Марионеточные души - Константин Кузняков

Родители вечером обсуждали, что произошло. Никто не мог понять, почему из-за какой-то книги, они так сильно поссорились. Взрослые глупы, когда дело доходит до объяснений. Они рассуждают логически, выстраивают связи, а дело легче, чем кажется. Психология. Может быть, книга о символах стала символом?

А Колин лежал, плакал. И о книге, и о друге он напряженно думал на протяжении последнего дня, напрягая извилину за извилиной. «А я так и не подобрал вторую часть, надо бы забрать». Ночь выдалась жаркой. Перевязанная рука то и дело напоминала о себе, вибрировала, жгла. Всю ночь он не спал, заново переживал моменты, вспоминал, когда же он отрешился от дружбы с Луисом. Он действительно не мог понять, как они так далеко оказались друг от друга. Быть может, континентальный дрейф, как и двести миллионов лет назад, случился между их квартирами.

На следующее утро, встав пораньше, он выглянул на улицу. Солнышко светило, словно только что увидело людей, не зная о происшествии минувшего дня. Колин завернул за угол, как лисица, где сразу вернулся в тот день. Книга его явно смутила, она по-другому лежала, так как он запомнил, что книга валялась в экскрементах, а сейчас перевернута, помыта. Поскоблив часть твердой обложки, он почувствовал новую шероховатость. Перевернув на другой бок, он заметил надпись, гласившую: «Извини! Храни её. CaCO3». Поглядел еще немного на обложку. Ничего не заметив, он направился домой.

Через неделю друг уехал. Неизвестно, как он живет и чем занимается. Луис такой же угрюмый и хмурый, как Колин, или жизнерадостный? Хотелось бы верить в лучшее. Жизнерадостные люди привлекают больше, чем протухшие яйца. А что они привлекают: счастье, деньги или смерть – неважно, главное, что они становятся магнитом, готовым притянуть рыбку в сеть.

– Зачем я снова отрыл эту книгу, – проскрипел зубами полусонный Колин, очутившись на теплом согревающем пледе, и начал зверски царапать обложку, как и раньше, чтобы избавиться от воспоминаний. Он не мог не размышлять: «Его последнее слово было – храни её, а зачем?»

На улице было тепло, когда Колин отходил от воспоминаний. До этого случая он был радостным, любил природу, людей, животных, наслаждался днями, проведенными в обществе друга. А сейчас он вовсе не был похож на человека. Душа улетела, застряла в мирке переживаний. Кто его вытащит? Гертруда? Боже, нет.

День пролетит, начнется новый. Цикличность его удивляла, иногда появлялись некоторые ответвления: «Умыться – да или нет?»

Впереди был такой же однообразный день, как, впрочем, и всегда. Счастливые лица парочек, сидящих за неприбранными столиками, детвора, мешающая работать, и запах протухших продуктов – все будет доставлять уйму проблем. Кап-кап, начинается дождь, пора прикрыть дверку, чтобы не залило, и унестись в мир скорби и тоски.

3

Проснувшись утром, Колин почувствовал тупую жуткую боль в голове. Два дня он пролежал в небытии, в полусонном состоянии рассуждал о волнующих его вещах. В желудке урчало, но на все эти проблемы он смотрел свысока, надменно, словно их не существует. В углу лежал позавчерашний бутерброд с кусочком сыра, объеденным с одной стороны. Посмотрев на него, он, не задумываясь, проглотил завтрак, словно наживку, и немного поднялся, чтобы отряхнуться от крошек и выйти на улицу.

Легкий туман застилал дорогу на мили вокруг. Безжизненность улиц раздражала глаза, так как обычно на этом проспекте проходили толпы народа, галдя на тошнотворные темы, рассуждая как фитопланктоны – ни о чем. Потерев глаза, опрокинув волосы на правый бок, он направился к ларьку, в котором можно было недорого купить еды. В шести карманах он смог нарыть сто двадцать единиц денег. Их, к сожалению, хватило только на некачественный хлеб, триста грамм соевой колбасы и бутыль воды. После покупки он вернулся в дом и закутал продукты в полотенце, чтобы мыши и другие грызуны не разбомбили всю еду. Конечно, Колину не жалко отдать немного еды крысам, но урок он запомнил надолго – грызуны переносят заразу. Позволить себе заболеть ещё раз – значит голодать две недели. Убрав всю еду в импровизированный холодильник, он направился обратно к двери. Ветру удалось поднять его губы, слепив из этого улыбку. Ему нравились потоки воздуха, которые давали почувствовать, как улетают бактерии с его ушей, носа, губ, рук, отмирая с мизерными кусочками кожи.

