Место, где живут Боги - Антон Сибиряков

Но кто здесь ничтожество? – думает женщина, глядя на дергающиеся тараканьи лапки. – Эта тварь или я, человек, которого эта уродливая мразь даже не заметила?

Женщина не знает ответа. Женщину зовут Татьяна Горина, и она стоит над жестяной мойкой, опершись на нее руками в латексных зеленых перчатках, и смотрит на гору грязной посуды, скопившуюся за целый день. Ржавый кран подтекает который месяц, но в доме нет умелых мужских рук, чтобы его починить. Белая от хлорки вода скапливается в заляпанных кетчупом тарелках, принимая бледно-розовый цвет, и Татьяна видит в этих лужицах свое отражение. Измученное недосыпами осунувшееся лицо с сеткой бальзаковских морщин у раскрасневшихся глаз – странная, восковая маска, слепленная в занюханной мастерской. От бессилия и злобы Татьяна сжимает края раковины так, что они впиваются ей в ладони и боль, взбирающаяся по рукам, не дает ей заплакать. Выпустить на волю стаю безумных рыданий, что встали у ее горла гадким комком. Женщина дышит через нос, раздувая ноздри усеянные черными точками, и включает воду. На плите с четырьмя замызганными конфорками – варятся пельмени, а рядом, на разделочной доске, в луже красной крови лежит кусок курицы, из которого к вечеру будет сварен бульон. Татьяна смотрит на кастрюлю с пузырящейся водой, на разбухшие пельмени и думает о том, как похожи все ее дни. Заученная наизусть роль снежной королевы, выплеснутая, будто смола на полупустой, шуршащий чипсами зал, слезы на длинной лавке в подсобке, половая тряпка и тяжелое ведро воды – а впереди длинный, залитый грязным светом коридор, который нужно вымыть до закрытия. Дорога домой по темным улочкам, полным пьяной ругани и мурашки на пояснице от стука шагов позади. А дома больная мать, пятилетняя дочь и пятнадцатилетний сын, протаптывающий дорогу в колонию для малолетних. Старая мебель, старый допотопный холодильник, веник вместо пылесоса, облупившаяся штукатурка, мелочь в кошельке и темные пятна на подушках. А утром – выведенный на запотевших окнах знак бесконечности. Замкнутый круг, разорвать который нету сил.

Татьяна обреченно берет губку для мытья посуды и льет на нее чистящее средство. Сжимает в кулаке и комья белой пены падают в раковину, будто вата. Женщина берется за грязные тарелки, натирая их до блеска и снова, как всегда в ритуальном порядке, вспоминает свою былую жизнь. То время, когда она была счастлива.

Что я сделала не так? Почему все это прекратилось? Почему мне кажется, что все это было не со мной? – вопрошает она у Господа – некрещеная русская женщина, зажатая меж каменных тисков городской жизни. Таких обычных и оттого безумно страшных.

Что мне делать дальше?

И впервые за все годы – Бог отвечает на ее вопросы. Его голос – добрый и ласковый – звучит внутри Татьяны, согревая ее теплом. Она чувствует рядом кого-то справедливого и в надежде подает ему отяжелевшую, усталую ладонь.

Веди меня, подскажи правильный путь. Прошу…

Застыв, будто статуя, Татьяна слушает голос истины и улыбается дрожащими губами. Кивает, роняя с ресниц прозрачные слезы, а напор из крана заливает тарелки, разлетается вокруг горячим дождем, стекает на пол кривыми ручейками и собирается вокруг Татьяниных ног. Зажатая в руке железная миска падает в раковину, разбивая фаянсовые тарелки, но Татьяна не замечает мира вокруг. Всю серость, всю грязь, налипшую на Татьянину судьбу за долгие годы, смывает яростный дождь – вода очищения. Со странной улыбкой, оставляя горы грязной посуды нетронутыми, Татьяна шлепает в спальню и валится на продавленный диван.

Она будет спать крепко, а проснувшись не пойдет на работу – соберет в доме все золотые украшения и отнесет их в ломбард, на вырученные деньги купив небольшую видеокамеру, на которую после запишет свое знаменитое признание. Об актрисе из провинциального городка узнают все – от мала до велика, люди станут боготворить ее и поклоняться ее образам. Крупные медийные холдинги захотят видеть ее гостьей своих студий, а журналисты станут охотиться за ее прошлым. Вокруг замызганной хрущевки на краю села обоснуются десятки папарацци, и будут следить за серыми окнами третьего этажа. Весь мир в одночасье полюбит Татьяну Горину и она, в ответ, откроет ему свое сердце.

– Посмотрите на них, – говорит господин Смехов.

