Два билета на электричку. Рассказы - Юз Алешковский

— Позвонить любому отличнику, — сказала Ленча.

— Не надо нам звонить и попрошайничать. Мы лучше подойдём к окошку и скажем про себя: «Эй… товарищ Сырнева, вы почему ответа не дали на задачку? Жалко стало? Говорите нам ответ! Говорите! Говорите!» А она вдруг за письменным столом спохватится: «Ай-я-яй! Ответ и не дала на 235 задачку». И подумает: «А и Б встретятся через 8 часов». А её мысль перелетит к нам вместе с ответом.

Вдруг я замолчал и замер. Мне показалось, что кто-то в моей голове говорит: «Через 8 часов… 8 часов… 8 часов».

Я, заикаясь, спросил Ленчу:

— У тебя какой ответ?

— А увидит Б через 1467 часов.

Я бросился за стол:

— Так долго они не могли ходить. У меня через 29 часов.

Мы заново решили задачку и остолбенело уставились на цифру ответа «8», которую я вывел дрожащей рукой.

Ленча побежала звонить, а я просунул голову в форточку, чтобы немного остыть.

— Ой! Вовка! — крикнула Ленча в коридоре и повесила трубку.

Я взял себя в руки и встретил её спокойно.

— Ну что! А ты — «снежный человек… говорили… говорили…» Будешь делать опыты?

— А уроки? — сказала Ленча. — Завтра география, русский, история. У меня по ним двойки! Я же две недели собрание сочинений Чехова читала. Ну и… вот.

— Ха! — меня осенило. — Самый опыт! Ты и не учи уроков. Совсем. А завтра, только начнётся урок, поднимай руку. Они же любят, когда мы сами вызываемся. Только не бойся. Выходи к доске и смотри на меня. Я сегодня всё выучу назубок, отцовскую книжку почитаю и передам тебе на расстоянии домашние уроки.

— А вдруг?

— Ты же видела! — я сжал Ленчину руку. — Ничего не учи. Посмотришь, пятёрка будет.

Но Ленча продолжала сомневаться:

— Давай лучше ты сначала ничего не выучишь…

— Кто сильней? Я! Я! Вдруг у тебя силы не хватит переслать мысль от парты до доски. И потом, тебе же лучше. Не будешь сегодня учить уроки и пятёрку получишь.

— Ну ладно, — сказала Ленча и вздохнула. — Так и так ничего не успею выучить.

Я обрадовался, что мы успели договориться, потому что за мной пришла моя мама. Она погладила меня по голове и сказала:

— Кажется, мой взялся за ум. Я им довольна вот уже двадцать пять дней.

— А моя невыносима, — страдала Ленчина мама. — Её вызывают отвечать, а она молчит. Недавно мне стало ясно почему. Вместо занятий Лена буквально глотает книгу за книгой. Я была вынуждена вынести из дома всю художественную литературу. И не верну, пока не исправит отметки. Пусть ваш Вовочка почаще заходит. Он так хорошо влияет на Лену. А ты… — Ленчина мама чуть не заплакала. — Если бы ты у доски хоть на секунду вспомнила о своей маме!..

Мне это надоело. Я заторопился и напоследок твёрдо пронзил Ленчу взглядом: «Не учи уроки!» Ленча молча кивнула.

Дома за обедом я рассказал моему отцу, как мне и Ленче удалось получить правильный ответ на расстоянии. Мой отец буркнул, не отрываясь от книжки:

— Случайное совпадение.

Спорить с ним было бесполезно. Вместо того чтобы пойти к Петьке, я засел за уроки, выучил их как следует, а вечером, когда мой отец уснул, взял у него книжку «Внушение на расстоянии» и читал её под одеялом, пока не разрядилась батарейка ручного фонарика…

Утром по дороге в школу я сказал Ленче:

— Только не бойся. После опытов будет легче. Домашние уроки начнём учить через день. День — ты, день — я. Времени свободного — во! Отметки — во! Между прочим, сегодня я называюсь телепат, а ты ещё как-то. Завтра поменяемся…

Мы уже подходили к школе. Я постарался создать в себе большой заряд воли и напряжения, как учёные в книжке моего отца.

На первом уроке у нас была география. Пока Матвей Иванович отмечал присутствующих, я написал на новой общей тетради «Дневник опытов» и посмотрел на Ленчу. Она трусила, но подняла руку. Матвей Иванович удивился:

— Котенкова? Отвечать? Приятное событие. Прошу.

Ленча вышла к доске. Я, волнуясь, сказал про себя: «Начали!» — и стал про себя же рассказывать урок географии. При этом я глаз не сводил с Ленчи. Она всё повторяла за мной почти слово в слово и вслепую не тыкала в карту указкой. Матвей Иванович прямо расцвёл.

Я не выдержал и крикнул:

— Ура-а!

Матвей Иванович сказал:

— Рыжиков, дневник. Котенкова, пятёрка. Больше не читай на уроках.

Он отдал Ленче «Трёх мушкетёров», а в моём дневнике написал: «Крикнул «ура».

Я ни капли не обиделся, потому что мне хотелось заплясать на парте от удачи. Я записал в «Дневник опытов»:

Вышла. Ответила. Пятёрка. Расстояние четыре шага.

