Девушка нелегкого поведения - Галина Полонская

— Но кто его отравил? Зачем? Какой смысл у этой бредовой фантасмагории?! — разразилась градом вопросов Ника.

— И я хотел бы знать, — развел руками Мармеладов. — То ли это несчастный случай, то ли самоубийство ностальгирующего моряка у милых его сердцу морских пейзажей. А может быть, убийство, совершенное эстетствующим извращенцем.

— Так вот почему ты прямо с порога про любительский театр заговорил, — заинтригованно произнесла девушка. — Всё это действительно несколько напоминает мазохистский или садистский фарс…

— Именно так, Никуша, — подтвердил Мармеладов. — Но пока ничего толком не ясно. Поведай мне лучше вот что: не заметила ли ты вчера на выставке и вообще в музее чего-нибудь этакого, суперэкстраординарного?

Ника предвидела подобный вопрос и всё же надолго замолчала, пытаясь выцепить что-нибудь полезное из собственной памяти. Но ступор от только что услышанной страшилки был настолько силен, что память не отзывалась.

— Извини, Сёма, мне надо сосредоточиться в одиночестве. Ты же знаешь, какая я рассеянная. Если вдруг вспомню что-то примечательное, сразу тебе звякну. Ладно?

— Ага. Постарайся, дорогуша, а я побегу!

И Семен убежал, оставив недоеденное печенье и привкус театрально-дурной нереальности.

4

Черт догадал меня родиться в России…

Экскурсовод Любовь Левкасова провела начало буднего дня как обычно: два долгих, утомительных часа она добиралась тремя видами транспорта до места работы.

Жила Люба на той окраине Питера, подземные глубины которой до сих пор еще не начали сотрясать грохочущие поезда метро. Высматривая трамвай на остановке у своего дома, девушка вспоминала недавнюю поездку в Вену. В сказочной австрийской столице нужные трамвайчики никогда не заставляли себя ждать более пяти минут!

Тоскливые Любины вздохи обрели, наконец, позитивный оттенок: на горизонте показался он — долгожданный, желанный, спешащий к ней, как и положено, строго по трамвайным рельсам.

Зайдя в вагон, довольная девушка опустилась на свободное сиденье и вздрогнула: «Славка?». Однако, когда молодой человек, дремавший впереди нее, слегка повернул голову, то оказался хоть и милым, но совсем не родным. Ну конечно, как мог здесь объявиться Славик, ночевавший сегодня в своем «холостяцком» убежище в центре города? К тому же просыпался он там не раньше полудня — после выстрела пушки в Петропавловской крепости…

Девичьи мысли привычно потекли по давно проторенному, невеселому руслу. Со Славой они были знакомы с глубокого детства. Вроде бы как любили друг друга и вроде бы как наконец поженились. Но столь желанный брак, о котором она не раз даже в церкви молилась, не принес ей ни счастья, ни покоя.

Новобрачные жили вместе с Любиной мамой, что никак не способствовало расцвету зеленых супружеских отношений. Обе женщины основную часть суток пропадали на обожаемых работах, а Люба к тому же дописывала по вечерам искусствоведческую диссертацию.

Ее муж Славка был как бы свободным художником — по крайней мере, имел к тому определенную склонность. Днем он слонялся в вынужденном одиночестве по квартире, ночами почитывал заумные книжки и до крайности раздражал своей нерегламентированной и пассивной жизнью общественно-полезную тещу. Сам Славка раздражался от того, что в перерывах между прочитанными книгами и размышлениями по их поводу под рукой никогда не оказывалось тарелки горячего домашнего супчика и жены, которая бы охотно выслушала его рассуждения. Грандиозные Славкины комментарии ко всему, происходящему на этой планете и за ее бренными пределами, никого в этом доме не интересовали.

От тягостных мыслей Любу оторвал чей-то настойчивый и до жути пристальный взгляд.

— Ну… — вопросительно-выжидательно уставился на нее нахального вида дядька.

— Лапти гну, — фыркнула она, намекая тем самым на явно негородское дядькино происхождение.

— Какие лапти, дамочка?! Ваш билетик!

Обескураженная Люба суетливо расстегнула молнию в кармашке своей сумочки, но единого проездного билета на привычном месте не оказалось. Проверив все закоулки сумочки, девушка пошарила рукой в левом кармане пальто, затем в правом и, наконец, начала неотвратимо и постыдно краснеть, поскольку была исключительно законопослушной особой.

