Приключение на реке Лесной - Валерий Кобылин

Они вышли к речке. Удилища, забытые ими вчера, лежали у кромки воды. Но красного Ромкиного поплавка не было видно, а леска, туго натянутая, уходила под куст. Ромка, трясясь от нетерпения, кряхтя и ухая, вытащил замечательного окуня, граммов на триста, и издал победный вопль.

— Не ори, — сказал Мишка — Разорался, подумаешь. Ему радоваться было нечему: даже червяк на крючке не был съеден.

Окуня усыпили, прикрыли лопухами и побежали. Вверх по речке искать плот. Речка Лесная извилистая, спокойная, где-то далеко она впадает в большую реку Онегу Ширина ее здесь метров тридцать, а самая большая глубина два метра, да и то редко, только по вымоинам на поворотах да в редких ямах Далеко ребята пробежали, но плота не обнаружили. Вернулись обратно, пошли вниз по течению и за первым же поворотом нашли замаскированный в кустах плот из коротких, но толстых бревен, скрепленных металлическими скобами. Пришлось изрядно попотеть, перегоняя плот против течения до места, где вчера было произведено таинственное затопление.

Мишка вогнал в податливое дно через широкую щель между бревнами шест, и заякоренный плот замер на середине речки, Ромка распластался на плоту и стал проверять дно, почти целиком погружая полутораметровый багор в воду.

Есть! — хрипло объявил Ромка.

У Мишки в груди даже тесно стало: а вдруг Ромка прав и там покойник...

— Что-то твердое, железное. Вот, звякает. Слышишь? — сообщил, Ромка, припадая к воде чёрный ухом. Мишка перехватил багор, пошевелил им: точно, в воде стыковался металл с металлом. Ну, значит, не покойник! Он повел багор чуть в сторону и вверх и почувствовал, что крюк багра за что-то зацепился.

Тащу, Ромка!

Ромка стал помогать ему. Что-то тяжелое медленно поднималось со дна. Желтоватая донная муть выплеснулась из глубины и распласталась на поверхности. Ромка то ли от возбуждения, то ли от страха лязгнул зубами.

Из воды показалось нечто объемное, неопределенное, в мешковине, крест-накрест перехваченное веревкой Они вытащили груз на плот и посмотрели друг на друга.

Мишка осторожно пощупал сырую мешковину, похоже, там лежали две здоровенные железяки.

— А может, это бомбы, — неуверенно предположил Ромка, и они отодвинулись от таинственной находки. Сидеть просто так было глупо. Мишка достал из кармана походный нож-складенец, собрался с духом и резанул по мешковине, Под мешковиной была грязная черная материя, полоснул и по ней. Расширили брешь, пачкая руки в густой ароматной смазке, бензопила! Две бензопилы.

Ромка разочарованно вздохнул.

— Знаешь, Ромка, сказал Мишка, ты напрасно вздыхаешь, их украли и спрятали. Они ведь очень дорогие Мой папа….

Больше он ничего не успел сказать.

5.

Сверху, из-за поворота, выскочила лодка и стремительно понеслась к ним. Ребята поспешно столкнули мешок в воду, а Мишка стал лихорадочно вытаскивать шест, который держал плот на приколе. Лодка ткнулась в плот, и Мишка едва не полетел в воду.

— Вы чего тут, козявки? Вы чего! — заорал высокий парень. — Чего ищете? Елочки-метелочки! А? — и он прибавил к елочкам-метелочкам грязное ругательство.

Это был вчерашний парень, правда, он был без очков и без напарника. Парень был очень сердит и заметно пьян.

— Мы, дядя, просто касаемся, мы ничего, дипломатично начал Мишка. Парень ударил веслом по воде, и настоящий водопад обрушился на Мишку. И тут же, перегнувшись через борт лодки, он ловко ухватил Ромку за ухо. Ухватил за больное, черное ухо, поэтому Ромка взревел на всю округу, вырвался и замахнулся багром:

— Алкаш! Вор! Ворюга! Убирайся отсюда, пока в тюрьму не попал!

— В тюрьму? — окончательно рассвирепел парень, выбил веслом багор из рук Ромки и шагнул одной ногой на плот.

— Ромка, прыгай! — крикнул Мишка. Плот накренился, вздыбился, и Ромка неловко скользнул в роду, ударившись головой о бревно. Мишка, по-лягушечьи раскорячившись, успел плюхнуться головой вперед и по-собачьи забухал к берегу, до него было метров десять. Ромка поплыл почему-то не по прямой, а наискосок, к забредшему в воду мелкому кустистому ивняку.

Парень на лодке и Мишка почти одновременно достигли берега. Мишка чёртом вылетел из воды, но парень двумя огромными прыжками настиг его, крепко ухватил за шиворот.

— Погоди, пацан, не бойся... Но Мишка страшно испугался и заорал во все горло; распахнулся, затрещал ворот рубашки.

