Группа эскорта - Александр Зорич

— Орден ваш это куча дерьма, девочка. А насчет мастера твоего, так я такое разъяснение дам: он такой же мастер, как сало — овощ. За год раз-другой в Зоне бывает. Это что — мастер тебе? Знаю его как облупленного. Первый раз, когда в Зону ходил, ревел, будто щенок детсадовский, слезы с соплями по роже размазывал. Оттого и кликуху получил — Сопля.

— Орден тебе… — пыталась вставить словечко Зара.

— Ни рожна мне Орден не сделает. Сборище ряженых гомосеков, девочка, серьезного человека разве что громким пёрдом напугать может: уж больно выходит у них раскатисто и вонюче, рядом стоять не захочется.

— Орден — это братство…

— …гомосеков. Правильно, девочка. Они из нас всех отмычек хотели сделать. Из тебя в том числе. А ты их защищаешь, дуреха.

Вот тут он и меня достал. Да как же так можно? Шрам на занятиях сто раз говорил нам: «У нас все равны, все братья и сестры. А в братьях видеть живые отмычки грешно. Вы наставникам подчиняетесь только потому, что они опытнее, но они ничуть не выше вас, они такие же. Просто глубже познали Истину Зоны. Если надо, они первыми за вас свои жизни положат».

Шраму я доверяю на все сто. Это настоящий сталкер. У него левая щека кровососом изувечена. И на левой руке — жуткая борозда, раздваивающаяся такая… Это псевдоплоть его покромсала за три секунды до того, как он ее прикончил выстрелом в глаз. Такого не подделаешь.

И говорю Плеши:

— Не надо гнидой быть. Мы все братья. Мы никому не отмычки. Шрам объяснял…

— Я бы ржал тут, аж лапками в воздухе подергивал, если б не надо было вас, мальки, на прицеле держать. Шрам ему объяснял! Видел бы ты настоящего Шрама, яйца бы в минуту растерял. Ваш-то Шрам вообще в Зону не заходил. Он и Периметра-то не видел. Косметическую операцию сделал себе, будто его тут мутанты жрали, а вы уши развесили… Всё. Хорош базлы разводить. Девочка, милая, вежливо прошу тебя, один-единственный раз прошу тебя вежливо: повернись ко мне спиной и малым ходом шажочек за шажочком топай к электровозу. Тихонечко. Осторожненько. Зайка, поворачивайся. Вот умничка…

Зара послушалась его. Вот странно. Я вообще-то к людям внимателен. То есть люблю за людьми наблюдать, они вроде передвижного зверинца, который всегда с тобой. И хорошо запоминаю, кто какой зверюшке сродни.

В жизни это очень помогает. Знаешь чего ждать от каждой зверюшки. Зайчики не рычат, котики не роют норы, кротики не летают, а волки… волки не приручаются. Оттого-то они не собаки.

Так вот, Зара — волчица. Злая, упрямая, хваткая. И до умопомрачения бурая. Не в смысле расцветки шкуры. Характер у нее — не заячий. И чтобы она вот так спокойно подчинилась? Без лишних слов взяла, повернулась попой, да и потопала прямо по тому красному пятну, которое раньше звалось Геннадий Анатольевич? Нет ребята, волки не приручаются.

— Ну а ты чего выстолбился, Дембель? Живо на маршрут и след в след.

Это он мне. Это я — подмастерье Дембель. Истинное имя я сам себе подбирал и решил назваться Дембелем, потому что… потому что… давайте-ка потом, ребята.

— Отмычек, вишь ты, в Ордене не бывает! — ворчит мне в спину Плешь. — Звезданулись вы, ребята. Нас сюда только и взяли как отмычек. Три точно понадобятся и одна про запас… Без отмычек «сонный шар» здесь добыть просто невозможно…

Именно в этот момент — не раньше и не позже — я, наконец, сконцентрировался. Разом. Видеть, слышать, обонять стал лучше, думать быстрее.

«Три, говоришь, отмычки? Валить тебя надо. Не знаю как, но надо. И прямо сейчас».

Куда как много он знает, этот Плешара. Гораздо больше нас. Пакостей наболтал про Орден — верить не хочется, но и так по жизни бывает: не всё то золото, что выловишь из пруда, как говаривала моя бабуля.

В общем, всё правда из его трепа или не всё, а израсходована пока лишь одна отмычка — Снегирев. Мастер — точно не отмычка, а мы трое живы. Сам Плешь в отмычки не рвется, это ясно. Значит, кого-то из нас положит. А скорее всего — обоих.

Развернуться и пристрелить его Плешь не даст. Но есть у меня один сюрпризец… Еще со времен Качирского инцидента…

Короче, принялся я потихоньку вытягивать свой сюрприз, вшитый в камуфляжный комбез, за подкладку. Тут надо действовать быстро и незаметно, а незаметно подкладку надорвать — непростая штука, когда смерть твоя в пяти шагах за спиной идет.

