Белый жук в чёрной сметане - Даниэль Агрон

делать?

ОНА: — Ну, видишь — кричит и дёргается… хоть не скучно будет. Ты же, небось, тут с тоски

загибаешься. И что за работа… Как ты тут торчишь?..

ОН: — Я загибаюсь? С чего ты решила? Я много читаю, слушаю… Да и великие художницы вламываются посреди ночи. Нет, мне не скучно.

ОНА: — Ага…. И что же слушает интеллектуал в будке? Израильское русское радио для пенсионеров?..

ОН: — Так… Дай посмотреть, что же я сегодня слушал. А, вот нашёл. Густав Малер. Симфония номер два. Это до новостей. И до художницы, которую хотят прикокнуть.

ОНА: — Да хорош прикалывать. … Это что же, ты хочешь сказать, что ты … типа, наш?

ОН: — В смысле ваш? Я не бухаю с утра до утра, не рисую «Мадонну с сисей» и ангела с писей… Не тусуюсь, с уважением отношусь к людям… даже если они об этом не знают. Я даже анашу не курю. Какой я ваш…

ОНА: — . Откуда известен Малер охраннику, даже если он был там замдиректора завода, допустим?

ОН: — Да так… Любимый композитор бывшего замдиректора завода. И бывшего председателя КГБ СССР Андропова тоже.

ОНА: — О, как!

ОН: — Ну да… Видать, глядел он тогда на всё вокруг и так было грустно, что на душе был Малер.

СЦЕНА 4.3

Просыпается рация. Вызывает.

Голос в рации: — Диспетчерская вызывает ИППТИС!

ОН: — Да…

Голос в рации: — Я тебе сколько раз говорил: это не твой личный телефон. Надо не «Да» отвечать, а как полагается.

ОН: — ИППТИС к вашим услугам…

Голос в рации: — Чёрт, что вы, русские, такие умные? Послушай меня, от этого счастья не бывает.

ОН: — Да, я уже понял, что не бывает…

Голос в рации: — У вас там всё в порядке?

ОН: — Да… (косится на пульт, на котором ОНА уже сидит, закинув ногу на ногу и лениво нажимает кнопки; отчаянно жестикулирует, прося прекратить. ОНА не понимает или

делает вид, что не понимает)

Голос в рации: — А почему у тебя с пульта вызов идёт?

ОНА (деланно): — Ой! (убирает руку с кнопки)

Голос в рации: — Что?.. Не расслышал.

ОН: — Это я сказал «Ой!». Случайно нажал, извини. (Побуждает гостью слезть с пульта; потом отключает рацию, кладёт на стол и аккуратно снимает брыкающуюся девушку и ставит на пол. Девушка стоит, прижавшись к нему)

СЦЕНА 4.4

ОНА: — Мужчина, а что это с Вами? Вы что себе позволяете? Вы разве не знаете, что в нашей дэмократической стране это называется сексуальным домогательством?

ОН (не отталкивая её): — Мужчина годится тебе в папы. Или ты в дочки. Запомни, пожалуйста: это не стол.

ОНА: — Да? Неужели?

ОН: — Представь себе… (осторожно отодвигает её) И, для сведения: я тебя спас ещё и от визита полиции, которую ты чуть не вызвала сейчас своими филейными частями тела. Эх, женщины, чего вы только не делаете филейными частями тела… Даже думаете.

ОНА: — Как будто вы, мужики, думаете другими частями тела! Это сексизм, мужчина… (вдруг устало) И вообще, идите к чёрту…

ОН: — Да… я-то пойду. Когда-нибудь все пойдём. А пока ты…

ОНА: — Что я?

ОН: — Давай ты отплывёшь уже, а то у меня ночью проверка приехать может…

ОНА: — Задрал уже без конца выгонять.

ОН: — Ну, извини. Лучше я выгоню тебя, чем они меня отсюда. Я же тебе помог. Что ещё?

ОНА: — Ничего (вытаскивает сигарету). Всё нормально. Я за каким-то хреном припёрлась сюда…

ОН: — В Институт? За справедливостью?

ОНА: — В эту страну. Барахтаюсь тут, как белый жук в чёрной сметане. Связываюсь, с какого-то перепуга, с мужиком, который воплощённая порядочность и стабильность. Бью ему морду от плохого настроения. Убегаю и попадаю в какое-то трахнутое заведение, которое на мои налоги занимается справедливостью, то есть, непонятно чем. Заведение охраняет с ружьём дядя сторож — замдиректора пескоструйного завода…

ОН: — Электромеханического.

ОНА: — … и вот, сидит он на Земле Обетованной в будке охранника, охраняет то, что не имеет никакого смысла и слушает Малера. В натуре, страна чудес!

ОН: — Ну, да. А в чём твоё чудо?

ОНА: — Что?..

ОН: — Ну, твоё чудо — в чём? Вот — страна чудес. Моё чудо — советский старичок-боровичок сидит в будке и удивляет тебя, богему. А твоё чудо в чём?

ОНА обескураженно смотрит

ОНА (собравшись, скептически): — Миленький, ты сейчас мне будешь травить посреди ночи байки про то, что у каждого человека в жизни должно быть чудо и другие трали-вали?..

ОН: — Наверное, это ты мне должна травить такие байки. Сижу я тут, весь опустившийся. Антиквариат. Динозавр. Мечты нет, папаша, дедуля, идиот в будке. В общем, охранник-эмигрант. А ты приходишь — неважно, в каком виде и как — и приносишь в мою жизнь мечту. Рассказываешь мне о чуде. А? Ну, меняешь мою жизнь и жизнь человечества.

ОНА молчит

ОН: — Иначе, на хрена вы нужны, богема? Просирать жизнь на то, чтобы развлекать самих себя?

ОНА: — Знаешь, что?.. Ты неправ.

ОН: — И?..

ОНА: — Что — и?.. Просто неправ. Ни хрена ты не понимаешь. Мы создаём искусство. И мы меняем этим мир.

ОН: — И много вы наменяли того мира? В нашей деревне-то.

ОНА: — Многие великие творили в деревне.

ОН: — Да…Только издавались в Париже. И их читал или смотрел. весь мир.

ОНА: — Ну… до Парижа мы ещё дойдём. И главное — что мы не даём застояться этому миру!

Главное в работе художника — протест!

ОН: — Да, понимаю. Показать миру средний пальчик. А в душе задница, потому что миру давно всё равно, и ты уже никому не нужен со своим протестом.

ОНА: — Много ты знаешь про наши души… Со своей сперва разберись.

СЦЕНА 4.5

ОН: — Хочешь прогуляться?

ОНА: — Как говорят советские тётки, «намёк поняла». Ладно, ухожу. У тебя тут кирпича где-нибудь нет? Если этот кретин мотается где-то поблизости, хоть врезать ему так, чтобы …

ОН: — Мне надо делать обход территории. Скучно одному. Кроме того, не оставлю же я тебя одну тут. Если приедет проверка в моё отсутствие, они не поймут, что ты исполняешь мои обязанности.

ОНА: — А…

ОН: — У них