Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - Коллектив авторов

Б.В. Носов

Хайнц Духхардт (Майнц)

Дискуссия о Европе в Германии, Польше и России на исходе XIX в.

После многих более или менее плодотворных «попыток» прошедших десятилетий современная историческая наука нашла новую тенденцию развития исследований, одним из ключевых элементов понятийного аппарата которых является приставка «транс-», обозначающая выход за определенные ранее границы исследования явлений и процессов, или же расширительный перенос их содержания на некие смежные сферы и области, или же расширение значения применяемых определений и понятий. Образуемые с помощью упомянутого префикса понятия не обязательно обозначают нечто совершенно новое, так как иные сферы исследований здесь прежде обозначались значительно проще: как «история отношений», «сравнительная история стран» или «международные отношения». «Транскультура», «трансиндивидуальность», «транснациональность» и другие возможные аналогичные понятия связаны между собой только в одном: их нельзя представить себе без компаративистского рассмотрения и такого методического подхода, который бы исключал обращение лишь к одному-единственному частному случаю. И надо сказать, что современное исследование Европы как комплексного и многостороннего феномена опирается на отмеченные методические принципы, по меньшей мере, косвенно.

Осознание необратимости процесса политической европеизации как формирования некоего транснационального целого способствует все больше и больше тому, чтобы заниматься генезисом, интенсивностью и нюансами дискуссии о Европе в истории. Со времени становления в 1950-е гг. данного направления исторического познания умножаются попытки разработки общих положений и принципов описания и осмысления европейской истории с точки зрения европейского целого. Повсюду в странах Европейского союза распространяются многочисленные издания на тему «европеизации» и «европейской общности». «Европа» находится «в центре внимания» – и не только непосредственная история европейской интеграции со времени основания в 1957 г. Европейского экономического сообщества – но и многочисленные более ранние попытки и усилия устранить опасность войны, сохранить господствующее положение европейских великих держав перед лицом их новых соперников на международной арене в XIX и в начале ХХ в., сделать постоянным доминирование европейской культуры во всем мире.

В Институте европейской истории в Майнце уже давно была поставлена задача исследования европейских основ в смысле изучения принципов Европы как исторической общности. В последние годы в Институте завершены два больших исследовательских проекта, результатом которых в каждом отдельном случае стали трехтомные публикации. О них и пойдет речь далее. Один проект посвящен дискуссии о Европе в центре континента, то есть в регионе Центральной Европы – понятом в широком смысле, то есть включая Польшу и Венгрию[1]. Второй труд посвящен отражению тематики Европы в европейской историографии периода до начала политических процессов европеизации[2]. В обоих случаях три государства-эксперта, находящихся в центре внимания авторов предлагаемой вниманию читателей публикации и вынесенных в ее заглавие – Россия, Польша и Германия, – должны сравниваться друг с другом в компаративистском плане. Временем исследования избран период последних десятилетий завершавшегося XIX в. и до Первой мировой войны.

