Плохой хороший день (сборник) - Джулия Тот

«Черной шторой, увешанной звездами…»

Черной шторой, увешанной звездами,Застрявшей на старом, сломанном карнизе,Ночь, отгораживала, воровала прошлое, —Ей так хотелось, чтобы о былом мы позабыли…Но, глупые, удачи мы не понимали,И каждый день пытались заглянуть за полотно,Истертое руками подобных нам: всех тех,Кто прошлое хотел вернуть свое,Или, – не в силах умертвить плохое, —Пытался, починив карниз,Еще раз миру показать,немного штору отодвинув, —То, почему не смог счастливым быть…А ночь была неумолима, на отдых уходя,Нам оставляла новый день,И в нем – возможно – счастье,Утрату черной шторы, прошлого себя…Но, глупые, удачи снова мы не понимая,Все продолжаем жить от ночи к ночи,Прошлое коря, иль – восхваляя,За свое сегодня, за то, что наше,Или будет – все, чем живемВ обычном мире и в обычном свете дня…

Ей так хотелось

Ей так всегда хотелось не того, что было,Вернее же – того, чего не будет никогда:то – синих глаз,в ресниц жемужно-черном обрамлении,то – голоса, звенящего сопрано,то – о любви нежнейшим шепотомнемного лживым – фраз..Она слыла особой странной в любой стране,обычаях любых, —лишь потому, что в дождь хотела – зноя,в застывшем знойном мареве – воды…На море глядя каждый день,она вздыхала о городе —неоном и серенами больном,в него вернувшись, плакала по морю:во сне качалась на волнах и слышала прибой…Ей так всегда отчаянно хотелось того,что не свершится никогда,что на терпимые холсты переносилаиную жизнь, в которой и она,и город, и прибой – такие,какими виделись,и дождь, в котором – босиком,по лужам, просто так, —сменяет птиц в горящем зноемвоздухе полет уставший,и слезы в темно – синих,в ресниц жемчужно – черном обрамлении, —глазах.Она смотрела на картины жизни —той, где возможно все, что создала сама,слезинкой грусти из зеленых глаз обидаскатилась по щеке так,словно странной не была она —была такой как все, кто бытием своим несчастны,мечтают о другом, и не любя, что есть сейчас,однажды, все же, – о реальном вспоминают,и возвращаются, мечты оставив, чтобы на заказписать картины, сказки, притчи,и не обманывать себя: творить, —работой называя,и жить – как есть, себя любя…Ей больше не хотелось поменять местамижизнь на картинах – на реальность, и, —наоборот,и мастерская снова стала мастерской —не больше,и счастливо картинам подмигнув,захлопнув дверь, она – как все —после работы, – уставшая, отправилась домой,вернув себе обычного уюта радость,зеленых глаз сияние вернув…

«Порой… – не часто, но – бывает…»

Порой… – не часто, но – бывает:Не в силах совладать с собой,Обычный ветер в бурю превращая,За несколько секунд до оснований разрушаемВсё, что годами значило покой…Через минуты – из обломковВновь жизнь пытаясь склеить – как была,Мы снова в разочаровании устанем:Видны следы от клея, и от шва…Цвета меняя, – делая теплее,Оттенки пробуем… но, – тщетно все, увы:Останутся на жизни хрустале прозрачномОбид, ненужно – высказанных словНеровные и липкие черты…

«Серебристые листья оливы…»

Серебристые листья оливыВетер трогает так осторожно,Словно, боясь обжечься,Словно, – боясь уколоться…Ветру ведь так знакомыЛживость красы и ласкиБархатных лепестков,Шуршаний листвы напрасных..Ветер все еще помнитРозы любовь с шипами,Нежность вьюна объятий,Что вырваться не давали..Ветер так осторожноТрогает листья оливы, —зная, как это просто —В рабы попасть любви чужой,Неудержимой…

