Дьявол и Том Уокер - Вашингтон Ирвинг

Убедившись, что щепетильность Тома в этом вопросе непреодолима, Черный дровосек перестал настаивать на своем условии, но вместо этого высказал пожелание, чтобы Том сделался ростовщиком; он был весьма заинтересован в увеличении сей братии, поскольку связывал с ними особые надежды.

Это предложение не вызвало у Тома возражений, так как в душе он и сам мечтал заняться чем-нибудь подобным.

— Через месяц ты откроешь в Бостоне маклерскую контору, — принялся наставлять его дьявол.

— Если хочешь, я могу сделать это хоть завтра, — ответил Том Уокер.

— Ты станешь ссужать деньги под два процента в месяц.

— Ей-богу, я буду драть с них по четыре! — воскликнул Том Уокер.

— Ты будешь добиваться выплаты по векселям, отказывать в праве выкупа просроченных закладных, доводить коммерсантов до банкротства.

— Я готов доводить их до самого черта! — радостно воскликнул Том Уокер.

— Да, такой сумеет распорядиться моими денежками! — с удовольствием признал черный плут. — Когда бы ты хотел получить деньги?

— Сегодня.

— Что ж, сказано — сделано, — подвел черту нечистый.

— Сказано — сделано! — повторил Том Уокер. На сем порешили и ударили по рукам.

Всего через несколько дней Том Уокер восседал в собственной конторе в Бостоне.

Вскоре о Томе по городу и дальше разнеслась молва, что он всегда готов ссудить деньги под солидную компенсацию. Все мы помним, каково жилось при губернаторе Белчере,[5] когда образовался дефицит наличных денег. Это было время кредита. Страну наводнили государственные банкноты, был учрежден знаменитый Земельный банк; все помешались на спекуляциях; люди как обезумевшие носились с планами основания новых поселений, возведения городов на пустом месте; повсюду сновали земельные маклеры с планами землеустройства, участков, отведенных под городское строительство, и новых «эльдорадо»,[6] невесть где расположенных, но весьма заманчивых для покупателей. Одним словом, спекулятивная лихорадка, которая то и дело поражает нашу страну, в те годы стала просто пугающей, — ведь буквально каждый бредил о том, чтобы сколотить состояние сразу и из ничего. Но рано или поздно всякая лихорадка ослабевает; наваждения улетучились, а с ними исчезли и воображаемые богатства; приступ эйфории сменился скорбью и унынием, и страна огласилась всеобщими стенаниями о «тяжелых временах».

Практически все оказались в стесненных обстоятельствах, а для Тома с его новыми проектами более подходящего момента и придумать было нельзя. В это время он как раз открыл контору в Бостоне. Вскоре ее уже осаждали жаждущие кредита. Среди них — и просто бедствовавшие, и авантюристы, и биржевые игроки, и не в меру увлекшиеся земельные спекулянты, и расточительные лавочники, и коммерсанты с пошатнувшимся кредитом, и… короче говоря, все те, кто готов был на любые жертвы, чтобы раздобыть денег.

Вот так Том заделался другом нуждающихся и с тех пор вел себя как подобает «истинному другу», который «познается в нужде»; попросту говоря, он давал деньги под хороший процент и надежное обеспечение. Жесткость условий напрямую зависела от бедственного положения просителя. Он скапливал долговые обязательства и закладные, потихоньку переходя к прямому шантажу должников, коих не выпускал из своих цепких рук до тех пор, пока не выжимал из них, как из губки, все до последней монеты.

На этом поприще Том весьма преуспел; он стал богатым, влиятельным и на биржу являлся с гордо вздернутой головой в треуголке. Как водится в таких случаях, Том обзавелся просторным домом, но побороть свою скаредность не сумел, и потому большая часть здания осталась недоделанной и необставленной. Побуждаемый тщеславием, он даже завел карету, однако лошадей почти не кормил, а несмазанные колеса на деревянных осях издавали такие душераздирающие стоны и визги, что казалось, то вопиют души бедных должников, которых он пустил по миру.

С годами Том все чаще размышлял о своей судьбе. Обеспечив себя благами этого мира, он стал беспокоиться о благах будущей жизни. Теперь он сожалел о заключенной сделке с черным приятелем и пытался придумать, как бы увильнуть от выполнения условий договора. Он вдруг начал регулярно посещать церковь. Молился громко и усердно, точно надеялся докричаться до Небес. По его молитвенному рвению на воскресной службе можно было судить о том, много ли он нагрешил за прошедшую неделю. Тихие, скромные христиане, неторопливо, но упорно карабкавшиеся по лестнице благочестия в горний Сион, горько упрекали себя за нерадивость при виде быстрых успехов этого неофита. В вопросах религии Том проявлял ту же непреклонность духа, что и в делах денежных, и прослыл суровым блюстителем общественных нравов. Он как будто вел бухгалтерию собственной жизни и верил, что любой грешок ближнего обернется для него своеобразным кредитом, и даже поговаривал о целесообразности возобновления гонений на квакеров и анабаптистов. Одним словом, религиозный пыл Тома, как и его богатство, стал притчей во языцех.

