Репортаж с того света - Светлана Алешина

– Хорошо, Оля, я понял.

Сергей Иванович повесил трубку, а я прибавила газу, радуясь предстоящей встрече со своими сотрудниками и уже успевшему наметиться делу. Но все-таки до самого города меня не покидало ощущение какой-то нервозности.

«Чем же ты сейчас недовольна?» – язвительно переспросила я себя, когда отутюженное слепящим солнцем небо пересекла горизонтальная дорожная вывеска: Тарасов.

Гибэдэдэшник многозначительно кивнул мне, как бы давая понять, что и он, палимый и гонимый (мысленно, конечно) большей частью автомобилистов мент, простой, покрытый пылью парень, кое-что смыслит в женских прелестях. Я улыбнулась в ответ уголками губ и тут же перевела взгляд на поблескивающую разноцветными крышами и капотами автодорогу.

Мне не привыкать к мужскому вниманию. А уж когда, имея такую сексапильную внешность, ты сидишь за рулем и с пренебрежительно-хладнокровным прищуром кидаешь взгляд то направо, то налево – тут уж действительно чувствуешь себя королевой.

Но жуть как не люблю, когда мне возбужденно и зычно сигналит какой-нибудь небритый доморощенный ковбой на старом «жигуленке» или грузный, потный дальнобойщик. Знаю я их плотоядные усмешечки да пошлые призывы заняться сексом прямо на обочине. Насмотревшись фильмов про американских коллег, они, наверное, думают, что это очень круто – грубым пропитым басом крикнуть проезжающей красотке: «Давай потрахаемся!»

«Проехали, дружок», – обычно шепчу я одними губами таким типчикам.

Ну вот, я снова в Тарасове, как будто и не уезжала никуда отсюда. Солнце все так же сияет в голубом небе, правда, несколько нежнее, чем раньше, – конец августа все-таки.

Последние кварталы до редакции тянулись особенно медленно, светофоры, как назло, светили красным, а пешеходы лезли прямо под колеса.

Теперь, наконец-то, все. Я выбралась из машины, с удовольствием разминая затекшие ноги. В редакции подошла к двери с табличкой «Главный редактор еженедельника «Свидетель» Бойкова Ольга Юрьевна» и открыла ее.

Мокрая, как курица, Марина, прижимая одной рукой тряпку к затылку, зажав щетку в другой, пыталась замести осколки разбитого кувшина. Сцена, конечно, была комичной, но что-то в облике моей секретарши было такое, что смеяться мне сразу расхотелось.

– Привет, что случилось? – я прошла в приемную, вперив в Марину вопросительный взгляд.

– Ой, Ольга, привет, – Марина явно обрадовалась моему приезду, но появившаяся на ее лице улыбка тут же превратилась в гримасу боли.

– Да что с тобой? И где Сергей Иванович?

– Сергей Иванович пошел обедать, – начала она, прижимая тряпку к голове. – Я осталась здесь одна и решила заварить себе кофе…

– Да брось ты эту щетку, – я забрала у нее орудие совсем не секретарского труда и усадила ее в кресло. – Вот теперь рассказывай.

– Так я почти все уже тебе рассказала, – она снова поморщилась. – Я насыпала в чашку кофе, подошла к чайнику и тут услышала, как открывается дверь. Ну, я подумала, Сергей Иванович вернулся. И вдруг ба-бах – искры из глаз, все потемнело, и я отрубилась. Очнулась – вся мокрая – лежу на полу посреди осколков от кувшина, башка разламывается, – Маринка шмыгнула носом и разревелась. – Что же это такое?

– Разберемся, – я наклонилась к Маринкиной голове. – Дай-ка я сначала посмотрю, что у тебя с головой.

Я попыталась снять ее руку с головы, но Маринка заорала еще громче.

– Да не ори ты, ради бога, – прикрикнула я на нее, – или сейчас вызову «скорую».

Иногда даже окрик успокаивает лучше, чем терпеливые увещевания. Маринка хоть и была моей подругой, но относилась ко мне, как к своему начальнику, и к тому же до смерти боялась врачей. Поэтому, когда я убрала с затылка ее руку с тряпкой, она уже не сопротивлялась, а только тихонько поскуливала, как щенок.

Ничего, в общем-то, страшного – раны нет, но огромная шишка выросла уже размером со сливу. Главное – чтобы не было сотрясения.

– Ну что там? – жалобно спросила Маринка.

– Жить будешь, – ответила я, меняя ей влажную тряпку. – Тебя не тошнит?

– Кажется, нет.

– Тогда все в порядке.

Я уже ссыпала осколки кувшина в корзину для бумаг, когда в редакции появился Сергей Иванович.

– Оленька, – обрадованно воскликнул он, – с приездом, как отдохнула?

Я еще не успела ответить, как он, взглянув на Марину, державшую руку на голове, поинтересовался:

– Что это с тобой?

– Кто-то ударил ее кувшином по голове, – ответила я за нее. – Посмотрите, ничего не пропало?

