Молчание (СИ) - Булахов Александр

— Ошибаешься, — возразил ему Погодин. — Резервы мочевого пузыря ограничены.

— Это верно, — согласился с последним утверждением Максим Викторович. — Мне надо еще успеть перед собранием в туалет заскочить. Ты допивай кофе, будешь уходить — закроешь двери на ключ. Я к тебе после собрания зайду, ключи заберу.

— Трудно работать творческому человеку среди вас, циников и невежд, — пожаловался Погодин и вылил остатки кофе в раковину. — Подожди, сам закроешь. А я пойду прогуляюсь в морг, поищу вдохновения.

3

Девушка в черном платье с коротким рукавом, словно фантом, возникла ниоткуда. Круглова точно знала, что в замкнутом ответвлении коридора никого не было. Когда она вышла из кабинета ультразвуковой диагностики и, посмотрела налево, кроме голубых стен и пустой зеленой скамеечки ничего не увидела. Но, сделав ровно два шага в нужном ей направлении, она почувствовала взгляд и обернулась. Худенькая, сгорбленная, одетая не по сезону девушка с иссиня-черными волосами, приближалась к Елене Степановне, ее нежные руки перебирали четки, на плече у нее сидел ворон.

Круглова испугалась очень сильно — не каждый день такое увидишь! Ее сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Открыв рот, бедная женщина толком ничего не смогла произнести и мысленно прощалась с жизнью, будто на нее надвигалась сама смерть. Тем временем «черное нечто» остановилось в шаге от нее и заговорило:

— Уходи из больницы немедленно. В составленном списке смертей ты под вопросом.

— Девушка, вы в себе? — дрожащим голосом спросила лечащий врач терапевтического отделения.

— Елена Степановна, а вы в себе? — пробил сознание Кругловой женский голос, и она увидела перед собой медсестру из кабинета УЗИ. — Вы карточку больного на столе оставили. Заберите.

Круглова, вытерла платком холодный пот, выступивший на лбу, забрала карточку и извинилась:

— Прости, Света, что-то я себя неважно чувствую. Башка моя раскалывается на части. Пойду «спазмалгон» выпью.

«Что же это со мной творится, — задумалась Круглова, — может, от того, что я села на диету, у меня крыша немного поехала? Дурость какая-то. Стопроцентные галлюцинации. И кому теперь в этом признаваться?»

Поднимаясь по ступенькам на второй этаж, Круглова столкнулась с Погодиным. Он с улыбкой спросил:

— А это что за дрянь с вороном на плече за вами ходит, Елена Степановна?

— Что?! Какая дрянь? — взвизгнула женщина и оглянулась.

Петр Алексеевич вмиг перестал улыбаться:

— Ну, вы даете, Круглова, пора уже к моим шуткам привыкнуть и не реагировать так остро.

— Погодин, пошел вон! Задолбал ты меня со своими ужасами. Услышу от тебя еще раз что-нибудь подобное — убью, не задумываясь!

Погодин отскочил от Кругловой как от чумной и, ничего не говоря, помчался вниз по ступенькам.

В кармане Елены Степановны зазвонил мобильный телефон:

— Лена, — услышала она голос Максима Викторовича. — В приемное поступил на скорой больной с острыми болями в области желудка. После осмотра оформляй его к нам в пятую палату.

— Хорошо, Максим, — ответила она ему. — Но, если честно, я уже забегалась по больнице. Ты наших мальчиков тоже запрягай работой, а то они сидят в ординаторской и ничего не делают, только языками чешут.

В боксе номер один приемного отделения сидел толстый, лет пятидесяти — шестидесяти, мужчина, раздетый по пояс. На шее у него на цепочке висела маленькая коробочка размером со спичечный коробок. Круглова несколько секунд не сводила с нее взгляда.

Мужчина сам указал рукой на странную маленькую коробочку:

— Интересуетесь? Даа… Верите, нет — двадцать лет с себя не снимаю.

— Там, наверное, лежит что-то важное для вас? — рассеянно спросила Круглова и подумала о том, что «глюки», наверное, у нее еще не прекратились. Вот же денек выдался — одно сплошное расстройство психики. У нее и у всех окружающих разом.

— Честно вам сказать доктор, я ведь и сам не знаю, что в ней лежит. Но! Открывать ее не имею права.

— О, даже так! — улыбнулась Круглова. — Вы меня заинтриговали… Ладно, расскажите, что вас беспокоит?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мужчина положил обе руки на низ живота.

— Болит, доктор. Терпеть уже не могу. Верите, нет — не сплю, не ем.

4

Максим Викторович выглянул в окно и увидел три черных джипа «LincolnLuxus», они остановились возле главной проходной. Магамединов хорошо знал эти машины. К ним пожаловал сам мэр города. А значит, сейчас начнется такая беготня — мама не горюй!

Обычно о приезде мэра в больницу главврач знал заранее, и к такой «радостной встрече» все готовились больше месяца. А тут (на тебе!) явился черт без предупреждения. Что бы это значило?

Через три минуты челюсть у Максима Викторовича отвисла чуть ли не до пола. Минуя проходную, к машинам бежал его подчиненный Беленький Борис Анатольевич.

— Вот тебе раз! У нас теперь простые смертные мэров встречают. А что ж тогда главврачу делать? — не веря своим глазам, произнес Магамединов.

Из джипа навстречу Беленькому вышел лысый качок в черном костюме, левой рукой он поправил свои крупные яйца (довольно таки солидный жест для человека, приближенного к мэру), почесал задницу — и все это проделал непринужденно, никого не стесняясь.

Борис Анатольевич, подбежав к качку, что только ни вытворял: и кланялся, и танцевал, и руку левую собеседника горячо пожимал обеими руками, и крутил башкой в разные стороны. Качок протянул ему серебристый металлический кейс, который все это время держал в правой руке и заговорил явно о чем-то серьезном. Потом указательным пальцем постучал по дорогим наручным часам. Этот жест Магамединов понял так: «времени у тебя, дружок, в обрез». Лысый похлопал Беленького по плечу, развернулся и пошел к джипу.

Когда крутые машины исчезли из поля зрения заведующего терапевтическим отделением, тот не выдержал, набрал номер мобильника Бориса Анатольевича, и через секунду услышал его голос:

— Алло! Слушаю вас, Максим Викторович!

— Ну что, Борис Анатольевич, получили от мэра задание особой важности? — подколол своего подчиненного Магамединов. — Я рад за вас. Поднимитесь ко мне, я вам тоже работки подкину.

— Максим Викторович, ну зачем вы так говорите? Вот не знаете, а говорите. Это братик мой родной приезжал, в аппарате управления он у меня работает. На таких вот машинках разъезжает, а ведь я его сто раз просил, будь же ты скромнее, что люди подумают, только в краску меня вгоняешь, а он — ни в какую! Служебный, говорит, транспорт. Ничего не могу поделать.

— Ясно, Борис Анатольевич, я и подумать не мог, что у вас такие серьезные связи.

— Да, какие там связи, Максим Викторович?! Братик это мой родной. Скажете мне тоже.

— Ладно, не прибедняйтесь, жду вас у себя, — сказал напоследок Магамединов, отключился, и подумал: «Врешь ты мне, Борис Анатольевич, но не знаешь, что вранье я за версту чувствую. Интересно, может, ты мне еще скажешь, что в кейсе тебе лысый братик обед привез и пальцем по часам постучал — мол, поспеши, а то все остынет».

5

После того, как ушел Борис Анатольевич, нагруженный работой, которую ему, не жалеючи, надавал заведующий терапевтическим отделением, в кабинет без стука заглянул Сергей Рыжов. Он внимательно выслушал Магамединова, сходил в шестнадцатую палату, в которой лежала Сарнацкая, вернулся и развел руками:

— Максим Викторович, сходил я в вашу шестнадцатую — так ничего и не понял. Батареи работают исправно, греют, как слоны. Там Африка должна быть, а на самом деле Арктика. Черт его знает, в чем там дело.

— Должна же быть какая-то причина? — задумался вслух Магамединов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Нету причины, одно расстройство нервов. Между прочим, в хирургическом отделении, в двенадцатой палате, аналогичная картина маслом. Во всех палатах на третьем этаже тепло, а вот именно в двенадцатой — холодильник. Даже на одной стенке ледяная корочка имеется. Николаев распорядился, чтобы в эту палату два электрообогревателя поставили под его ответственность, и все равно лучше не стало.