В связи с событиями в Германии (со времени ее объединения и провозглашени я Германской империи во главе с Гогенцоллернами) до некоторой степени поражает то, что в эти десятилетия (эру Бисмарка и Вильгельма II), которые обычно связывают с наивысшим подъемом германского национализма, мотив Европы в политической мысли и в исторической науке Германии занимал твердые позиции или, точнее, сохранял прочное место. Научным работам в транснациональных категориях – европейская история или ж е всемирная история – неизменно принадлежало видное место в немецкой историографии и исторической науке начиная с эпохи Просвещения. Укажем на труды таких авторов как Людвиг Тимотеус Шпиттлер и его «Проект истории европейских государств»[3], Арнольд Херман Людвиг Херен и его «Справочник истории европейской системы государств и их колоний»[4] или Фридрих фон Раумер и его восьмитомная «История Европы с конца XV в.»[5], не говоря уж об общеевропейском кругозоре Леопольда фон Ранке, хотя он не опубликовал ни одного труда, в заглавии которого были бы понятия «Европа», «европейское», и т. п.[6]. Однако нельзя со всей уверенностью сказать, что после основания германского национального государства и при доминирующем влиянии Хайнриха фон Трейчке на немецкую историческую науку произошел некий бурный расцвет литературы «европейской» проблематики, хотя в то же время вполне можно было бы утверждать и обратное. Мы не вправе не воздать должное такому крупному научному предприятию, как опубликованная в рамках «Справочника средневековой и новой истории» многотомная серия истории европейской системы государств[7], автором которой был убежденный противник Бисмарка, не скрывавший своего скептицизма в отношении Пруссии – Константин Франтц[8]. Его кредо – отказ от малого германского национального государства в пользу центральноевропейской федерации. Будучи в определенной мере маргиналом в германском научном сообществе, Франтц никогда не занимал кафедры профессора истории ни в одном из немецких университетов. Однако в 1840–1850-е гг. он выступил с такими книгами, как «Польша, Пруссия и Германия. К реорганизации Германии и Изучение европейского равновесия». Хотя эти труды отличала в первую очередь политическая актуальность, обусловленная конкретной исторической ситуацией, вместе с тем им был свойственен подлинный научный исторический подход. В 1880-е годы в своих научных трудах Франтц даже вышел за пределы Европы, особенно в своем трехтомном сочинении «Мировая политика с особым учетом Германии»[9]. Конечно, приведенные примеры выдающихся трудов, авторы которых с энтузиазмом выступали в защиту единой Европы, нельзя рассматривать как выражение некоего европейского единства действий. Однако это были книги, в которых отразилось стремление исторически обосновать концепцию Центральной Европы и содержалось недвусмысленное утверждение о разделении Европы и России. Последний тезис имеет для нас немаловажное значение. Суть его состояла в том, что, с точки зрения упомянутых авторов, империя русских царей это особый мир. Их держава, подобно Соединенным Штатам Америки, слишком инородна, чтобы ее можно было тесно связывать и на долгое время соотносить с Западной Европой.

Аналогичный, хотя и прямо противоположный по направленности тезис присутствует и в русской историографии: Россия и Европа – это два мира, которые ничто не связывает друг с другом. Проиллюстрировать это можно на примере Н.Я. Данилевского[10], естествоиспытателя и специалиста по виноградной филлоксере, а также, если угодно, самоучки и дилетанта в области исторической науки и историографии. Его основной труд, о котором пойдет речь, – «Россия и Европа» – впервые опубликован в 1871 г., а вскоре, в период нарастания национализма в России, выдержал еще три издания. Свидетельством неубывающей популярности этой книги в России стал выход в свет уже в наши дни ее шестого издания. Вряд ли можно превзойти резкость, с которой Данилевский отрицает и оспаривает какую-либо принадлежность России к Европе, причем отправной точкой его историко-философской концепции была теория о совершенно специфических типах культуры. Это позволяло ему утверждать, будто бы тогда, во второй половине XIX в., еще доминирующие германо-романские типы культуры движутся к упадку и в обозримом будущем должны будут уступить место новому, развивающемуся типу культуры славянства.

Данилевский, будучи в профессиональном отношении человеком, абсолютно чуждым кругу ученых-гуманитариев, оказался в эпицентре дискуссий в русской исторической науке и в общественной мысли на исходе XIX в. Для большинства наиболее влиятельных течений в русской общественной мысли и в исторической науке того времени Европа не являлась предметом рефлексии. Пожалуй, Европа служила фоном, подтверждавшим историческое своеобразие России и ее непринадлежность к миру Запада.

Возможно, больше смысла имела бы аргументация европейского решения национальных проблем в польской историографии конца XIX в., которая могла бы таким путем исторически легитимировать претензии поляков на расширение автономии или даже на восстановление независимости. Однако – насколько нам известно[11] – польская историческая наука не пошла все же этим путем. Как представляется, Оскар Халецкий был первым польским историком, который серьезно задумался об опыте и действиях Европы[12] – и это произошло лишь в 1930-е гг., то есть значительно позже обретения Польшей самостоятельности и восстановления польского государства после Первой мировой войны.