Не будет весеннего бала - Сергей Аксу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эх, градом бы всю эту нечисть, за раз!
– Размечтался!
– Похоже, кранты нам, парни! Как там, у Мишки Тихонова, в песне поется: «Девятнадцать лет много или мало. В кармане девичий привет, но не будет весеннего бала…»
– Дим, думаешь, нам – полный капец?
– Уверен! Чудес на свете не бывает, старик! Весеннего бала уж точно не будет!
За его спиной раненый Пашка Фомин, держа в дрожащей руке маленький бумажный триптих, бубнил под нос:
– …вселися в ны, и очисти ны от всякия скверны, и спаси, Блаже, души наша…
Анохин, воспользовавшись короткой передышкой, возникшей во время боя, собрал офицеров.
– Вахи обещают дать нам коридор. Чтобы мы убрались с их пути. Они пробиваются на Ведено. Там родина Шамиля. Там ему и родные стены будут помогать. По моим расчетам, подмога будет только завтра. Не раньше. Колонну, что шла на выручку, заблокировали. Мы можем рассчитывать только на себя. Вот такой расклад, мужики.
– Уйти мы не можем. До хера раненых! Да и абреки нам так просто уйти не дадут. Знаю, этих сволочей, – отозвался Бакатин.
– Раненых много, – вставил старший лейтенант Каретников. – И с патронами совсем паршиво!
– Да, боеприпасы надо экономить. Впустую не стрелять. Бить сволочь только наверняка.
– Одним словом, финита ля комедия, – сказал помрачневший капитан Розанов, отшвыривая в сторону бычок.
– Что ты сказал? – спросил Травин.
– Да это я так, к слову! – отмахнулся Розанов.
Анохин снова у рации.
– Седьмой! Седьмой! Я – Стрела! Я – Стрела!
– Седьмой на связи! Прием!
– Седьмой, давай огневую поддержку! Мы окружены! Не могу поднять головы! До хера трехсотых! Сделайте хоть что-нибудь, черт возьми! Прием!
– У меня приказ!
– Да мне насрать на твой приказ! Огня давай! Вашу мать! Заснули там, что ли? Прием!
Анохин вытер ладонью посеревшее лицо, воспаленные глаза лихорадочно блестели.
– Жалкие пидоры! – выругался он.
– Командир, это я – Хамид! Помощи не жди, никто не придет к тебе! – вновь забубнила рация.
– Заткнись, сволочь!
– Командир, ты же умный мужик, подумай о пацанах. Забирай их и уходи с дороги. Слово джигита, что не трону ни тебя, ни твоих сопляков!
Багровый от ярости Анохин сунул наушники в руки Ткаченко:
– Держи! Ни на минуту не прекращай просить помощь! Коренев! Коренев! Сколько раненых?
Недовольный Хамид в укрытии кричал на своих командиров:
– Ахмед, ты джигит или баба? Кто против тебя воюет? Мальчишки! От силы рота сопляков! Мы должны убрать этих неверных собак с дороги!
– Эмир, они хорошо укрепились! Мы несем большие потери! – глухо отозвался один из полевых командиров.
– Кто? Когда укрепился? Ты что несешь, Аслан? Твои люди стреляют как женщины. Ты должен долбить русских собак из минометов до тех пор, пока не запросят пощады.
– У нас мало боеприпасов.
– А ты, Абу Селим, бери своих людей, и с Рустамом обойдите их с правого фланга. Посмотрим, как они будут метаться, разрываясь на части, чтобы держать оборону. У нас нет времени, братья. Если они нас здесь запрут, мы окажемся в мышеловке! Это гибель! Мы должны разрубить этот узел! Я все сказал! Аллах акбар!
– Аллах акбар! Аллах акбар! – вразнобой откликнулись командиры.
Снизу из тумана до десантников донеслось заунывное пение муллы – духи молились.
– Все, ребята! Полный п…дец! Сейчас ломанутся, гады! Только держись! Шакалы! – крикнул Андрей Романцов.
– Красиво поет, сволочь!
В ложбинке с раздробленной головой, вниз лицом, лежал рядовой Князев, чуть дальше навсегда притихли убитые Фомин, Костров, Анисимов, Севастьянов (Наивняк).
– Я ранен! Я ранен! – неустанно твердил Матвеев, уставившись широко открытыми глазами на перевязанную в колене ногу. Рядом Максим Шестопал сосредоточенно набивал пустую фляжку снегом, боясь поднять растерянный взгляд. В соседнем окопчике страшным голосом заорал в истерике рядовой Квасов, неистово кромсая со всего маха мерзлую землю десантным ножом. Потом он в изнеможении уткнулся лицом в рваные рукавицы, его плечи и спина затряслись от беззвучных рыданий. Сбоку от убитого чеченским снайпером Одинцова, вцепившись в «калаш», лежал старший сержант Самсонов и курил.
– Сомик, дай разок смольнуть! – окликнул его Романцов.
– На, держи! И Игорьку оставь! – Самсонов, глубоко затянувшись, передал сигарету пулеметчику.
– Ублюдки! Наивняка убили!
– Ненавижу! Падлы!
– Андрюх, нам отсюда не выбраться!
– Это точно! Вот она – смерть!
– Никогда не думал, что…
– Заткни хайло, ссыкуны! – огрызнулся сквозь зубы Самсонов, резко повернув к бойцам злое лицо.
Левее от них рядовой Сиянов усердно ковырял лопаткой землю, углубляя ячейку вокруг раненого в грудь младшего сержанта Андреева.
