Эй становится взрослым - Екатерина Боярских

Детство Эй провёл в общей пещере. Пока он был совсем крохой, мама всюду носила его с собой. То время в памяти почти не осталось — он запомнил только тепло: тёплые руки, поднимающие его со шкуры возле огня. Когда он немного подрос, то стал оставаться днём в пещере. Ведь у мамы, как и у других Матерей племени, было много дел, и они возвращались домой лишь к вечеру. Эй начинал ждать маму заранее, а потом бежал к ней, подпрыгивал и обнимал за шею. Днём за детьми племени следила Тётушка Зю.

— Тётушка Бзю! Тётушка Гзю! Мзю! Лзю! — в ярости кричал очередной мальчишка, когда детохранительница волокла его в пещеру со словами: «Ты заболеешь», «Там звери» или «Выпал снег». А девочки шёпотом спорили, что больше — сама Тётушка или её причёска. Такую причёску и вправду не забудешь. И чем только ни украшала она свою шевелюру — бусами, цветами, перьями, ракушками и даже костями…

Тётушку Зю приходилось называть Хранительницей. Она хранила Младших, хотя сами Младшие были бы только рады, если б она ненадолго перестала их хранить. Вздремнула бы хоть раз, что ли. Или на речку сходила. Но не такова была тётушка Зю: какой сон, какая речка, когда вокруг такой беспорядок! Детохранительница снилась в страшных снах всем детям Серого племени, а быть может, и Отцам с Матерями — тем, кто помоложе — их ведь тоже когда-то хранила Тётушка. Эй слышал однажды, будто Тётушка отшлёпала молодого охотника, услышав, как он загадывает девушкам загадку: «Мамонт шёл на задних лапах, в волосах гнездо воронье…» Девушки ещё даже не начали отгадывать, зато Тётушка сразу сообразила, о ком речь.

Налетела, схватила и отшлёпала. Охотник потом ещё долго сторонился тех девушек — боялся, что засмеют.

Тётушка Зю для каждого находила «доброе» слово и постоянно всех одергивала: «У тебя кривые руки», «Всё лицо в земле и саже», «И куда это ты собрался?», «Вы только взгляните — задом наперёд оделся!», «А ты почему не ешь, негодник?», «Ест один как трое взрослых», «Ты ребёнок или заяц?», «Будешь бегать как угорелый — ноги оторву!». Летом бывало легче, а зимой и осенью Тётушка просто покою не давала. Жужжала над ухом, как огромный комар размером с того самого мамонта на задних лапах, про которого до сих пор шутили в племени. Шутили, да оглядывались — вдруг опять услышит и отшлёпает.

Чаще всего Тётушка говорила: «Опять без дела сидишь?!» и «Вернись сейчас же!» Сидеть без дела было нельзя. Все, кто уже умел ходить, собирали грибы и ягоды недалеко от дома, приносили дрова или помогали Тётушке дубить шкуры. Для этого их надо было выскоблить, вымочить, отбить и помять колотилками, а затем растянуть и высушить. Девочки не справлялись, колотилки были тяжёлые, а голос Тётушки разносился по всей пещере, заглушая и стук, и тихий смех, и разговоры. «Не выйдет мастеров из неумех!», «Прямей!», «Ровней!», «Старательней!», «Не спи!» — гремела она.

Эй помогал девчонкам, хотя он-то мог бы отказаться: он ведь мужчина, да к тому же ещё и самый старший среди Младших племени — малышни, ползающей под ногами, как муравьи в муравейнике, но какой от них толк? Даже не поговоришь. Вокруг только маленькие. Смешные, тёплые, лезут на руки, как мыши из сказки, но такие глупые ещё… Эй как-то взял с собой одного на Каменный остров. На самом деле это был не остров, а три огромных камня, почти перегораживающие узкую речушку.

На Каменный остров можно просто прыгнуть с берега — не плыть, не строить переправу, а просто перескочить. Остров — детское место, взрослые туда не ходили. Кроме, конечно, Тётушки Зю. Правда, в лесу наблюдать за ней — просто умора. Про таких говорят: «деревьев вокруг пещеры не вспомнит» и «вокруг холма не обойдёт». Поэтому она обычно сидела в пещере, а в лес носа не совала. Но если кто-то всё же убегал на Каменный остров, то кое-кто обязательно должен был этого кого-то оттуда вытащить. «Кое-кто зверский! Кое-кто жуткий!» — опять, не сдержавшись, выкрикнул мальчик, и мыши его отлично поняли.

— В общем, — вспоминал Эй, — она нагрянула. Стала кричать с берега: «Ну-ка, быстро оба сюда!» Мальчишка захныкал, повис на Эе, Эй стал его осторожно перетаскивать с камня на камень под истошные вопли Тётушки: «Уронишь! Ой-ой-ой, сейчас уронишь! Обязательно уронишь!» Конечно же, малыш испугался. Как не испугаться — мелкий такой, в прошлом году по пещере на четвереньках ползал. «Уро-о-о-о-нишь!» — не унималась Тётушка. Эй ни за что не уронил бы ребёнка, если б она так не орала. А тут… то ли руки разжались, то ли мальчик стал выворачиваться… Короче говоря, он упал между камнями, ободрал руку, обе коленки, заплакал. «Нет уж, с малышами ходить — хуже некуда. Особенно когда кое-кто идёт по следу», — решил Эй. Ссадины и царапины на малыше зажили очень быстро, и через неделю он уже рассказывал одногодкам: «Я рыба-лосось, я нырял в водопад!» Хотя какой там водопад — вода быстрая, правда, а глубина — по колено.