— Да не ори ты! — Парень, видимо, тоже немало испугавшись, хотел как-то договориться с ребятами.

Парень был обуян яростью и страхом, но Мишка, насмерть перепуганный, ослепленный, не разглядел заячьего испуга в его расширенных белесых глазах.

— Помогите! — завопил еще громче Мишка, леденея от ужаса и ничуть не сомневаясь в том, что его и Ромку парень сейчас будет убивать.

И тут, как в доброй сказке, из леса вылетел мотоцикл и остановился в пяти шагах. Папа, не заглушил двигатель, мотнулся к ним, рука парня ослабла. Мишка увидел перекошенное испугом и злобой белое лицо парня и папины холодные, прямо какие-то колючие, ледяные глаза. Таких глаз он у папы ещё не видел.

Потом что-то глухо чмокнуло, парень замахал руками, быстро-быстро задом засеменил к речке и грохнулся в воду. Парень вынырнул, крутанулся в воде, бестолково выпучив глаза, и поплыл к другому берегу.

«А чего это Ромка-то лежит», — подумал Мишка и кратко, по довольно вразумительно проинформировал папу о происшедших событиях на речке.

— А! Вот оно что, — сказал папа. — Знакомое лицо. Где-то я его вроде видел. Эй! Парень! Плыви обратно, далеко не убежишь!

Парень не хотел плыть обратно, на карачках выкарабкался по глинистому склону на берег и, не оглядываясь, побежал прочь. Лодка его сиротливо покачивалась на взволнованной людьми воде.

Ромка лежал у самой воды, свернувшись калачиком. Его только что вырвало. Папа и Мишка склонились над ним. Он был бледен, глаза сонные.

— Ромка, — растерялся Мишка.

— Рома, что с тобой? — спросил папа.

— В голове больно, — тихо ответил Рома.

— Так, — сказал папа, взял Ромку на руки и понес к мотоциклу. Ромку усадили на передок заднего сиденья и он оказался плотно прижатым между папой и Мишкой. Мотоцикл, недовольно ворча, запетлял по тропинке. Ромка, вялый, безучастный, прижался к папиной спине, голова с черным топырщатым ухом безвольно покачивалась на худенькой шее. Мишке очень жалко было Ромку, а вдруг Ромка умрет. Как же тогда Мишке жить без Ромки...

Тропинка наконец выпрыгнула на дорогу, но папа поехал не домой, а повернул в Североонежск. В больницу, догадался Мишка и успокоился. Там Ромке погибнуть не дадут, вылечат.

6.

У Ромки оказалось сотрясение мозга. Такой диагноз снова разбередил в Мишке опасения за Ромкину жизнь, и назавтра он прибежал в больницу. После настойчивых просьб бабушка в очках сказала: «Ладно, иди уж», обрядила его в длинный, чуть не до пят, белый халат, и Мишка с замиранием сердца вошел в палату № 7.

Там уже сидел на табуретке возле Ромкиной койки его отец, дядя Коля. Он показался Мишке сильно постаревшим. А Ромка ничего, лежал, хорошо так смотрел на Мишку, и по его глазам Мишка понял, что Ромка рад его приходу.

— Это, Ромка, хорошо, что ты не умер, — сказал Мишка и тут же понял, что брякнул что-то не то, потому что больные заулыбались, а их, кроме Ромки, в палате было еще двое. Ромкин отец крякнул, а сам Ромка вроде как сконфузился.

— Я что, дурак, что ли...

— А я тебе твоего окуня принес. Его мамка в сметане поджарила. Вкуснятина! — сказал Мишка, вынимая из сумки завернутого в целлофановый пакет окуня и литровую банку с клюквенным морсом.

Положил гостинцы на тумбочку и стал рассказывать, как папа, дяденька Полуянов из папиной бригады и милиционер доставали бензопилы из воды, и что того парня по описанию многие узнали, его ищет милиция, а может, уже и нашла.

— Я, Рома, пойду, — сказал дядя Коля. — Поправляйся, сынок. Завтра с мамой придем...

Он пошел к выходу, но задержался у двери и незнакомым хриплым голосом заговорил:

— Я это... Рома. Все. Окончательно. Не пью больше! Досыта напился. Всю ее, проклятую, не перепьешь. Вот при Мишке говорю. Всё!

Ромка недоверчиво посмотрел на отца и не то согласился, не то попросил:

— Ты, папа, не пей больше.

— Не буду, сынок. Разве уж когда совсем немного по великим праздникам. А так — всё! — он махнул рукой и вышел из палаты.

С минуту в палате стояла мёртвая тишина. Большой дяденька, у которого на лбу почему-то лежала круглая грелка, глубоко вздохнул, и Мишка понял, что Ромкиному папе не поверили.

— Мирового окуня я вытянул, — вдруг улыбнулся Ромка. — Десяти твоих плотвичек стоит. Или нет?

— Стоит, — охотно согласился Мишка, хотя в другое время и в ином месте он поставил бы зазнавшегося Ромку на свое место.