В Венеции

В Венеции, на перекрестке трёх каналов,в отеле с радостным названьем «Арлекино»,на этаже последнем – комната с балконом,куда нас доброта судьбы капризно поселила…Всего на пару дней венецианцам,что реставрируют уставший, старый,деревянный мост,холодным утром будет открыватьсяпрестранный вид балкона наверху:на крошечном, единственномбалконе «Арлекино»,не торопясь на мост Риальто илиГранд канал, – он и она,на столике лишь – кофе, сигареты, —так завороженно рассматривают даль…Венецианцы – те, что реставрируют уставшийстолетиями – деревянный старый мост,с недоумением рассматривают пару:нет ничего в дали – с балкона —только крыши, только чайки,да трех каналов шумный перехлест…Но двое на балконе неизменно не торопясьна мост Риальто или Гранд канал, – всё также —кутаясь от марта в пледы,почти не разговаривая, —смотрят вдаль…Венецианцы, шумные работой,меж делом пробуют найти ответ:чем так любуются он и она с балкона —ведь ничего в дали венецианской нет…Но, неожиданно увидев женщины улыбку,ту, что и спутнику передала, —венецианцы закричали: «BRAVO!» —так им была близка разгадка того,что видели в дали он и она…В Венеции, на перескрестке трёх каналов,в отеле с радостным названьем «Арлекино»,на этаже последнем – комната с балконом,с которого мы слушали – ленивопросыпающийся город,шум ставен, открывающих венецианский день,канала всплеск, когда почтовый катерразвозит ожидаемую кем-то весть,колокола и гондольеров крики —словно официальное начало дня,веселые парящих чаек блики.. —мы город слушали —у каждого ведь музыка своя…В Венеции – на перекрестке трёх каналов…

Через залив

Через залив – напротив – фонарямида силуэтами домов чужие жизнимне улыбаются ли,плачут ли от боли,быть может, – счастьем светятся,уютным сном теплы…Отсюда не понять, не разобрать мне,чем фонари мерцают в темнотеи чем живут через залив – напротив —там, словно, мир инойи общего у нас – лишь свет луны…Быть может, кто-то – там,через залив – напротив, —вот так же дом мой видя на холме,пытается понять мое сегодня:среди других и на другой земле…А, может быть, через залив – напротив —неинтересна никому ни жизнь моя,ни дом, что на холме, ни то,как выглядят их дни отсюда,где так иначе солнцем освещается земля…Так мы живем: на разных берегах залива,но, одинаково, когда звезда – комета – метеор,разрезав радостным сияющим лучемодин на оба берега отрывок неба, —желания прошепчем – об одном…и станет никому уже не важно,как там живут – на берегу другом, —через залив – напротив, —чем огни мерцали,и скрыто что за силуэтами домов…

«Дождями щедрый – Будапешта серый март…»

Дождями щедрый – Будапешта серый март…Пять утра… Такси… Аэропорт..Пустой – по – утреннему – ожиданий зал, —все было так давно:жизнь целую тому назад…К тебе сбегАла – незнакомому еще,в багаж отдав все то, что до тебя случилось,но, все же – следом волочане выжженное прошлое свое…сбегАю..только жизнь остановилась:словно, даруя время на решение,задерживая вылет вновь и вновь,таскать по залам ожиданий заставляетсумку прошлого,сомнений полную, —дождями щедрый – Будапештабезнадежный март…Но, наконец, помилована жизнью:объявлен вылет,в зале ожиданий прошлое намеренно забыв,к тебе – такому незнакомому сбегАю,туда, где нет дождями щедрого,беспомощного в грусти марта,и Будапешта, полного моих обид…

Как грустно…

Как грустно, что словам не превратиться в тени,не танцевать премьерой вечной им на белизне стены,не рассказать – в движении безмолвном – по —секрету, —чем стать могли бы форму обретя они…Нам не увидеть прошлого картины,поведанные незнакомым старичкомв тиши вечерней,не понять обиды, что причинилив суе брошенным словцом:кому – то, кто, возможно, – дорог,лишь потому, что нам не лицезретьте тени слов, что душат души,неведомую доброту рассказа старичка,им столь любимых лиц…Так грустно, но словам не превратиться в тени,заставив танцевать любовь и ненависть,агонию и страх, —в бесцветии обычно – сером,на белизне стены показывая,кем же истинно мы были —в рассказах наших,в суе брошенных словах..Но, может быть, увидев лишь однаждыуродливые формы на уставшей белизне стены,мы станем каплей лучше, —иные тени подарить стремясь словам своим…

Одиночество