Сны роботов - Айзек Азимов

Как это было бы великолепно!

Тот факт, что я не смог увидеть это, ставит меня в ряд не слишком толковых предсказателей, несмотря на другие достоинства рассказа «Путь марсиан». Можно быть уверенным, что в 1952 году ни один астроном не обладал достоверными сведениями о кольцах Сатурна, но это не утешение. Астроном есть астроном, и его видение, естественно, ограниченно, в то время как я — писатель, создающий произведения в жанре научной фантастики, и, следовательно, от меня ожидают гораздо большего.

Бывало и так, что свои верные предвидения или такие, которые могли когда-либо сбыться, я переносил в далекое-далекое будущее. Должен признать, что в отношении роботов я правильно определил временные рамки: в ранних рассказах я утверждал, что они появятся в 1980-1990-х годах — весьма неплохо.

Тем не менее я проявил осторожность и не указал точного времени создания таких устройств, как компьютеризированные автомобили в «Салли» и карманные калькуляторы в рассказе «Чувство силы». (Возможно, я и глуп, но не до такой же степени!) Читая эти рассказы, никто не сомневается в том, что речь идет об изобретениях, сделанных в далеком будущем. Однако они уже существуют в наши дни, и мне посчастливилось дожить до того, чтобы их увидеть и в то же время испытать неловкость за недостаточную веру в человеческий разум и человеческую изобретательность.

В рассказе «Выведение людей?..» речь идет, в частности, о создании средств защиты от атомной бомбы. Произведение было опубликовано н 1951 году, и, хотя я не указываю в нем никаких конкретных дат, вполне очевидно, что описываемые в нем события происходят в ближайшем будущем — возможно, всего лишь несколькими годами позже.

В данном случае я совершил явную ошибку, ибо в действительности обсуждение возможных средств защиты началось лишь в 1980-х годах.

Более того, мое представление о такого рода защите было чисто статичным: создание достаточно мощного силового поля, способного противостоять даже ядерному взрыву (кстати, рассказ был написан еще до создания водородной бомбы). В настоящее время, говоря о мерах защиты против ядерного оружия, мы имеем в виду активные действия использование компьютеризированных рентгеновских лазеров для уничтожения межконтинентальных баллистических ракет непосредственно после их запуска, во время полета за пределами атмосферы. Я не думаю, что это даст существенные результаты, но сама идея гораздо более прогрессивна, чем мое собственное глупое предположение, сделанное в 1951 году, то есть тридцать пять лет тому назад.

Вообще говоря, свои наилучшие предсказания я делаю, основываясь на намеках (весьма ясных). В рассказах о роботах я изобразил их такими огромными, что они оказались полностью лишены возможности передвигаться и были способны лишь думать и обмениваться результатами своих размышлений. Такой робот изображен в моем самом первом рассказе о роботах. В рассказах, написанных позднее, я называл их «мозгом». Мне и в голову не пришло назвать их компьютерами.

Мои роботы обладали «мозгом», который заставлял их работать, и я никогда не рассматривал его как компьютер. Конечно, поскольку мне необходимо было придать ему научно-фантастический оттенок, я назвал его «позитронным мозгом». Позитроны были впервые обнаружены всего лишь за четыре года до создания моего первого рассказа о роботах.

Позитроны были захватывающе интересными частицами и несли в себе некий образ «антиматерии». Вот почему я счел выражение «позитронный мозг» вполне подходящим. Он должен мало чем отличаться от электронного мозга, за исключением того, что позитроны можно заставить возникнуть, а затем в миллионные доли секунды уничтожить с помощью окружающих их электронов вне зависимости от их местоположения. Это позволило мне предположить, что они могут рассматриваться как частицы, отвечающие за скорость мышления. Разумеется, энергетические связи — идет ли речь о той энергии, которая необходима для производства большого числа позитронов, или о той, которая высвобождается при их уничтожении в большом количестве — поистине чудовищны, они настолько велики, что идея создания позитронного мозга, по всей вероятности, совершенно неосуществима. Однако я не обратил на это внимания.

В моих рассказах компьютеры стали появляться лишь после их изобретения, и читатели уже знали об их существовании. Но даже, тогда я не рассматривал всерьез возможность их миниатюризации. Да, я говорил о карманных вычислительных устройствах, но представлял их себе едва ли более мощными, чем логарифмическая линейка.

В конце концов я все же пришел к пониманию необходимости миниатюризации — уже после того, как процесс начался в действительности. В начале рассказа «Последний вопрос» я, как обычно, описываю огромный как город компьютер Мультивак, поскольку увеличение мощности компьютера в моем понимании было связано с внедрением в него все большего и большего числа электронных ламп. Но далее в том же рассказе я начал процесс миниатюризации и далеко превысил реально допустимые, по моему мнению, пределы.

И все же я подозреваю, что читатели всегда готовы оказать снисхождение несчастному автору научно-фантастических произведений, который начинает отставать от времени. Как я уже говорил, тот факт, что мой цикл о Лаки Старре несколько устарел, ни в коей мере ему не повредил. Между прочим, «Войну миров» Герберта Уэллса продолжают с увлечением читать и сейчас, почти через сто лет после его выхода в свет и несмотря на представленное в нем удивительно неправдоподобное описание Марса (неправдоподобное с точки зрения того, что мы знаем о Марсе сегодня). Описание Марса, данное Эдвардом Райсом Берроузом, принадлежащим к следующему после Уэллса поколению, или Рэем Брэдбери уже в 1950-х годах, также не идет ни в какое сравнение с действительностью. Однако это не мешает нам с интересом читать «Принцессу Марса» или «Марсианские хроники».

Все дело в том, что научная фантастика — это нечто гораздо большее, чем научные сведения, в ней содержащиеся. Это художественное произведение, и если последующие открытия выявляют недостоверность приведенных в нем научных данных или их искажение обусловлено требованиями сюжета, мы склонны закрыть на это глаза.

Так, например, в моем рассказе «Бильярдный шар» обычный бильярдный шар попадает в область пространства, в которой мгновенно приобретает скорость света. Это совершенно невозможно, но даже если исходить из моего понимания научной недостоверности, есть нечто еще более невозможное. Бильярдный шар обладает конечным объемом. Часть его, первой входящая в указанное пространство, мгновенно достигает скорости света и отрывается от остальной массы шара. Иными словами, бильярдный шар должен неизбежно распасться на атомы или даже еще более мелкие частицы, однако в рассказе он сохраняет свою целостность. Меня мучает совесть, но, несмотря на эти мучения, я сделал то, что должен был сделать.