Чувствую, пот со лба потек. Резвыми, сука, струями.

Ну давай же ты, рвись, сволочь!

И тут Зара сообщает мне лениво, словно бы по мобиле с пляжа, где она третий час загорает и уже вконец разомлела от солнышка, водички и песочка:

— Слышь, Дембель… Я тебе вот что сказать хочу. Ты давай только, внимательно послушай…

Пауза.

— Ложись!

Я — хлоп рылом в гравий!

Не увидел, скорее почувствовал: что-то пролетело над моей головой. И сейчас же опять взрыкнул «Кабан». Слышу, как орет Зарка, видно, попал в нее отмычка проклятый. Силюсь поднять голову, но меня бьют между лопаток, и я опять утыкаюсь лицом в гравий. Удар был несильный, словно не прикладом, а… понять не могу: прошелся по мне что ли Плешь кованым сапогом?

Да он и впрямь по мне пробежал!

Вскакиваю и вижу: Плешь со всей дури таранит тело Зары, которая стоит и зажимает дыру в животе. Стоит, не упала еще, хотя карабин уже выронила, и жизнь, пульсируя, выходит из нее. А Плешь выставляет два кулака перед собой и толкает Зару. Фактически уже труп ее толкает.

Мертвая Зара пролетает шага три или четыре. Она должна бы рухнуть лицом вперед, но прямо из воздуха вырастает синий коготь метра полтора длиной и бьет ее в грудь.

На мгновение мертвое тело застывает. Что за…

Ох! Ее опутывает сеть голубоватых молний, и когда она все-таки падает, плоть ее покрывает густая сеть разрядов, словно плесень, расползшаяся по забытому куску хлеба. А потом полдюжины молний, одна за другой, сотрясают труп, отрывая его от гравия, молотя о рельсы, создавая видимость жизни.

Но жизни уже нет.

Израсходовал Плешь вторую отмычку…

— Молодец, девочка, — негромко говорит гад, наблюдая за агонией Зары. — Славно поработала на старика.

Он очень уверен в себе. Он не торопится. В деревянном прикладе его «Кабана» глубоко засел нож Зары. Был у нее козырной финт — метать нож на звук, не глядя, хотя бы и за спину. Только на этот раз он ей не помог.

Плешь медленно поворачивается ко мне. Нагло так. Ни во что не ставит — это я сразу вижу.

Я ведь был самым тихим и мирным парнем во всей десятке подмастерьев. Не люблю борзых, не люблю, когда круть прёт изо всех щелей. Потому что реальная круть — это когда ты умеешь преподносить маленькие неожиданности своим врагам.

Вроде как Пити Вильямс — уважаю этого бойца, все матчи его смотрел! — выходит на восьмиугольник, весь из себя мальчик мальчиком, едва блокирует удары какого-нибудь монстра с татуировками от жопы до носа, а потом р-раз ему ногой в табло, р-раз другой ногой по кумполу — и монстр в отрубе. Вот это по мне!

Итак, Плешь, падла, повернулся…

…Повернулся и у самых ног увидел маленькую штучку, которую я ему только что подбросил. И пока он рассматривает мой подарочек, я по второму разу распахиваю харей гравий, только в отличие от первого — по собственной воле. И не забываю при этом крепко-накрепко закрыть глаза ладонями. Если просто опустить веки — хрен спасет.

У Плеши была секунда-другая, и он успел то ли отпрыгнуть, то ли закрыть глаза руками, то ли и то и другое. Поэтому он не сдох и не ослеп, когда железнодорожное полотно было затоплено морем света. Но пришлось ему худо.

Когда я встал и взял автомат на изготовку, Плешь катался по путям, протирал несчастные глаза кулаками и матерился в двадцать два этажа. Световая граната — сильная вещь.

Хоть он и гнида, ребята, но убивать его я не хотел. Не то чтобы жалел — кто такого пожалеет, тот и дня не проживет. Нет, просто я по жизни не душегуб. Бог что, неясно выразился? Сказано: «Не убий!» — значит, убивать не надо. Но чтобы не возникало соблазна прибить на месте, лучше все-таки предварительно обезвредить и обездвижить.

Вот я и командую Плеши:

— Брось оружие! Ляг на землю, руки за голову!

Хороший у меня был план: треснуть паразита прикладом по черепу, связать ему руки, отобрать «Кабана». Артефакт «сонный шар» достается мне, Плешь выводит подмастерье Дембеля из Зоны, а потом подмастерье Дембель начинает разбираться с тем, какая ему, парню простому, может произойти польза от дорогущего артефакта.

Если драгоценный брат Плешь наврал ему с три короба про Орден, то вещицу можно будет продать. Если же Орден где-то отдавил ему лапу, и сукин сын поливает дерьмом наше святое братство по своим корыстным причинам, то отчего бы не обменять «сонный шар» на звание орденского мастера и комплект первоклассного сталкерского снаряжения, как и предполагалось с самого начала?