– Мне холодно, – шептал тот побелевшими губами. – Я пальцев не чувствую.
– Потерпи, Колян. Еще немного, наши вот-вот подойдут. Слышал взрывы? Это наши прорываются, – ответил Сиянов.
– Алеша, кому мы на хер нужны? – криво усмехнулся Андреев. – Холодно. Ты не оставишь меня?
– Колян, какую чушь несешь! Да я за тебя любому глотку перегрызу!
Воодушевленные молитвой боевики вновь ринулись в атаку, поливая сопку свинцом. Раздосадованный потерями Хамид бросил в бой свежие силы. Обкуренные «духи» накатывались волнами. Их сдерживал разведвзвод старшего лейтенанта Каретникова. Они не давали наемникам наступать, прижимали их метким огнем к земле. По рации осипшим голосом, не переставая, орал радист Ткаченко, прося помощи.
– Товарищ майор! Товарищ майор! Снова «чехи»! – окликнул он Анохина.
Анохин подполз к рации, прижал к уху наушник.
– Эй! Командир! Не захотел по-хорошему, теперь не жди пощады! Будем вас резать, как глупых баранов! На ремни! Слышишь меня, падаль?
Раздался знакомый противный свист. Метрах в десяти оглушительно разорвалась мина. Осколки просвистели над головой прильнувших к земле бойцов. Их осыпало земляной крошкой. Трясся вместе с пулеметом Андрей Романцов, из «черпаков», выкашивая устремившиеся в атаку черные фигурки, вынырнувшие из пелены седого тумана. Горячие гильзы струйкой летели вправо. Упав, по-змеиному шипели на грязном подтаявшем снегу. Славик Беспалов бросил в наступающих одну гранату, потом другую. Донеслись вопли и проклятия раненых боевиков.
На восточном склоне сопки тоже шла яростная перестрелка, изредка перекрываемая взрывами «вогов» и мин.
Фьють! Пуля вспорола бушлат на спине старшего лейтенанта Саранцева.
– Во, бл…дь! Максимыч! Максимыч! Пригни голову! Слева снайперюга бьет! – отчаянно закричал он, предупреждая командира, но убитый майор Анохин уже не слышал, он всем своим могучим телом навалился на прошитую осколками рацию. Рядом взорвалась граната. Раненых, что находились в окопчике, жестоко посекло осколками. Крики. Стоны.
Откатившиеся вниз «чехи» после небольшой передышки вновь пошли в атаку. С криками «Аллах Акбар!» полезли по склону, но подорвались на «растяжках», установленных во время короткой передышки капитаном Бакатиным. В рядах противника началась паника. Много убитых. Раненые, которые, вопя, пытались ползти назад.
Укрывшись за стволом упавшего дерева, снайпер Валерка Кирилкин сосредоточенно стрелял по еле различимым ползущим фигуркам. По его исцарапанному лицу лились слезы, которые он поминутно вытирал рукавом.
– Как бы не обошли! Тогда хана! Тогда хана! – твердил он.
– Ни хера у «вахов» не выйдет! – отозвался угрюмый Димка Коротков.
– Почему?
– Склон там обрывистый!
– Ну, что же наши-то молчат? Суки! Знают же, что нас мочат!
– Туман еще, бля, повис! Будь он не ладен!
– Хер, кто полетит в такую непогоду! Гляди, гор совсем не видать!
В ста метрах левее от них к выступу скалы, за которым укрылись трое бойцов, огибая густой кустарник, подбирались четверо боевиков, увешанные гранатометами и выстрелами к ним. Они хотели зайти с тыла. Отчетливо слышалось их тяжелое прерывистое дыхание. Выглянувшего из-за укрытия Игоря Прибылова всего затрясло как в лихорадке. Руки, сжимающие оружие, вспотели, он ежесекундно облизывал пересохшие обветренные губы.
– Тсс! Тихо, парни, – шепнул на ухо ему и Сиянову пулеметчик Пашка Ковальчук и прижался щекой к ложу ПКМа. – Как покажутся, открываем огонь.
Но Прибылов неожиданно для всех вдруг вскочил во весь рост и в упор дал длинную очередь по боевикам. Стреляя, он, весь красный, с выпученными глазами, вопил:
– А-аа! Аа-аа!
И продолжал строчить как сумасшедший, когда боевики уже завалились под его выстрелами.
– Ложись, мудила!! – зло крикнул Пашка, дергая его за ногу. Игорь упал рядом с ним, прерывисто дыша.
– Гады! Гады! Гады-ы! Гады-ы-ы! – причитал он сквозь слезы и вдруг замолк, осознав, что произошло, что его могли только что убить.
Капитан Розанов приготовил «макаров» с последним патроном и, стиснув зубы, с трудом извлек здоровой рукой из внутреннего кармана письма и фотографию, на которой были изображены: Ира, Сережка и пухленькая Настюшка с надутыми губками. Он бережно отложил фото в сторону и развернул последнее письмо. Пробежал глазами милые завитушки родного почерка. Потом медленно порвал все письма и фотографию на мелкие кусочки. Сверху раздался хорошо знакомый противный свист. Все с открытыми ртами вжались в землю. Рядом разорвалась мина. Несколько осколков безжалостно впились в бок потерявшему сознание рядовому Шестопалу, который лежал рядом, остальные пришлись впритирку, изодрав капитану в клочья бушлат на спине и перевязанную левую руку.