С тех пор Эй ходил гулять один. Как-то вечером, когда Детохранительница сидела у огня и казалась спокойнее обычного, Эй спросил:

— Тётушка, почему у нас так много малышей, а я такой один? Разве не было других детей, которых матери родили в то же время, когда мама родила меня?

— Были, — ответила она. — Но мы их потеряли.

Тут она задумалась, глядя в огонь, и больше ничего не сказала.

Эй и раньше слышал: матери вспоминали о Великом холоде и Голодной зиме, но они не любили говорить об этом и при детях сразу замолкали.

Тётушка не отводила глаз от пламени. Она думала о чём-то очень печальном, и Эй не знал, что сказать. А потом Тётушка наконец посмотрела на него.

— Мы их потеряли, — повторила она. — Выжил ты один.

В этом году Эй уже не чувствовал себя ребёнком: умел поддерживать огонь, сам смастерил себе заплечный мешок, чтобы носить с собой важные вещи. Он уже не должен был спрашивать разрешения, чтобы уйти из пещеры, и завёл в окрестностях тайник. Там хранились рыболовные крючки и красивые камни. Камни Эй собирал с самого раннего детства. Если бы кто-то спросил: «Зачем они тебе?» — он бы, пожалуй, и сам не смог ответить. Но как же хорошо сидеть одному в заветном месте и, раскладывая перед собой камешки, изучать узоры, прожилки, пятна и сколы на каждом… Это завораживало мальчика не меньше, чем пляшущий огонь и сказки.

Эй любил камни, их у него становилось всё больше, и все ему были дороги, каждому он давал имя. Были у него Камень луны, Камень грозы и Камень воды — этот белел словно пена на реке. Когда Эй смотрел на него, он вспоминал время Большой воды и то, как она после долгих дождей мчится над берегами, захлёстывая камни.

Один камень назывался просто Весна. Другой — Белое дерево. Когда-то Эй поднял его с земли, просто так — чтобы вспугнуть птиц. Перевернул шершавый, плоский сероватый камешек — и сам чуть не окаменел от удивления, увидев на обороте красивейший узор — словно гнулось от ветра тонкое белое деревце.

Из этого камня он сделал украшение. Долго ходил вокруг мастера, одного из Старших, наблюдал, как тот работает, а потом сам пробил в камне дырочку и вдел в неё тонкую полоску кожи. Надевать Белое дерево не решался — боялся потерять. Он точно знал: пока этот камень хранится в тайнике, всё будет хорошо.

Всё и было хорошо. Тётушке он уже доставал до плеча и часто мечтал, каким высоким и сильным вырастет. Она уже не выскакивала за ним из пещеры с криком «Замёрзнешь, заболеешь!», хотя иногда Эй ещё бегал от неё — но теперь не потому, что она его не отпускала. Он дразнил Тётушку ради Ю: пока Детохранительница гонялась за ним, Ю удавалось ускользнуть.

Ю была девочкой. Вообще-то с девочками Эй никогда особо не дружил, но мальчишек-ровесников не было. Так что пока он не подружился с Ю, Эю бывало одиноко. Собственно, он и не подружился, а так… Бегали просто наперегонки, сидели вместе на берегу, бросали в реку камни. Ю совсем не нравилось искать сухие ветки для огня, вымачивать шкуры отварами Тётушки Зю и учиться шить. Её тянуло только в лес. Матери каждый раз звали её с собой: «Мы научим тебя искать вкусные корни, покажем орешник, будем вместе собирать ягоды…» Но Ю всегда отвечала: «Нет». Она вообще любила говорить «нет». А Детохранительница, напротив, очень сильно не любила, когда ей кто-то перечил. Так что если она несла кого-то под мышкой, а кто-то вертелся, кусался и кричал: «Тётушка Гзю! Тётушка Бзю!», то это, скорее всего, была Ю. Она обожала уходить одна и терпеть не могла, когда кое-кто хватал её поперёк туловища.

Зубы у Ю были острые. Однажды Тётушка Зю испытала это на себе. Она хотела шлёпнуть непослушную девчонку, а девчонка стала кусаться. С тех пор Тётушка всё чаще стала говорить Эю: «Младший, сходи поищи нашу крыску. С утра её не видно». И Эй шёл. В один из таких дней, когда Ю была ещё маленькой, он нашёл её на каменной осыпи. Пошёл дождь, камни стали скользкими, и Ю не могла спуститься. Она сидела под большим камнем, нахохлившись, как птенец.

Год спустя, уже следующей весной, Ю и Эй придумали, как убегать от Тётушки, когда она собирает детей скоблить шкуры или ещё что похуже. Надо просто сговориться и бежать одновременно в противоположные стороны. Сразу двух ей точно не догнать, да обычно, пока Тётушка решала, за кем гнаться, оба были уже далеко…