Удивленный Сергей Иванович прошел в мой кабинет и тут же вернулся, необычайно взволнованный.

– Исчезли фотографии, которые принес Дима Клочков… Ну тот, про которого я тебе говорил по телефону.

– Понятно, – протянула я. – Значит, кто-то не хотел, чтобы мы их увидели. Видимо, на них изображено действительно что-то такое, что может изобличить преступника. По крайней мере, он так думал. А где этот герой войны? – посмотрела я на Сергея Ивановича.

– Я думал, он уже здесь, – растерянно произнес Кряжимский, – разве он не приходил?

Я вопросительно посмотрела на Марину.

– Нет, никого не было, кроме… – она поморщилась.

– Та-ак, – я начала расхаживать по приемной, – кажется, дело начинает принимать серьезный оборот. Сергей Иванович, – встав посреди комнаты, я повернулась к Кряжимскому, – Клочков оставил свой телефон?

– У него нет телефона, – с досадой произнес он, – но я записал адрес… На всякий случай.

– Кажется, этот случай уже наступил… – внутри у меня что-то напряглось от нехорошего предчувствия. – Поехали, нам нужно торопиться.

– Ты думаешь, что…

– Не знаю, – оборвала я его, направляясь к выходу. – Поехали скорее.

Глава 2

Минут через пятнадцать мы с Кряжимским торопливо поднимались по обшарпанным ступеням на последний этаж «хрущевки», расположенной неподалеку от тарасовского аэропорта. Деревянная дверь, выкрашенная темно-коричневой половой краской, старый замок…

– Квартира однокомнатная, – произнес стоящий позади меня Кряжимский.

Я кивнула, соглашаясь с ним, и нажала кнопку звонка. Веселая трель эхом ответила мне, но никто не торопился отпирать.

– Может быть, он уже сидит в редакции и ждет нас? – предположил Сергей Иванович.

Я сунула ему в руки миниатюрную «моторолу», а сама снова надавила на кнопку. Звонок веселился за дверью, а мне почему-то было невесело.

– Да что он там, заснул, что ли? – я даже не заметила, что говорю вслух.

– В редакцию он не приходил, – Сергей Иванович протянул мне мобильник. – Что будем делать?

– Если бы я знала, – я уже барабанила в ненавистную дверь кулаком. – Черт, – я со злостью, не чувствуя боли, ударила в дверь ладонями, и, уступив напору, дверь вдруг стала отворяться.

Это мне совсем не понравилось, хотя в данной ситуации я ничего так не хотела, как проникнуть внутрь.

Стоя перед разверстой в полумрак дверью, я лихорадочно соображала, что предпринять. Я вспомнила героиню моего любимого сериала, которая, будучи частным детективом, без труда вскрывала самые сложные замки, включая сейфные, и проникала в любые труднодоступные места. Я же стояла перед открытой дверью, не решаясь войти. Одно дело читать об этом в книгах, и совершенно другое – самой быть действующим лицом.

– Войдем? – растерянно обернулась я к Кряжимскому.

– Но, Оля, – строго посмотрел он на меня, – это будет нарушением.

Мне показалось, что и он пребывает в некотором замешательстве. Мой вопрос помог ему частично справиться с ситуацией, позволив заговорить на унылом языке Гражданского кодекса.

– Нарушением чего? – почему-то шепотом спросила я.

В отличие от моего законопослушного зама, я сочла момент не очень подходящим для юридических словопрений.

– Ну… – губы Кряжимского, немного выбитого из колеи моим наивным вопросом, вытянулись в трубочку, – это же частная собственность.

– Какая частная собственность, Сергей Иванович? – нахмурилась я. – Вы где живете-то, в Америке, что ли? Пошли, – я решительно шагнула за дверь. – Может быть, ему требуется помощь.

Последний аргумент возымел нужное действие: Кряжимский не стал больше противоречить, лишь неуверенно пожал плечами: мол, мое дело предупредить.

В полутемной прихожей я наступила на что-то металлическое. Из-под ноги раздался противный скрежет. Связка ключей – поняла я. Это мне не понравилось еще больше.

Для тех, кто ни разу не был в «хрущевских» квартирах, объясняю, что там прихожую с кухней соединяет такой аппендикс, как бы вырост из гостиной. Вот в этом-то аппендиксе и лежал худой человек с кудрявыми всклокоченными волосами. И помощь ему явно уже не требовалась. Потому что он был мертв. Из разбитой головы на деревянный крашеный пол натекло немного крови, глаза остекленело и удивленно смотрели в потолок, огромный кадык выступал на тонкой шее словно Эверест. Карманы брюк покойного были вывернуты, а их содержимое – мелочь и несколько смятых купюр небольшого достоинства – валялись рядом. Я склонилась над лежавшим человеком и, чтобы окончательно убедиться, что он мертв, коснулась кончиками пальцев яремной впадины, механически отметив про себя, что тело было еще теплым.