверью — он, со своими манекенами и знаменитыми дорогими платьями для дорогих женщин?

А может, — тихонький дядя Флинни со своими сказками на ночь? Он так любил маму, свою сестру. Он бы что угодно сделал для нее, или папы, или бабушки, или кузена Уильяма. Смог бы он убить — ради них, чтобы в их дом никто и никогда не входил?

Бабушка. Которая целыми днями только и делает, что играет в шахматы да пьет неразведенное бренди. Всю жизнь она обустраивала этот дом. Вся ее жизнь — это высший свет, положение, строгий вкус. Что бы она сделала, когда чужой человек попытался бы править этим старым домом? Что бы она с ней сделала?

Все они! Все!

Джонни трясся, и пружины под ним тихо поскрипывали. Всего одна женщина вошла в этот старый, пронафталиненный дом, а испугались все, до единого. Всего одна женщина.

Джонни протянул руку и нащупал на столе ту записку, что нашел в чердачной пыли. Мысли его возвращались к ней снова и снова:

«…вам придется возместить мне то, чего я была лишена все эти годы. Это не будет сложно. Я могу стать учительницей Джонни. Это легко объяснит мое присутствие в доме. Элли».

Джонни повернулся к стене.

— Элли, учительница моя, где ты? — спросил он темноту. — Отдыхаешь в одиночестве в студии кузена Уильяма, среди манекенов? Неподвижно играешь с бабушкой в шахматы? Или лежишь в темном, сыром подвале, среди винных бутылок? Сегодня ты останешься в этом доме. А завтра тебя тут может и не оказаться. Если я тебя не найду…

Сад был огромен — цветник, сауна, бассейн, домик для прислуги легко терялись среди плодовых деревьев. Между аллеей сикоморов и высокой живой изгородью отделяющей сад от улицы, на прогретой солнцем лужайке, рос дубок. А по другую сторону изгороди прохаживался полицейский — туда-сюда. Джонни влез на дерево, переполз на свесившуюся наружу ветку и принялся ждать.

Полицейский миновал дуб, и Джонни пошуршал листьями.

— Эй, сынок, — полицейский обернулся, — а ну слезай. Упадешь еще.

— Ну и что? — отозвался Джонни. — У нас в доме женщина мертвая, и все это скрывают.

Полицейский выдавил улыбку:

— Да ну?

Джонни поерзал на ветке.

— Я ее в сундуке нашел. Кто-то ее убил. Я хотел вчера вызвать полицию, но папа мне не позволил. Я сундук вывернул, и она упала и покатилась по лестнице. Только это вовсе не женщина оказалась, а манекен.

— Ну-ну. — Полицейский весело хмыкнул.

— Только вторая женщина была настоящая, настаивал Джонни.

— Какая вторая?

— То есть первая. Кузен Уильям, он модельер. Он ее и подменил. Видели бы вы их сегодня утром. Пытаются веселиться, как в кино. Только меня им не обмануть. Невеселые они. Мама усталая и нервная. Интересно, долго они еще выдержат, прежде чем кричать начнут?

Полисмен скривился:

— Господи Боже, ты точно как мой мелкий! Все у него комиксы с дезинтеграторами. Боже мой, это же преступление — давать детям в руки такое чтиво. Убийства! Трупы! Тьфу!

— Но это правда!

— Пока, малыш.

Полицейский двинулся дальше. Джонни вцепился в ветку так, что дерево задрожало, потом спрыгнул на тротуар и бросился полицейскому вслед.

— Вы должны пойти посмотреть! Они ее увезут, если вы не найдете, и тогда уже никто никогда ничего не узнает!

— Слушай, малыш, — терпеливо сказал полицейский, — я никуда без ордера войти не могу. И откуда я знаю, что ты не врешь?

Ну вот, теперь он шутит.

— Ну вы мне должны поверить!

— Держи. — Полисмен взял Джонни за руку и повел куда-то.

— Куда мы идем?

— К твоей маме.

— Нет! — Джонни попытался вывернуться из цепкой хватки. — Это не поможет! Она меня будет ненавидеть! А вам наврет!

Но полисмен провел его к парадному и позвонил в колокольчик. Дверь открыла горничная, но мама подошла тут же — белая как молоко, со сбившейся набок прической. Накрашенные губы лежали на лице нелепым мазком, под глазами висели синие мешки.

— Джонни!

— Следили б вы за ним получше, мэм, — посоветовал полисмен. — А то бегает по улице, еще под машину попадет.

— Спасибо, офицер.

Полисмен глянул на нее, на мальчика. Джонни хотел заговорить, но из горла выдавился только всхлип. Дверь захлопнулась, оставляя полицейского на крыльце, и из глаз Джонни покатились слезы.

Мама ничего ему не сказала. Ни словечка. Только стояла, бледная, одинокая, заламывая пальцы. И все.

После обеда Джонни сел и сосредоточенно записал в десятицентовом блокноте все, что знал о Девушке в Сундуке, кузене Уильяме, маме, папе, бабушке и дяде Флинни.

«Девушка в Сундуке любила папу, — вывел он, хорошо наслюнявив карандаш. — И когда она пришла в дом, папа ее убил. — Джонни задумчиво вытянул губы. — Или мама ее убила. — В голове у него мешались виденные в кино страшные убийства. — Бабушка и дядя Флинни могли ее убить, потому что она им угрожала… их бе-зо-па-сно-сти». — Вот так. Джонни писал старательно и быстро. Посмотрим… — А кузен Уильям? Может, она все же его подружка? — Джонни на это немного надеялся, потому что недолюбливал кузена. — А может, это что-то в прошлом бабушки? Или дяди Флинни? — А как насчет…

— Джонни! — Бабушка зовет.

Джонни поспешно убрал блокнотик.

Подталкивая Джонни тросточкой, бабушка провела мальчика в свою комнату, усадила за шахматную доску и указала подбородком на белые фигуры: