Особо опасны при задержании [Приключенческие повести] - Юрий Мишаткин

— Будут кони, — пообещал Магура, — а пока устраивайтесь как дома. Утром подадут паровоз.

4

Приказ № 1 по комиссариату искусств

1. Принять на работу в агитотдел и взять на полное довольствие с сего числа тов. артистов: Петряева (он же Веньяминов-Жемчужный) К. Е., Добжанскую А. И., Добжанскую Л. С.

2. Назначить тов. Калинкина И. И. интендантом комиссариата со всеми вытекающими из этого полномочиями и обязанностями.

3. Считать вышеупомянутых товарищей членами фронтовой бригады агитотдела.

Ушел на запад эшелон красноармейцев, и вокзал замер, утих, запрудившие его люди улеглись в здании на лавках и на полу, надеясь, что утром им удастся наконец-то уехать.

В стоящем на запасных путях одиноком вагоне никто не спал. Калинкин помешивал кистью в банке с алой краской, Магура, устроившись на лесенке, слушал тишину. Певец Петряев был занят стиркой носков и при этом мурлыкал под нос какую-то мелодию, Людмила и Анна Ивановна Добжанские развешивали в купе свой небогатый гардероб.

— Обратила внимание, какой был жеребец? — спросила Людмила мать. — Хоть сейчас выводи на манеж.

— Может быть, со временем у нас снова будет своя конюшня… Когда закончится война, люди обязательно вспомнят о театре и цирке.

— Уже сейчас вспомнили. Комиссар вспомнил.

— Он выглядит вполне интеллигентным. Ты заметила?

— Ложись, пожалуйста. Мы еще не знаем, что нас ждет утром, спустя сутки.

Тишина вокруг вагона нагоняла спокойствие, безмятежность, а вместе с ними сон.

— Завтра допишу, — решил Калинкин, подойдя к Магуре. — Еще можно гидру контрреволюции, Краснова или Деникина, нарисовать. Как они от наших штыков улепетывают.

— Всего трех артистов нашли, не мало ли? — пожаловался комиссар, думая о своем. — Для полного концерта, боюсь, не хватит. К тому же коней нет, и гитары тоже…

— Это ты правильно с концертом придумал. При теперешнем положении искусство, — Калинкин сжал кулак, — во как республике нужно. А то что артистов маловато — не беда. Приедем на фронт, бросим клич — и среди бойцов артисты найдутся.

Темная беззвездная ночь обступала станцию, заглядывала в окна агитвагона.

Утром прибыл закопченный, яростно пыхтящий паром и стреляющий из трубы искрами паровоз. Подцепив вагон, он без свиста покатил к светлеющему горизонту. И побежали за окнами телеграфные столбы, застучали под полом вагона специального назначения (так вагон числился в железнодорожном ведомстве) колеса.

Первым проснулся Калинкин. Протерев глаза, он с удивлением осмотрелся, не сразу вспомнив, где находится, затем оделся и прошел по тендеру в будку паровоза, где шуровал в топке кочегар, а у рычагов и манометров стоял машинист.

— С топливом худо, — пожаловался кочегар. — На сотню только верст уголька хватит.

— Чего-нибудь придумаем, — успокоил его Калинкин и выглянул из будки, подставив лицо упругому ветру.

— Сам тоже из артистов? — покосившись на интенданта, хмуро спросил машинист.

— Я-то? Разве похож? — улыбнулся Калинкин. — Мы этому делу не обучены. Мы больше к борьбе расположены.

— К какой еще борьбе?

— К борьбе за полное освобождение пролетариата от гнета капитала. У каждого человека талант есть. У тебя, скажем, талант паровозы водить, у меня талант к армейской службе. Я на фронтах, почитай, с четырнадцатого. Как взял тогда впервые винтовку в руки, так она все время со мной. Словно прилипла.

— Чего твои артисты представлять будут?

— Разное. А точно не знаю и врать не буду, потому как в работе их не видел.

Калинкин постоял еще в будке, затем вернулся в вагон, где столкнулся с певцом. Буркнув «пардон», Петряев юркнул в коридор и постучал в купе Добжанских.

— Тысяча извинений. Я к вам, сударыня, с превеликой просьбой: не одолжите ли утюжок? В дороге немного поизмялся, надо привести гардероб в надлежащий вид.

— Утюг есть, надо лишь попросить у машиниста углей, — приглашая в купе, сказала Анна Ивановна. — Но зачем сами занимались стиркой? Неужели не могли попросить меня или Людмилу?

— Не счел удобным беспокоить.

— Но вы лишь сполоснули! Снимайте это чудо прачечного искусства! И никаких возражений! — потребовала Добжанская и отвернулась к окну. — Ну, сняли?

— Да, — несмело отозвался Петряев.

Добжанская обернулась и, не обращая внимания на стыдливо поднявшего воротник пиджака и закрывшего руками голую грудь Петряева, отобрала манишку.

— Не знаю, как вы, а я и дочь ужасно истосковались по работе, по взмаху дирижерской палочки, по инспектору манежа, по свету софитов, по запаху опилок на манеже…

— Вся Россия-матушка сейчас скучает, — согласился Петряев. — Вот смотрю я на вас и удивляюсь: как могли согласиться на эту авантюру с поездкой на фронт? Лично я последнее время ничего не принимаю на веру. А вы, на свою беду, поверили этому комиссару. Неужели серьезно считаете, что большевики сумеют достойно оценить возвышенное, сумеют понять Его Величество Искусство? Они привыкли к балагану на ярмарке, к шарлатанству! — Петряев поднял палец и привстал на цыпочки.

— Но они так тянутся к искусству, — заметила Людмила. — И мы должны, даже обязаны, помочь им прикоснуться к прекрасному.

Петряев скривил губы, повел плечом:

— Вы, мадемуазель, заговорили расхожими большевистскими лозунгами и повели себя, как на митинге. А между тем, не мешает помнить, что товарищи большевики полностью отрицают все старое, которое громогласно объявили прогнившим, и на обломках старого смеют строить новое царство социализма! Да-с! И в этом называемом «царстве» не будет места для истинного искусства и, значит, для нас с вами!

— Вы же знаете, как сейчас трудно найти ангажемент. А тут…

— Я вас ни в коей мере не осуждаю, тем более за приход в этот комиссариат. Сам был вынужден согласиться на поездку. Но льщу себя надеждами, что все возвернется на круги своя и вскоре я окажусь среди вполне цивилизованной публики, которая сумеет отличить разухабистое «Яблочко» от арии Каварадоси.

Петряев умолк, считая преждевременным рассказывать о давно лелеемых им планах артисткам цирка, с кем судьба свела его лишь вчера. Тем более говорить о мечте перейти линию фронта и попасть в расположение белой армии, где, несомненно, кто-либо из командного состава прежде видел и слушал его. Тогда будет нетрудно выехать в Европу. Жизнь вдали от манящих огней рампы, прозябание в безделье среди грубой солдатни и матросни заставляли его упорно и настойчиво выискивать любую возможность поскорее и подальше уехать из непонятного ему, кажущегося враждебным и кошмарным нового мира, родившегося в стране в октябре минувшего семнадцатого года.

Нахохлившись, Петряев отчужденно смотрел в окно на проносящиеся мимо телеграфные столбы.

«По слухам, у красных на фронте царит полная неразбериха, со дня на день белая армия перейдет в наступление, двинется на Царицын и белокаменную Москву. А там настанет очередь и Питера. Дни Советской власти сочтены. Всю эту круговерть мне лучше переждать до прихода полного порядка и спокойной жизни в Европе, вдали от революционной шумихи…»

Певец вспомнил, как комиссар в матросском бушлате интересовался его репертуаром, и скривил губы в усмешке: «Имеет наглость рассчитывать, что я стану надрывать свои голосовые связки на открытых площадках под переборы мещанской гитары! Имена Леонкавалло и Верди для него пустой звук, как, впрочем, и все искусство».

Увидев, что Людмила Добжанская собирается перед стиркой зашить его порванную манишку, Петряев хотел сказать, что делать этого не стоит, — манишка свое отслужила, — но не успел. Над головой послышался крик:

— Стой! Все равно не убежишь!

Кричал Калинкин, и кричал не откуда-нибудь, а с крыши вагона.

5

По крыше прогромыхали тяжелые ботинки, следом прокатился гулкий выстрел.

Магура выхватил из кобуры маузер, бросился в тамбур. Вскочил на тормозное колесо и, подтянувшись за выступ крыши, увидел прямо перед собой съежившегося человека с коротко подстриженной бородкой, в шляпе канотье и в пятнистом дождевике, который встречный ветер раздувал, как парус. Схватившись одной рукой за вагонную трубу, другой незнакомец держался за Калинкина.

— Да отцепись ты! — кричал интендант. — Не то вместе слетим! Спускайся и не пробуй у меня стрекача дать! Не такую контру ловил!

— Сей момент… — испуганно говорил человек, не отпуская солдата.

— Слезай и не цепляйся!

Незнакомец и с ним Калинкин на четвереньках поползли по крыше. Лишь у ее края хозяин бородки отпустил Калинкина и, не в силах побороть дрожь в ногах, начал спускаться на площадку, где сразу же попал и руки Магуры.