— Та-а-к, гражданочка… Штраф за безбилетный проезд восемь рублей плюс компенсация за «лапти»… Итого с вас десять рубликов.

Люба опять нырнула в сумочку, сокрушаясь о предположительно украденном или, дай бог, просто забытом дома проездном билете. В процессе вынимания кошелька приоткрылся титульный лист взятой в дорогу книжки. На нем между названием книжки («Как стать богатым») и фамилией спонсора (А. Сироткин) мирно себе полеживала злополучная карточка. Люба выхватила ее из книги, победно помахала пластиковым прямоугольничком перед опечалившимся ликом контролера и поспешила к выходу: если упустишь нужный автобус, придется торчать на остановке еще минут двадцать…

Через полчаса она была внесена толпой в уже и без того набитое автобусное чрево. В пути Любе не удалось развлечься даже элементарным архитектурным обзором, так как стояла она на одной ноге и к тому же далеко от окна, обложенного телами соотечественников. Пришлось опять думать о муже.

Ей очень не нравились периодические ночевки Славика в бывшей квартире его бабушки. Поводов для огорчения у Любы Левкасовой было предостаточно. Во-первых, у мужа имелась масса задушевных подруг. Во-вторых, не всегда эти милые барышни оказывались просто подругами. В-третьих, они даже не считали нужным это скрывать. Причем, одна из них — самая совестливая — призналась Любе в содеянном коварстве буквально за месяц до намеченного Любой и Славой бракосочетания…

Вплоть до судьбоносной даты бедная Левкасова не была уверена в том, что отправится в белом платье и в положенный момент к зданию ЗАГСа. На непомерное душевное волнение ее организм реагировал стабильно повышенной температурой. А Любина мама, активная не только на работе, но и в проснувшемся религиозном рвении (её, как и Славку, захватила мода на христианство), грозила будущему зятьку вечными муками ада.

И всё же Слава отговорил тогда измотанную невесту от свершения скоропалительного, по его мнению, действа. Поженились они лишь через полгода.

После этого события промелькнуло несколько месяцев… А после автобуса ей надо было пересаживаться на метро…

Втиснувшись в вагон, Люба привычно прижала к животу болтавшуюся до этого на плече сумочку. Таким образом она отстреливала сразу пару зайцев: защищала личное имущество от поползновений мерзких воришек, а собственный живот — от болезненных ударов дипломатов. Нет, не тех дипломатов, которые дипломатично ездят в личных авто, дабы не увеличивать давку в общественном транспорте. Она пыталась обезопасить себя от твердых и острых углов портфелей-дипломатов: по причине малого Любиного роста они так и норовили врезаться ей в живот в процессе перемещения их владельцев по вагонному пространству.

Устав думать о муже, она задумалась об антиджентельменах. Один из них сидел в полуметре от нее, вульгарно икая и отхлебывая что-то спиртоносное прямо из бутылки. Он, конечно, и не думал предложить девушке свое место: регулярно подносить руку с бутылкой ко рту в такой жуткой давке в положении «стоя» совсем неудобно.

Люба вдруг отчетливо поняла, что грядущая лет через пятьдесят старость вряд ли увеличит ее шансы на спокойные посиделки в автобусе или метро. Вспомнился не потерявший актуальности анекдот:

Старушке в автобусе не уступают места. Она сетует:

— Перевелись интеллигенты…

Сидящий поблизости мужчина парирует:

— Интеллигентов, мамаша, до хрена. Местов не хватает…

Выбравшись из метрошного подземелья на свежий воздух, Любовь Левкасова немного повеселела — теперь можно забыть о транспортных баталиях до вечера. Но не тут-то было! Пересекая по «зебре» улицу на зеленый свет, она едва-едва не попала под иномарку, проигнорировавшую нехитрую цветовую шкалу светофора.

Это было уже чересчур для взвинченных Любиных нервов, да еще после тяжелой бессонной ночи! Она громко и непечатно выругалась вслед блистающей перламутровыми боками машине. И это случилось с нею впервые за все три десятилетия прожитой жизни! Люба, уверенная в своей неспособности материться, крайне удивилась и опечалилась внезапно прорезавшемуся сомнительному дару…

Спустя миг в голове опять промелькнули воспоминания на тему организации дорожного движения в незабываемой Вене. Машины там послушно останавливались и на размеченных переходах, и вне их, едва лишь завидя на горизонте человека, жаждущего перейти проезжую часть. Водители и пешеходы Австрии явно дружили друг с другом.