И все-таки, несмотря на строгое соблюдение церковных обрядов, Том не мог избавиться от зародившегося где-то в глубине сердца мучительного страха, что дьявол потребует с него расчета по долгам. Не желая быть застигнутым врасплох, Том, говорят, всегда носил в кармане сюртука миниатюрную Библию. Еще одну, огромного формата, он держал на конторском столе и регулярно читал, о чем свидетельствуют клиенты, не раз застававшие его за этим занятием. В таких случаях он закладывал зелеными очками страницу в том месте, где остановился, и переходил к обычным ростовщическим будням.

По некоторым сведениям, на старости лет Том слегка спятил: ему чудился близкий конец света. Он велел заново подковать лошадь, оседлать как положено, надеть узду и в таком виде закопать вверх ногами, поскольку вообразил, что в этот день мир перевернется, и лучше будет на всякий случай иметь лошадь наготове — ибо по-прежнему надеялся улизнуть от своего старого дружка хотя бы перед светопреставлением. Все это, впрочем, можно списать на старушечьи небылицы. Если он в самом деле предпринимал подобные меры предосторожности, то они ему нисколько не помогли; так, по крайней мере, утверждает подлинная история Тома Уокера, которая заканчивается следующими событиями.

Однажды жарким днем пополудни — лето было в самом разгаре — на небе появилась страшная грозовая туча. Том сидел у себя в конторе; на нем были белый льняной колпак и утренний халат из индийского шелка. Он рассматривал просроченную закладную, по которой собирался взыскать причитающееся с одного земельного спекулянта — как считали, его лучшего друга, — что привело бы того к полному разорению. Бедняга маклер умолял об отсрочке на несколько месяцев. Том вспылил от негодования и настаивал на немедленном погашении долга, не желая ждать ни дня.

— Вы оставите мою семью без гроша, — взмолился маклер. — Мы будем вынуждены жить за счет церковного прихода.

— Своя рубашка ближе к телу, — парировал Том. — В эти трудные времена я должен заботиться в первую очередь о себе.

— Вы заработали на мне столько денег… — увещевал его земельный спекулянт.

Тут Том потерял терпение, позабыв о правилах благочестивого поведения:

— Черт меня побери, если я заработал на вас хоть фартинг![7]

В этот момент в дверь громко постучали три раза. Том поднялся глянуть, кто там. На пороге стоял черный человек. Он держал под уздцы вороного коня, который ржал и от нетерпения бил копытом о землю.

— Я за тобой, Том, собирайся! — грубо приказал нечистый.

Том в испуге отпрянул, но было уже поздно; маленькая Библия так и осталась лежать в кармане сюртука, а большая — на столе, прикрытая просроченной закладной: для Тома, как, впрочем, и для любого другого грешника в подобной ситуации, все это оказалось полнейшей неожиданностью. Черный человек перекинул его через седло точно ребенка, подхлестнул коня и умчался галопом в самый центр бушевавшей грозы. Служащие соседних контор, заложив перья за ухо, изумленно наблюдали странное зрелище: по улицам города летел Том; его белый колпак болтался из стороны в сторону, халат развевался на ветру будто знамя, а у коня из-под копыт летели искры. Когда же клерки наконец обратили внимание на черного человека, он пропал из виду.

Тому Уокеру не суждено было довести иск по закладной до конца. Один фермер, живший на краю болота, потом рассказывал, что в разгар грозы услыхал со стороны дороги яростный топот копыт и дикий вой. Он подбежал к окну и увидел ту же картину: странная фигура мчалась верхом на бешеном коне через поля и холмы, не разбирая дороги, прямиком к старому индейскому укреплению, что стоит посреди поросшей тсугами черной топи. Вослед всаднику ударила молния, и сразу запылал лес.

Добронравные бостонцы лишь покачивали головами и пожимали плечами; хорошо, что с первых дней основания колонии они вдоволь насмотрелись на призраков, колдунов и всевозможные дьявольские фокусы, так что все эти ужасные события не произвели на них шокового эффекта, как можно было ожидать. Специально назначенные приказчики взялись распорядиться имуществом Тома, но выяснилось, что распоряжаться-то нечем. При вскрытии его ящиков и денежных сундуков обнаружилось, что все векселя, закладные и другие ценные бумаги превратились в пепел. В специальном железном ящике для хранения золота и серебра были только щепки да стружки. В конюшне вместо двух заморенных чуть ли не до смерти лошадей лежали два скелета. А на следующий день в большом каменном доме Тома случился пожар, и он сгорел дотла.