Неверный шаг - Мишель Рио

— Вы решили переменить объект охоты?

— Я этого не говорил. Я всегда в точности соблюдаю условия моих контрактов. В случае вашей смерти никто не сможет свалить Альберти вашим способом. Я предлагаю сделать это моим.

— Зачем?

— Пусть это будет просто профессиональное предложение.

— Оно меня не заинтересует. Я не собираюсь устранять его таким образом. У меня нет к нему личных счетов. Я хочу, чтобы был открытый процесс. Образцово-показательный.

Кроме того, ваше предложение входит в противоречие с моими нравственными убеждениями. В любом случае мне нечем вам заплатить.

— А по-моему, есть: этой фотографией, например, — произнес незнакомец, указав на снимок в рамке.

— Что вы имеете в виду?

— Отдайте мне эту фотографию. И я буду считать, что не остался внакладе.

— На что она вам?

— Это ваша жена и дочь, не так ли?

Теперь в глазах Бремона снова зажегся страх.

— Они находятся в надежном месте, очень далеко отсюда. Вам не добраться до них, — голос его звучал глухо.

— Как и до ваших бумаг, да? Могу предположить, что они у вашей жены…

— Нет. Она не имеет к этому никакого отношения. Вам никогда не добраться до них.

— Кто вам сказал, что я стану добираться? Мне нужна только эта фотография. А взамен я убью Альберти. Я рискую своей жизнью, чтобы закончить вашу работу, и прошу у вас за это клочок бумаги.

— Что вам мешает попросту убить меня и забрать фотографию?

— Я не вор, мсье Бремон.

Повисла долгая пауза, Бремон взвешивал ответ.

— Нет, это не для меня, — сказал он наконец.

— Подумайте. Никому не известно, где спрятаны досье на Альберти и ваша семья. Полагаю, что вы их держите вместе. Вероятно, я окажусь не единственным, кому эта мысль придет в голову.

Помолчав немного, он продолжал:

— Вы поставили под удар жену и дочь, этого требовала ваша мораль или, возможно, ваше тщеславие. Альберти нашел вас. Их он также найдет. Я предлагаю вам способ хотя бы частично исправить совершенные вами ошибки. Не упрямьтесь. Альберти для вас слишком крупная дичь.

— А для вас нет?

— Для меня нет.

— Почему вы так в этом уверены?

— На стороне Альберти власть, деньги, численное превосходство и полное пренебрежение законами морали. Ваше оружие — ваш ум, ваш следовательский пыл и справедливость. Это неравная борьба, потому что вы играете по правилам справедливости, а Альберти — по правилам, которые он выдумал себе сам. Я — одиночка, как и вы, и я играю по своим собственным правилам, как и он. Однако мне известны его правила, а он не знает моих. Вот почему эта дичь мне по зубам.

— Я все равно не понимаю, зачем вы мне все это говорите, зачем вам понадобилось его убивать.

— Затем, что мне нужна эта фотография. И единственное, что я могу предложить вам взамен, это голову Альберти.

— Все это не слишком убедительно. Минуту назад эта фотография была платой, теперь она стала целью…

— Существует не так много случаев, когда плата за работу не является ее единственной целью. Впрочем, давайте оставим эти общие рассуждения, особенно о такого рода предметах. Если вы принимаете мои условия, я назову причину, которая покажется вам вполне убедительной.

Бремон обреченно вздохнул.

— Хорошо, — произнес он, — я принимаю ваш контракт. При условии, что в него будет внесен еще один пункт: как бы ни сложились обстоятельства, вы не станете преследовать мою семью.

— Будьте логичны. Зачем мне преследовать вашу семью, когда я уничтожу человека, которому это было бы выгодно? И потом, я вам сказал, что убиваю только охотников.

— Я склонен больше доверять вашей профессиональной этике, нежели вашим нравственным представлениям. Обещаете соблюдать это условие?

— Даю слово.

— Мне ничего другого не остается, как верить вам на слово. Теперь скажите, какова ваша убедительная причина?

— Я убил бы Альберти, как бы вы ни ответили.

— Почему же?

— Альберти должен выдать полиции преступника. Разумеется, мертвого. И никак с ним не связанного. Именно поэтому он нанял для этой работы меня, хотя любой самый неопытный из его людей справился бы с ней без особого труда. Труднее было обнаружить ваше убежище, мсье Бремон, потому что вы не глупы. Убить же вас — пустая формальность. Для Альберти я идеальный исполнитель: грамотный убийца, труп без опознавательных знаков, оборванная нить в руках полиции. Ему достаточно инсценировать двойное убийство, то есть уже после вашей смерти изобразить дело так, будто журналист Бремон и неизвестный мужчина убили друг друга при невыясненных обстоятельствах. Его люди уже здесь, за углом.

