Соседка (сборник) - Марат Валеев

– Извини, Тома, – проникновенно сказал он, мягко извлекая ее шаловливую ручку из своих штанов. – Давай в следующий раз, ладно?

– А следующего раза может не быть!

В голосе Томы прозвучали одновременно и горечь, и обида. Но Петр уже не слушал ее, а еще раз взглянув в глазок, щелкнул задвижкой и вышел на площадку, прислушался. Вроде тихо. И он на цыпочках стал подниматься по лестнице.

– Эй!

Петр испуганно обернулся.

– Тапочки свои забери, альфонс недоделанный!

Из полуоткрытой двери высунулась белая рука с зажатыми в ней тапками и швырнула их на площадку. Пластиковые тапки упали на бетон с дробным костяным стуком. Петр зажмурил глаза. Но в подъезде по-прежнему царила тишина.

Петр подобрал тапки и, держа их в руке, продолжил восхождение на свой этаж в носках. Остановившись перед дверью, он перевел дыхание, прислушался. Нет, дома у него все спокойно. Уф, пронесло, отсутствие Петра, похоже, так и осталось незамеченным – его девочки продолжали безмятежно спать.

Сунув ноги в тапки и на всякий случай вытащив из кармана сигареты со спичками и держа их перед собой (да вот, покурить выходил!), Петр уверенно потянул дверь на себя. Она открылась и неожиданно с негромким лязгом застопорилась. Цепочка!

Кто-то запер дверь изнутри на цепочку. Не дочка же. Значит, Лена. Не нашла его ни в подъезде, ни у подъезда, и закрылась. Но не совсем, а на цепочку. Вот и понимай это, как хочешь: вроде бы дверь в дом и не совсем заперта, и в то же время войти невозможно. Блин, все у этих баб с какими-то вывертами!

Петр даже вспотел от нервного напряжения. Что делать? Позвонить? Или потихоньку через щель позвать жену? Так она может такой тарарам устроить, что весь подъезд проснется и с интересом будет вслушиваться в бесплатный концерт.

Нет уж, такого удовольствия он никому не доставит! И Петр, запустив свою длинную худую кисть в дверной зазор, стал нашаривать конец цепочки, чтобы выдернуть ее из паза и распахнуть дверь.

Но цепочка была короткой – Петр специально сам выбирал такую, чтобы никто, ни с короткими, ни с длинными руками, не смог проникнуть в их жилище, когда они спят с приоткрытой для сквозняка дверью в летние душные ночи.

Из-за узкого зазора рука его не могла выгнуться под нужным углом и зацепить цепную задвижку. Петр и сопел, и кряхтел, но у него ничего не получалось. И от неожиданности он даже слегка присел, когда вдруг услышал негромкий, но ядовитый голос Лены:

– Может, помочь?

Петр совладал с собой и с напускным раздражением сказал:

– Ты зачем закрылась? Я ж покурить выходил…

И продемонстрировал половинке бледного лица жены с одним рассерженно блестящим карим глазом в узком дверном проеме сигареты и спички.

– А ну дыхни!

– Чего? – не понял Петр. – Ты думаешь, что я пил где-то? Так на, нюхай!

И с силой выдохнул под нос Лены.

– Да, не пил, – согласилась она. – Но и не курил. Табаком от тебя не пахнет. Зато воняет чужими духами. И я, кажется, знаю, чьими…

– Да что ты знаешь, что ты знаешь, – торопливо забормотал Петр. – Я точно курил на улице. Но потом у меня голова заболела, и я решил прогуляться вокруг дома. По свежему воздуху. Зато сейчас голова не болит. Ну, впусти меня, Лена!

– Не болит? – спокойно переспросила Лена. – Зато сейчас заболит!

В дверную щель вдруг просунулся зачехленный зонт, загнутой массивной рукояткой вперед, и ошеломленный Петр не успел отклониться. В подъезде раздался громкий деревянный щелчок – Лена угодила мужу точно в лоб.

– Иди туда, откуда пришел! – гневно прошипела она, втягивая зонт обратно. – Привет передавай от меня этой сучке Томе. С ней я завтра разберусь. А ты пошел вон, кобель!

И дверь с треском захлопнулась. Ошеломленный Петр застыл на месте как столб, потирая ушибленный и начавший распухать лоб. Потом разозлился и с силой нажал на кнопку звонка, не отнимая от него онемевшего пальца, пока дверь опять не раскрылась – так же на ширину цепочки.

– Я сказала тебе – не пущу! – опять яростно сверкнула одним глазом в дверной зазор Лена. – Нам предатель не нужен!

– Да что ты такое говоришь, Леночка! – заканючил Петр. – Не был я ни у кого! И вообще – не имеешь права меня не пускать, я тут прописан!

– Ах, ты тут прописан! – зашлась от злости Лена. – А чья это квартира, тебе напомнить?

