Портфель капитана Румба - Владислав Крапивин

Однажды дядюшка не выдержал и пошел в издательскую контору, хотя в рукописной книге оставалось еще немало чистых листов. В издательстве прочитали все "Удивительные истории", а потом редактор – пожилой господин с похожими на сапожные щетки бакенбардами – вежливо объяснил дядюшке:

– Господин Юферс, рукопись ваша весьма любопытна. Да-с… Но в ней, на наш взгляд, чего-то недостает. Как бы это выразиться… какой-то главной, самой интересной истории. Так сказать, стержня!.. Не огорчайтесь. Когда эта история у вас появится, будем рады встретиться с вами опять…

Дядюшка все-таки, конечно, огорчился. И даже обиделся. Но потом подумал, что ничего не потеряно. Новых историй впереди еще достаточно, а в книге пока хватает незаполненных страниц!

Однако вскоре стало не до книги.

…Ох, как не хочется из уютной "Долбленой тыквы" возвращаться в нетопленую каморку. Но пришло время рассказать о печальном.

Дело в том, что денежные дела папаши Юферса шли не так хорошо, как могло показаться. Пока он по-дружески встречал в "Долбленой тыкве" моряков, пока записывал истории и мечтал увидеть их напечатанными в толстом томе с цветными картинками, в городском банке у него копились не доходы, а долги. Где-то папаша Юферс не вернул вовремя ссуду с процентами, где-то неправильно уплатил налоги, кто-то надул его с векселями. И однажды банк предъявил хозяину "Долбленой тыквы" сногсшибательный счет. И дядюшка схватился за голову. Но хватайся – не хватайся…

Когда разоряется честный и добрый человек, принято искать виноватого. Думают обычно, что его обманул, ограбил, пустил по миру какой-то вероломный злодей. Но здесь не было злодея. Банковские чиновники и сам директор даже сочувствовали папаше Юферсу. Разрешили оттягивать, насколько можно, платежи, подсказывали, как выпутаться из беды. Каждый из них был по-своему неплохой человек. Но все вместе – со своими бумагами, кассами, костяными счетами и чернильницами – они составляли машину по имени "Коммерческий банк Гульстауна". А машина, как известно, ничего не чувствует и никого не жалеет.

Все кончилось за два месяца. "Долбленая тыква" была продана, мебель и одежда тоже пошли с торгов. А когда бывший хозяин таверны уплатил последнее жалованье своим бывшим помощникам, оказалось, что у них с Гвоздиком нет за душой ничего. Еле-еле наскребли медяков, чтобы снять каморку под крышей склада. Конечно, иногда помогали друзья, но богачей среди них, увы, не было. Тетушка Марта уехала вместе с котом в деревню. Бобби Брам-стеньга устроился подметальщиком в городском парке, другие работники таверны тоже разошлись кто куда… Папаше Юферсу обещали место портового сторожа, но это лишь весной, а до весны-то еще надо было дотянуть…

Гвоздику пришлось уйти из прежней хорошей школы – там требовалось платить за учение. Дядюшка, вздыхая, записал его в бесплатную школу для бедняков. И попал Гвоздик в класс к учителю Шпицназе.

Учитель этот – костлявый, с бледными глазами и тонкой улыбочкой – никогда громко не ругался, но учеников держал в строгости. Причем степень строгости зависела от его настроения. Если настроение было сносное, тогда еще кое-как можно жить. А если господин учитель приходил в школу, поругавшись с квартирной хозяйкой или посмотрев плохой сон, тогда держись, ребята. Ученики сидели не дыша и пуще всего боялись встретиться с господином Шпицназе глазами. Но он в любом шевелении усматривал нарушение порядка и все равно находил виноватого. И тогда он брал в углу тонкую трость, удобно усаживался на стуле у классной доски и ласково говорил:

– Ну-с, прошу-с, голубчик, ступайте сюда… – При этом длинный плоский нос его белел, а ладони потели от удовольствия. Несчастный понуро шел и укладывался животом к учителю на колени. И орал, и дрыгал ногами, потому что господин Шпицназе так обрабатывал беднягу тростью, что над штанами повисало облако пыли и они, бывало, даже лопались по шву…

Окончив педагогическую процедуру, господин Шпицназе обводил бледными глазами класс:

– Ну-с, кому еще напомнить о дисциплине? Прошу-с…

За эту вот зловещую ласковость и получил он прозвище "Нус-Прошус". Впрочем, чаще его звали просто "Нус" (похоже сразу на "нос" и на "гнус", не правда ли?).

Гвоздика до поры до времени злая судьба обходила стороной. Но вот однажды Нус пригляделся и спросил:

– А что это вы, милый мой, показываете мне, своему наставнику, язык?

Гвоздик испугался, но не очень. Он встал и объяснил господину учителю, что это просто привычка: трогать языком родинку. И на всякий случай сказал: "Простите, я больше не буду".