Работал он день через два. Когда наступала его смена, то он приходил на час раньше, чтобы хоть немного прибраться и смыть грязь с волос. Раз в неделю он ходил в баню, что находилась в трех кварталах от его жилья. Однажды он не мылся месяц, из-за чего на всем теле появилось множество прыщей, доходящих до размеров небольшого вулкана, а потом еще и холера настигла его. И после этого его осенило, что мыться надо раз в неделю, ибо никто его не спасает от запредельных мучений.

За двадцать минут, словно по таймеру, он дошел до кафе, где посмотрел на дверь, на которой уже не висел замок. Нога владельца никогда не переступала порог заведения, словно хозяин был вымышленный и жил только на бумаге. Колин ни разу не видел его лично, не пожимал ему руку в знак признательности. Хотя было за что сказать «спасибо».

Выполнив повседневные дела в кафе, он присел за столик, стоявший у окна, чтобы насладиться пустотой улиц. Колин вспоминал, как в детстве посетил фильм-вестерн. Отчетливо помнил название – «Великолепная семерка». Перед его глазами встала удивительная картина: серый туман застилал мелких людей, солнце боролось с мглой, пробиваясь лучиками к носу Колина, магазинный пакет перелетал через улицу, словно перекати-поле, только чуточку помедленнее, ближайший светофор наполнял улицу насыщенным зеленым или красным цветом. Колину нравилось наблюдать, как бежит или стоит человечек. Человечку можно придумать любое имя, любую работу – даже без опыта он может быть и писателем, и полицейским, и пожарным. Всем – и одновременно никем. Остальная картина была умело скрыта за серыми тонами. Насытившись зрительно, он ждал, пока придет повар. Их кормили два раза в день, отчего можно было позволить себе не готовить. Наваристая похлебка с кусочком хлеба или каша полностью подавляли чувство голода, даже если он не ел два или три дня.

Уснув у окошка, он проснулся от стука в дверь. Кто-то незнакомый бил в дверь волосатым кулаком. Долго притворявшись мертвым, Бёрг потянулся, убрал со щеки крошки и подошел к стеклянной двери. Нежно потерев стекло, он узнал видимые черты лица. Повар наконец-то пришел. Небольшая улыбка воцарилась на лице Колина, говорившая: «Еда».

Колин перевернул замок в другое положение, что позволило открыть дверь, и сказал: – Здравствуй, Пол, чего пришел?

Затуманенные глаза обежали ресторан и уставились на худенького человека.

– Опять твоя морда. Голодный? – обыденным тоном, не смотря на Колина, сказал Пол.

– Не отказался бы от чашечки горячего супа.

– Жди, скоро будет. Гертруда когда придет? Не знаешь? Ни черта ты не знаешь, – грубо, подавляя эмоции, договорил и ушел крупный мужчина средних лет.

Пол – повар, который работает каждый день в этом забытом Богом месте. Крупный, с брюшком, он стремился скрыться на кухне, которая по праву может называться его. За плитой он проводил целые сутки, кажется, что работа ему нравилась, хотя по низко опущенным бровям так легко не скажешь. Волос вообще нет, лысая голова блестит на солнце, а глаза впитывают солнечные лучи, словно всеми силами он пытается привлечь внимание. Надев фартук, умывшись в обезображенном умывальнике, он зажег синеватый огонь и приступил к приготовлению очередного шедевра. Нашинковал овощи, поставив на плиту кастрюлю и посолив перед этим воду, он направился обмолвиться словами с нелюбимым официантом.

– Эй, давно с тобой не виделись. Как жизнь?

– Бьет ключом, – огрызнувшись, явно не желая говорить, ответил Колин.

– Волосы помой, а то невозможно смотреть на тебя, или можно сбрить их, только позови.

– Не тревожь меня.

Вздохнув и выдохнув всем запасом воздуха, повар ушел расстроенный, напоследок сказав: – Суп сегодня с капустой и картошкой. Жди, – развернувшись, Пол последовал в свою обитель.

Общение не складывалось. За годы они ни разу нормально не поговорили, хотя стремление к душевным разговорам у Пола было, несмотря на его невзрачный и отягощенный заботами вид.

Многолетний опыт работы позволял ему готовить по-настоящему изысканные блюда, которые с легкостью могли бы сравниться с шедеврами шеф-поваров более успешных заведений. Суп готовился полчаса, попробовав его, повар оценил и преподнес к столу. Бёрг взбодрился, отпрянул от окна и с усердием приступил к поеданию шедевра. Неаккуратно ложка ходила ото рта к тарелке, повторяя одни и те же действия много раз.

– Вот, кто действительно ценит мой труд! А эти проходимцы даже не поблагодарят за хорошо проделанную работу. Ты слышал от них хоть слово благодарности, раз чаевые они не собираются оставлять?