Он стоит у широкого окна, спиной к своим собеседникам. Ему шестьдесят, но выглядит он гораздо старше. На нем остроносые туфли из натуральной кожи и дорогой костюм от Гуччи, который висит на нем, как на вешалке. Болезненно худой, он опирается на подоконник, как на трость. Его костлявые руки, с пигментными пятнами, облиты золотом колец, украшенных массивными драгоценными камнями. И когда он перебирает пальцами, кольца стучат.

– Привстаньте, посмотрите, – мягко повторяет он, но в его голосе слышится приказ и люди, сидящие на кожаных диванах, выполненных в викторианском стиле – с резными подлокотниками и узорами, венчающими спинки – отставляют бокалы в стороны. В бокалах налито красное сухое Бордо урожая 1947 года, а в пепельницах дымятся дорогие сигары по пятьсот долларов за штуку. Люди подходят к окнам – все они моложе и сильнее Смехова и жаждут его смерти, чтобы примерить корону на себя, но пока лишь безмолвно подчиняются приказам, словно прирученные псы. Среди гостей этого богато-обставленного офиса присутствуют и женщины. Они выглядят моложе своих лет из-за пластических операций и бесконечных подтяжек лица. У каждой из них молодые мужья, на горячих членах которых они согреваются холодными ночами, страстью пытаясь отогнать старость.

– Что вы видите? – спрашивает Смехов, оглядывая своих рабов, стоящих от него по обе стороны.

– Грязь, – говорит кто-то.

– Чернь, убогость, – вмешиваются еще голоса. – Нищие. Оборванцы…

Под окном течет по дороге разноцветная людская масса. Шумит, как река, но шума не слышно за толстыми, пуленепробиваемыми стеклами. Люди тащат в руках чемоданы и телевизоры. Катят на телегах холодильники и стиральные машины. Чумазые дети несут сумки, полные игрушек. Толстые хозяйки ведут на поводках своих любимых собак. Толпа движется к выходу из города – медленно и вязко, заглатывая дорогу, будто змея. А позади, там, откуда идут все эти люди, полыхают пожары и черный дым коптит выгоревший небосвод. Огромным темным монолитом высится над Новосибирском корабль Создателей, не подпуская к себе истребители, чертящие белыми полосами небо вокруг.

– Не люди, но подобие зверей, – говорит господин Смехов. – Разве могут они понять? Разве способны оценить случившееся? – он отворачивается от окна и все, как по команде, поворачиваются вслед за ним. – Бегут от знаний, как и тысячи лет назад. Такие, как они, прятались в пещерах от молний, пока такие, как мы, добывали огонь. Разве достойны они были оказаться там?

Он идет по скользкому полу, мимо кожаных диванов и столов из красного дерева. Мимо дымящих сигар и высоких бокалов с вином. Тащит остальных людей за собой, как мантию из человеческой кожи. Поднимается по ступенькам на невысокую приступку, туда, где на стене висит огромный плазменный телевизор. Легонько стучит по стене, и черный экран оживает красочными картинками из старых фантастических фильмов. А в комнату входит высокий широкоплечий мужчина. Он в штатском, но выправка и чеканка шага выдают в нем военного. Мужчина окидывает толпу холодным взглядом и поднимается к Смехову. Того сгибает кашель, но он находит в себе силы представить нового гостя и сказать пару напутственных слов.

– Дамы и господа, имею честь представить вам командира нашей экспедиции – Сергея Лукьянова. Именно он возглавит исследовательскую группу, которая направится к Божьему ковчегу.

– Почему мы вдруг решили, что эти существа – Боги? – Смехов громко ударяет ладонью по столу. Так, что гремят кольца на его пальцах. Он обводит взглядом сидящих за столом людей и улыбается белоснежными, искусственными зубами. – Потому что одна кудрявая сука, актриска из провинциального театра, разыграла сценку перед телекамерами? Ангелы с крыльями пришли ко мне домой и сказали, чтобы я несла весть о втором пришествии? Никогда я не слышал ничего бредовее. Но, как ни странно, этой видеозаписи люди поверили больше всего. Поверили одной необразованной шлюхе больше, чем всем авторитетным ученым вместе взятым. И вот, всего за сутки, которых видеозаписи хватило, чтобы облететь мир – семь миллиардов человек уверовали в Бога. Это ли не безумие? Или людям так необходимо перед кем-то пресмыкаться?

Он берет со стола стакан с водой и нервно пьет, а вода стекает по его подбородку и льется на рубашку, оставляя темные пятна.

Люди за столом, молча переглядываются, а Смехов продолжает пить. Он единственный, кто ни разу за встречу не присел, и больные ноги его уже почти не держат, но каким-то безумным упорством ему удается стоять, не подавая виду и не проявляя слабины. Он знает – все они, его верные слушатели, только и ждут, когда он упадет и не сможет подняться. Поэтому ставит пустой стакан на место и, опираясь на стол, продолжает говорить.