– Очень хорошо, что не будете. А чтобы вы скорее избавились от столь дурной привычки, мой долг вам помочь. Прошу-с…

Гвоздик вздохнул и пошел. Но когда Нус-Прошус взял его за плечо, случилось небывалое. Учительский стул полетел в угол, а сам наставник взмахнул в воздухе лаковыми башмаками, грохнулся на четвереньки и в таком положении выбежал за дверь, открыв ее головой. Вслед ему полетели обломки трости. Все обмерли. А Гвоздик стоял и смущенно потирал коленку, о которую перешиб палку господина Шпицназе.

Дело в том, что Гвоздик, хотя и был тонкий и маленький, знал кое-какие приемы. Лихие матросы из экипажа канонерской лодки "Не тронь меня" научили его, как даже щуплый мальчик может бросить через себя взрослого дядьку. Главное, чтобы неожиданно…

Ученик Дик и учитель Шпицназе были исключены из школы одновременно. Гвоздик – за то, что осмелился поднять руку на своего наставника. А Нус – потому, что позволил на глазах всего класса разрушить учительский авторитет.

Говорили потом, что Шпицназе пошел служить агентом в частную сыскную контору. А Гвоздик оказался на неожиданных и бессрочных каникулах, которые совсем его не радовали.

4. Старое кресло. – Загадка "Лакартеры". – Сокровища. – Проклятие капер-адмирала Ройбера. – "Это не мама".

– Дядя Ю, – осторожно сказал Гвоздик, – у нас ничего не осталось от той краюшки, которая была на обед?

– Ох, Дикки… Ты же сам замел последние крошки и кинул в рот. Завтра утром что-нибудь придумаем…

– До утра можно совсем отощать… – Гвоздик делал вид, что шутит.

– Тебе, Дикки, тощать некуда, ты и так настоящий гвоздик. А я все равно не похудею. Даже в голодном детстве я был круглый, как буква "о" в названии бригантины капитана Румба.

– Дядюшка, но ведь бригантина-то называлась "Лакартера", – подумав, заметил Гвоздик. – Там нет буквы "О".

– Вот именно. Значит, я был еще круглее… – папаша Юферс тоже пытался шутить.

Помолчали.

– Дядя Ю, а правда, что твое кресло с "Лакартеры"?

– Святые угодники, покровители моряков! Я же сто раз говорил об этом!

– Но я не помню, как оно оказалось в таверне. Не сам же капитан Румб тебе его подарил!

– Еще бы! Я капитана и в глаза не видел, хотя мечтал об этом, когда был мальчишкой… Зато я слышал про него много рассказов – от тех, кто знал славного Ботончито…

– А почему у него такое прозвище?

– По-испански это значит "Пуговка". Говорят, капитан был широк в плечах и носил густые усы, но рост имел очень маленький, а нос – пуговкой…

– Как у тебя? – хихикнул Гвоздик.

– Цыц, негодник! Вздумал смеяться над дядюшкой…

– А кресло-то… Расскажи.

– Я купил его, когда распродавали имущество разорившейся пароходной компании "Лунная дорога". А туда оно попало тоже с торгов. Когда шхуну-бриг "Лакартера" обнаружили недалеко от берегов Западной Африки, целехонькую, но без единого человека, все имущество с нее было распродано с аукциона. Вот любимое кресло Ботончито и попало в ту "лунную контору". А потом уже ко мне… Правда, говорят, у капитана Румба было два таких кресла, но нашли там только одно…

– Дядя Ю, а куда девались капитан и команда "Лакартеры"? Правда, что рассказывают, будто их унесли марсиане?

– Думаю, что марсианами тут не пахнет. Ходили слухи, будто потом капитана Румба, старого и облысевшего, видели на маленьком острове Крабья Клешня, это у северного берега Новой Колумбии. Вроде бы он там служил маячным смотрителем. Да… И с ним были его боцман, кок и старый корабельный пес… А "Лакартеру" они бросили, скорее всего, чтобы запутать следы. За ними охотились все, кому не лень. Уж больно много слухов ходило о сокровищах капитана Румба.

– Но ведь сокровищ на "Лакартере" не нашли!

– Конечно! Разве капитан был такой дурень, чтобы оставлять их, когда покидал бригантину? Да и не возил он их с собой, а зарыл, как водится, на каком-то острове в Тихом океане. Так все говорят… Теперь никто не найдет.

– А ты думаешь, капитан Румб не вернулся за кладом?

– Едва ли… Это ведь не просто, если человек окопался на берегу… А может, капитан и не хотел…

– Почему?!

– Всякое болтают, – вздохнул папаша Юферс. У него не было настроения разговаривать. Но не хотелось и обижать племянника. Даже совесть царапнула: "У тебя-то, у старой брюквы, хоть какая-то искорка есть впереди, а у мальчика – никакого проблеска…" Дело в том, что в углу у камина дядюшка Юферс прятал бутылочку испанского вина "Кровь матадора". Последнюю из старых запасов. И сегодня перед сном он собирался сделать два-три добрых глотка, чтобы ощутить хотя бы капельку праздника. А племянника-то этим не порадуешь.