На русском я решил усложнить опыт и, когда Ленча сама вызвалась отвечать, заизолировался от неё учебниками. Игорь Павлович задал вопрос по грамматике. Я сразу про себя ответил, Ленча без запинки повторила. Тогда я пригнулся, поставил перед головой два портфеля, свой и Петькин, и послал Ленче ответы на несколько вопросов Игоря Павловича. Мне было жарко, и заболела шея. Наконец он сказал:

— Видишь, Лена, всё очень просто.

И опять я не выдержал и рассмеялся от радости.

— А за тобой, Рыжиков, я давно и терпеливо наблюдаю. Положи портфели на место, — сказал Игорь Павлович.

Я покраснел, но зато записал в «Дневнике опытов»:

Русский. Вышла. Уроки прошли через два портфеля. Кожаный и дерматин.

На переменке я пожал Ленче руку.

— Только тс-с!

Мне хотелось сказать ей что-нибудь хорошее. Ведь любой мальчишка струсил бы на её месте. И я сказал:

— У старших классов есть какой-то закон Джоуля и Ленца. Я тебя возьму в свой закон. Рыжикова — Котенковой он будет. Продержись ещё на истории.

На истории Вера Адамовна сама вызвала Ленчу. Я с «Дневником опытов» залез под парту и стал оттуда пересылать Ленче всё, что выучил дома. Она отвечала не совсем уверенно, но и не запутывалась в датах.

— Рыжиков, вылези из-под парты!

Я засунул «Дневник опытов» за пазуху и вылез.

— Что ты там делал?

Я хотел промолчать, но почему-то гордо заявил:

— Научное открытие!

Все, кроме Веры Адамовны, засмеялись.

— Дай дневник. Продолжай, Котенкова.

Я положил дневник на стол и, когда Вера Адамовна отвернулась, снова залез под парту.

Вдруг Ленча замолчала. Я продолжал передавать, а Ленча всё молчала. Тогда я снова вылез, и Ленча заговорила. Я вздохнул с облегчением. Ей поставили четвёрку, а мне в дневник записали: «Вёл себя вызывающе. Сидел под партой». Но я подумал, что на Галилея тоже гонения были, и успокоился. Я даже решил, что раз опыты удались, можно рассказать о них Петьке и на что-нибудь поспорить. Петька, конечно, не поверил, и мы поспорили. Я на его японский значок, а он на мои бамбуковые палки.

После уроков на школьном дворе я спросил Ленчу:

— Ты почему замолчала? Всё могло рухнуть.

Ленча была весёлой-весёлой. Она сказала:

— Я на секунду вспомнила у доски о своей маме. Помнишь, она просила?

Я стал ругать Ленчу и занёс в «Дневник опытов»:

Молчала, потому что на секунду вспомнила у доски о своей маме. Чуть всё не испортила.

Ленча нагнулась и стала гладить нянечкину кошку. Я подкинул портфель в воздух, крикнул Ленче:

— Завтра я! Учи ботанику с французским! — и побежал на стадион, где уже тренировалось «Торпедо»…

На следующий день, когда начался урок французского, я даже не волновался. Меня вызвали третьим читать наизусть стихотворение.

Я выставил вперёд левую ногу, откинул в сторону руку, выпятил грудь и раскрыл рот, как Пушкин в лицее перед Державиным, но ни одной строчки в моей голове не появилось, хотя Ленча смотрела на меня так, как я её учил, — в упор и даже слегка шевелила губами. Я стоял в торжественной позе под смех всего класса, пока Нелли Петровна не сказала:

— Садись, двойка.

Я сидел, ничего не понимая. Всю перемену кричал на Ленчу и велел ей сократить расстояние. Она пересела на первую парту и испуганно сказала:

— Это… как снежный человек… Говорила?..

На ботанике я мучительно искал ошибку в опыте и подумал, что, если Ленче не хватает напряжения ума, значит, надо его усилить у себя. Я обрадовался, вспомнив заметку в «Технике — молодежи». Там говорилось про то, что в наших мозгах иногда водятся биотоки.

На подоконнике рядом со мной стоял аквариум. За ним горела лампа, согревавшая рыбок.

Я вывернул лампу, помочил палец в воде, зажмурился и всунул его в патрон. Меня трясануло так, что я чуть не вылетел из-за парты.

— Вот ты чем на уроках занимаешься, Рыжиков! Сейчас же иди отвечать!

Набравшись тока, я смело вышел к доске. Ленча усиленно зашевелила губами. Я молчал, уставившись на неё, и наконец уныло сказал:

— Мичурин…

— Ну, ну, продолжай… Положи лампу на стол.

— Мичурин… он… — в голове моей опять-таки не появилось ни одной мысли даже на тройку. — Он… сначала родился… в Мичуринске…

— Допустим. Дальше.

Я вроде Ленчи вспомнил на секунду моего отца и маму, но и это не помогло.

— Он очень любил яблоки и многие другие фрукты и овощи… Он потом захотел помочь…

— Кому?

— Народу, конечно, — я разозлился и выпалил: — Кандиль с китайкой он скрещивал… Сам товарищ Калинин за опыты орден Ленина ему вручил. За научные открытия тоже.