— Откуда вам это известно?

— Я ждал их и видел, как они приехали. Но в общем, в этом не было необходимости.

— Когда вы поняли это?

— В ту самую минуту, когда Альберти предложил мне контракт.

— И вы согласились?

— Да. Я уже вам говорил, что мне знакомы его правила игры, а ему неизвестны мои. Его логика сомнительна с точки зрения морали, зато вполне предсказуема. Она позволяет ему придумать такого рода инсценировку, но мешает понять, что я разгадал его ход, — как раз потому, что я согласился на его условия и принял контракт. В этом у меня перед ним большое преимущество.

— Почему же вы согласились?

— Речь шла о крупной сумме. Но это вторичное побуждение. Меня всегда увлекала способность разума победить силу. А кроме того, когда для тебя нет разницы, жить или умереть, что еще остается, как не играть со смертью? Последний способ придать игре смысл — сделать так, чтобы ставкой в ней стала жизнь.

— Если жизнь ничего не стоит, — тогда ставка ничтожна, а игра не стоит свеч.

— Да, если единственный смысл и главный интерес игры в том, чтобы получить приз. Нет, если этот интерес заключается прежде всего в механизме принятия решений и четкости их исполнения. Мы говорим, разумеется, о шахматах, а не о русской рулетке.

— Я не игрок. И я не играю против Альберти. Что отнюдь не означает, что на кон ничего не поставлено. Ставка есть. Но это не моя жизнь. Тот факт, что я рискую жизнью, — лишь неизбежное следствие. Но не сама ставка. Это было бы безнравственно. Тогда как единственная серьезная для меня ставка в жизни — это нравственное достоинство. И это не красивые слова.

— Нет, конечно. Это ни на чем не основанная глупость.

Незнакомец показал на рамку с фотографией:

— Вот это — реальность, и как бы вы это ни называли — ставкой или неизбежным следствием, — вы этим рискуете. В сравнении с этим ваша пресловутая гражданская доблесть — блеф, пустая болтовня. И если вы знаете это, не желая в этом сознаться, тогда вы еще безнравственнее меня и даже Альберти.

Бремон с интересом посмотрел на него. Его страх, казалось, прошел — то ли потому, что он нашел в словах, в простой необходимости слушать и говорить новые силы или только средство забыть на время о грозившей ему опасности, то ли потому, что смысл этих слов заставлял его примириться с неотвратимой, может быть, даже заслуженной карой, или, наоборот, побуждал его к решительным действиям.

— Каким образом вы надеетесь убить Альберти? — спросил он.

— Продолжая делать то, что не доступно его пониманию.

— А именно?

— Альберти крайне подозрителен. В поездках его охраняют не хуже какого-нибудь президента, в он практически вне досягаемости. Безопасным местом он считает свою виллу, крепость, в которой он чувствует себя неуязвимым. Туда-то следовательно, я и пойду его убивать.

— Но может быть, он там и в самом деле неуязвим…

— Чисто теоретически. Система безопасности на вилле объективно гораздо мощнее и совершеннее, чем та охрана, на которую он может рассчитывать при переездах, несмотря на всю его подозрительность и редчайшие меры предосторожности, которые он принимает для себя в этих случаях. Однако необходимо учесть фактор времени. Относительная или даже полностью импровизированая охрана на короткое время эффективнее, чем повседневная долгосрочная, на первый взгляд совершенная, которая, вместе с тем, оставляет противнику время изучить принципы, на которых она строится, иными словами — свои изъяны, а также право выбрать наилучший момент. Ибо в первом случае ключевой фактор — удача, а во втором — верный расчет. Я никогда не полагаюсь на удачу и знаю, что абсолютно надежной системы безопасности не существует в природе, всякая система — создание человеческого ума, следовательно человеческий ум способен ее победить.

Он говорил спокойно и неторопливо, так, словно стремился донести до упрямого или не слишком одаренного ученика некоторые самоочевидные истины, касающиеся одного из банальнейших вопросов.

— И вы, похоже, нашли изъян Альберти? — спросил Бремон.

— Да.

— Вы больной человек, — прошептал Бремон.