Да, квартиру пять лет назад получила жена, работающая бухгалтером в ПМК. До этого они мучились в малосемейке. Но он же действительно здесь прописан. И они, как бы там ни было, семья…

Однако Лена была непреклонна. Она была до глубины души оскорблена изменой мужа и не собиралась его прощать.

– Иди, иди давай отсюда, туда, откуда пришел! – настойчиво повторяла она, уже начиная заливаться слезами.

– Мама, мама, что случилось?

Это проснулась дочь и вышла к матери в прихожую. Лена еще раз с ненавистью сверкнула глазом и захлопнула дверь. Слышно было, как она, всхлипывая, говорила дочери приглушенным голосом: «Ничего, доча, ничего не случилось. Это тебе показалось. Идем спать ко мне…»

Петр впал в прострацию. Вот так номер! Сходил, что называется, на блядки! Как же он, дурак, мог забыть народную мудрость «Не живи, где…» Или наоборот: «Не…, где живешь». А теперь что делать?

«А-а! Раз она меня отправила к Томе, то и пойду к ней опять! – с отчаянием подумал он. – А если Ленка и в самом деле попрет меня, то хоть буду знать, за что…»

Он быстро сбежал на первый этаж, позвонил в Томкину дверь. Она не открывала. Петр снова надавил на кнопку. Наконец, дверь распахнулась, и так же, как давеча у него дома, на ширину дверной цепочки.

У Томы цепочка была длиннее, и потому Петр видел все ее искаженное злостью лицо, а не половинку, как у своей жены.

– Иди отсюда, казанова сраный! – свистящим шепотом сказала Тамара. – Я все слышала. Попробуй только признаться жене, что был у меня! Понял?

– Да понял, понял, – упавшим голосом сказал Петр.

– Ну и спокойной вам ночи! – хмыкнула Тома, и тоже захлопнула дверь.

И Петр поплелся наверх. Может, пустит его Ленка? Жена же, как-никак. Пока еще…

Роман с Юриком

Ольга Андреевна в полном одиночестве – а впрочем, с кем же еще, если она была одинокой женщиной? – в субботу пила свой ритуальный предобеденный чай на кухне, когда до ее слуха донесся невообразимый, хотя и приглушенный, гвалт. Шумели, по всему, на площадке.

Ольга Андреевна весело удивилась: «Ну, надо же, день еще только начинается, но зато как!». Она могла бы продолжить пить свой чай, гвалт этот ей особенно не мешал. А если добавить громкости работающему на холодильнике телевизору, то этого утреннего скандала и вообще могло быть не слышно.

Но Ольга Андреевна, как истинная женщина, напротив, убавила звук телевизора и осторожно вышла в прихожую, выглянула в дверной глазок. Уж так устроены женщины, что им крайне необходимо знать, где скандалят, если где-то скандалят, и из-за чего скандалят. Хотя в данном случае Ольга Андреевна, даже не прибегая к дверному глазку, стопроцентно была уверена, что гвалт подняли живущие напротив ее квартиры супруги Шишаковы. Потому что скандалили они с пугающей регулярностью, и оставалось только удивляться, как они друг друга до сих пор не поубивали.

Когда Ольга Андреевна приникла к дверному глазку, то увидела: точно, галдят Шишаковы. Причем глава семейства Шишаковых Юрик – его только так и звали во всем доме, несмотря на сорокалетнийслишним возраст, – находился на лестничной площадке, в обычных своих надутых на коленях трениках, в потрепанной футболке и в стоптанных тапках. А жена его Натаха была в квартире.

И вот Юрик рвался домой, и один из стоптанных его тапков был уже почти там, вернее – в дверном проеме. Ну, а Натаха не пускала его и выпинывала Юриков тапок своей мощной ступней в вязаном носке. И ей, дородной тете, оборону держать удавалось куда лучше, чем тощему Юрику взять приступом родные пенаты.

– Уходи, козел! Уходи туда, откуда пришел! – толстым басом кричала Натаха.

– Пусти меня домой, Натаха! – фальцетом верещал в ответ Юирк. – Пусти, сука, а то убью!

– Кто, ты? Заморыш! – демонически хохотала Натаха. – Да если захочу, шею тебе сломаю, шпендик! Иди, откуда пришел! Иди к своей Ирке!

– Да из гаража я пришел! – плачуще кричал Юрик, бия себя в грудь. – У Олега в гараже был! Мотоцикл мы ему ремонтировали! Какая там, на фиг, Ирка?

Но Натахе удалось окончательно выдавить Юрикову ногу с его же законной жилплощади. Дверь мстительно захлопнулась перед самым его носом, и он остался на площадке один.

– Вот сука, а? – потерянно бормотал Юрик, озираясь по сторонам – не видит ли кто его позора. Но на площадке стояла тишина. То ли никого по причине выходного дома не было, то ли соседи также деликатно, как Ольга Андреевна, топтались у дверных глазков.

Ольга Андреевна жалостливо вздохнула при виде того, как сиротливо Юрик прислонился спиной к стене у своей двери и о чем-то глубоко задумался.