Ведьма Пачкуля и месть гоблинов - Кай Умански

понимают ведьминский язык, но не говорят на нем. Потому что они говорят только на древесном языке. Древесный — это такой специальный язык, на котором метлы ведут занудные древесные беседы о своих проблемах: как, мол, трудно найти себе удобный уголок и как неприятно летать против северного ветра. Для ведьм и для нас с вами их разговоры — сплошной шур-шур-шур.)

— Вероятно, просто легкое искривление черенка, — сказала Шельма. Она немного задирала нос. У нее самой метла была классом повыше и никогда не доставляла хлопот. — Может, спросишь у нее? Попробуй языковое заклинание. Мы его в школе проходили. Как там? «Фимби-мумбари — метла, заговори». Что-то вроде того.

— Нетушки, — сказала Пачкуля. — Один раз уже попробовала, из любопытства. Как вспомню, так вздрогну. Послушай моего совета: никогда не пытайся говорить на древесном. Во рту куча щепок и этот гадкий привкус опилок. Кроме того, заклинание жутко долго действует. И распространяется оно не только на метлы. Ты начинаешь понимать все деревянное. Кому охота неделями слушать, о чем трепятся унылые старые двери в сарае, и пыльные половицы, и нудные древние деревья? Я чуть не померла от скуки, скажу тебе. С гоблином в лифте застрять — и то приятней.

При слове «гоблин» метла судорожно дернулась и подскочила. Затем снова начала валиться на пол. Пачкуля выставила руку и крепко схватила ее за черенок.

— Опаньки, — сказала она. — Похоже, я опять сболтнула лишнего.

— Что? Про гоблина?

— Ага. Хорош, метелка! Стой прямо!

— Гоблин, — повторила Шельма. Ее забавляло, какой эффект это производило на метлу. — Ты сказала «гоблин»? Ей не нравится слово «гоблин»? Интересно. «Гоблин», значит?

— Слушай, может, хватит уже повторять? — попросила Пачкуля, пытаясь совладать с отчаянно вырывавшейся метлой.

— Что повторять? — невинным тоном осведомилась Шельма.

— «Гоблин». Вот черт! Из-за тебя я сама это сказала. А ну перестань, я начинаю терять терпение!

Это относилось к метле. Та, ударившись в истерику, извивалась и выдиралась что есть мочи.

— Интересно. Здесь есть логика, — сказала Шельма. — Смотри, ей не нравятся слова «топор», «хрястнуть» и «гоблин». Из чего я делаю вывод, что она боится, что придут гоблины и порубят ее топором! Кстати, почему бы и нет? Ты взгляни на нее. Она же никуда не годится. Эй, метла! Сзади гоблин! Ха-ха-ха!

— Тихо! — взвизгнула Пачкуля. — Она шутит, шутит она!

Но было слишком поздно. Метла взбесилась. Она высвободилась из хозяйкиной хватки, пронеслась по комнате и налетела на Шельмин туалетный столик. Драгоценная коллекция, которую Шельма собирала всю жизнь, разлетелась в стороны — пудра гадостных оттенков, жирные помады и пузырьки с отвратительного вида содержимым.

— Не-е-е-ет! — взвыла Шельма. — Моя косметика! Только не это!

— А ну вернись, паршивка! — гаркнула Пачкуля, притопнув ногой. — Она удирает! Держи ее! Она меня не слушается!

Метла и в самом деле разбушевалась. Не удовлетворившись истреблением Шельминой косметики, она опрокинула вешалку для шляп, котел и три стула и, прокатившись в миске с «Акульим рагу», шлепнулась Дадли на хвост. Дадли чертыхнулся и укусил ее за черенок. Шельма подняла глаза от разноцветных луж под ногами, заверещала и попыталась сделать то же самое. Метла вильнула в сторону, а затем ринулась к окну, намереваясь сбежать.

Пачкуля — сама невозмутимость — выставила ногу. Метла, в панике летевшая, не разбирая дороги, споткнулась и хряснулась на пол. Пачкуля мигом ее оседлала и вцепилась мертвой хваткой.

— Угомонись! — завопила она. — Смотри, какой ты бардак устроила. Немедленно приберись тут, а не то порублю тебя на прищепки!

Но все разговоры без толку. Метла была в нокауте, и никакие угрозы на нее уже не действовали.

— Видишь, что ты наделала! — Пачкуля недовольно зыркнула на Шельму. — Погляди на нее! От нее теперь толку — как, я не знаю, от вязанки дров. До вечера она не оклемается, так что я осталась без средства передвижения! Шельма, ты должна подвезти меня на слет. Пожалуйста!

— Нет, — огрызнулась Шельма, стоя на коленях среди парфюмерно-косметических руин. — Нет, нет и еще раз нет. Даже через миллион миллиардов лет. Сколько ни проси, ни умоляй и в ногах ни валяйся! После того, что учудила твоя метла, — никогда.

— Даже если я куплю тебе новую косметику? Выберешь сама по каталогу все, что пожелаешь, — я плачу. А еще я назначу тебя судьей парада-маскарада, не забывай.

Шельма колебалась.

— А я могу быть судьей и сама в маскараде участвовать?

— Конечно, — тут же заверила ее Пачкуля. — Это будет только справедливо.

— Идет, — живо согласилась Шельма. — Встретимся у тебя в саду в полночь.

Глава третья

Опасный вираж

Вам, наверное, не терпится узнать, что стряслось с Пачкулиной метлой? Почему она, такая всегда спокойная и рассудительная, вдруг слетела с катушек?

Ну так у нее была на то веская причина. Она пережила страшное потрясение. С ней приключилось кое-что ужасное.

Ее похитили гоблины!

Все произошло очень просто. За день до того был четверг, и Помёлка маялась от скуки. (Кстати, так ее зовут. Помёлка.)

Пачкуля, как известно, не сторонница чистоты и свою метлу домашней работой не нагружала. Ей нравилась ее хибара такой, какая она есть (грязной). Вполне понятно, что Помёлке, натуре энергичной, надоедало часами подпирать стену в садовом сарайчике и слушать нескончаемую игру в угадайки, которую вели ржавые грабли и старая лопата для угля.

Завтрак давно прошел. Помёлка уже раз десять, не меньше, подмела пол в сарае. Казалось, день будет тянуться бесконечно.

«Какая скукотень, — думала Помёлка. — Скучно просто до одурения. Аж прутья сводит. Надо развлечься. Занять себя чем-нибудь, а то так и спятить недолго».

Она тайком пробралась в хибару и начала исподтишка подметать за спиной у Пачкули, но та ее заметила.

— Эй ты! Я же тебе говорила! Оставь мусор, где лежит!

Неоцененная по достоинству, раздосадованная Помёлка вылетела за дверь и отправилась искать Хьюго, Пачкулиного хомяка. Хьюго тоже не понимал древесного языка, зато он был так необычайно добр, что не возражал, когда за ним тоскливо плелась метла. Однако тем утром его было не видать