Мегрэ и сумасшедшая - Жорж Сименон

Мегрэ вернулся домой. Стол был уже накрыт к ужину. Он поцеловал жену в обе щеки.

— Наверное, в такую прекрасную погоду ты выходила прогуляться?

— Я ходила за покупками.

Он задал ей вопрос, который ее удивил.

— Ты тоже посиживаешь на скамейке в парке? Ей пришлось порыться в памяти.

— Конечно, со мной это случалось. Например, когда я ждала своей очереди к зубному врачу.

— Сегодня я встретился с женщиной, которая все послеобеденное время проводит на скамейке в Тюильри.

— Так делают многие.

— А с тобой кто-нибудь пробовал заговорить?

— По крайней мере раз. Мать маленькой девочки попросила, чтобы я несколько минут за ней посмотрела. Она хотела купить что-то в магазине на другой стороне сквера.

Окно было открыто. На ужин ели холодное мясо с майонезом и салат.

— Может быть, немного пройдемся?

Они вышли на улицу. Солнце еще. окрашивало небо в розовый цвет, на бульваре Ришар-Ленуар было тихо, в окнах домов виднелись люди. Супруги Мегрэ смотрели на прохожих, на витрины, время от времени обменивались короткими фразами. Прошли на площадь Бастилии, потом возвратились бульваром Бомарше.

— Я принял сегодня странную старушку. Точнее, Лапуэнт ее принял. Она ждала меня перед зданием и остановила на улице. Судя по тому, что она говорила, это сумасшедшая. Во всяком случае, слегка помешанная.

— Что у нее произошло?

— Ничего. Утверждает только, что, когда возвращается домой, замечает, будто вещи лежат не на обычных местах.

— У нее нет кота?

— Лапуэнт ее об этом спрашивал. У нее нет никаких животных. Она живет над магазином птиц, и этого ей достаточно. Она целый день слушает пение птиц.

— Ты думаешь, она говорит правду?

— Пока я с ней разговаривал, я ей верил. У нее серые глаза, чистые и добрые. Я бы даже сказал: полные душевной простоты. Двенадцать лет она вдова. Семьи у нее нет, живет одна. Кроме племянницы, не встречается ни с кем. Утром идет за покупками, в белой шляпке и белых перчатках. После обеда обычно сидит на скамейке в Тюильри. Не жалуется. Не скучает. Кажется, что одиночество ее не тяготит.

— Ты знаешь, многие старики так живут.

— Хочу тебе верить, но в ней есть что-то такое, чего я не могу определить.

Когда они вернулись домой, уже стемнело и немного похолодало. Они рано легли спать. На следующее утро погода была все еще прекрасной, и Мегрэ решил пойти на работу пешком.

Как обычно, его ждал ворох писем. Он просмотрел их, принял инспекторов и выслушал рапорты. Ничего серьезного не было.

Первую половину дня он провел как обычно, пообедать решил в пивной «Дофин» и позвонил жене, что не приедет домой. После обеда пошел не спеша на набережную Межесери, когда случайно встретил старого приятеля, который был на пенсии. Греясь на солнце, они беседовали минут пятнадцать.

Дважды он подумал о старушке, которую инспектора уже окрестили «старой сумасшедшей Мегрэ». Дважды отложил свой визит к ней на более поздний срок.

Вечером они с женою смотрели телевизор. Утром он поехал на работу на автобусе, так как опаздывал. Около двенадцати ему позвонил комиссар полиции первого округа.

— Есть дело, которое должно вас заинтересовать. Консьержка говорила мне, что один из ваших инспекторов, молодой, очень интересный, был у нее.

Он сразу догадался, в чем дело.

— Набережная Межесери?

— Да.

— Она мертва?

— Да.

— Вы там?

— Я на первом этаже, в магазине, в ее квартире нет телефона.

— Сейчас приеду.

Лапуэнт сидел в соседней комнате.

— Поедем со мной.

— Что-нибудь серьезное, шеф?

— Для меня и тебя — да. Это касается старухи…

— Той, в белой шляпке, с серыми глазами?

— Да. Она мертва.

— Убита?

— Полагаю, что да. Иначе бы Жентон меня не вызывал.

Машиной они не воспользовались, шли быстро. Комиссар Жентон, которого Мегрэ хорошо знал, ждал у края тротуара, рядом с попугаем, привязанным тонкой цепочкой к жердочке.

— Вы ее знали?

— Видел ее всего один раз. Обещал, что на днях зайду к ней. Чуть-чуть не зашел вчера.

— Изменило бы это что-нибудь?

— Есть кто-нибудь наверху?

— Один из моих людей и доктор Форню, который только что пришел.

— Как она погибла?

— Еще не знаю. Около половины одиннадцатого соседка заметила, что дверь приоткрыта. Не придав этому значения, она пошла по своим делам. Когда в одиннадцать вернулась, дверь все еще была открыта, поэтому она позвала: «Госпожа Антуан, госпожа Антуан!.. Вы дома?» Так как никто не отвечал, толкнула дверь… Чуть-чуть не споткнулась о тело.

— Она лежала на полу?

— Да, в прихожей. Соседка тут же позвонила в полицию. Мегрэ медленно поднимался по лестнице, лицо его было мрачным.

— Как она одета?

— Одета для выхода, в белой шляпке и перчатках.

— Ни одной видимой раны?

— Я ничего не заметил. Консьержка сказала, что один из ваших людей был здесь три дня назад и расспрашивал о ней, поэтому я сразу вам позвонил.

В тот момент, когда трое мужчин вошли в коридор, доктор Форню поднимался с колен.

Они поздоровались за руку.

— Вы установили причину смерти?

— Ее задушили.

— Вы хотите сказать, что ей сдавили горло?

— Нет. Кто-то воспользовался полотенцем или платком, которым он зажимал ей рот и нос, пока не наступила смерть.

— Вы в этом уверены?

— Я смогу подтвердить это после вскрытия.

Сквозь широко открытое окно доносились голоса птиц.

— Когда это могло произойти?

— Вчера, во второй половине дня или вечером.

После смерти старушка казалась еще меньше, чем при жизни. На полу лежало хрупкое тело со странно согнутой ногой, что придавало ему вид поломанной куклы.

— Сколько потребовалось времени, по вашему мнению, чтобы убить ее таким способом?

— Трудно сказать точно, особенно принимая во внимание ее возраст. Пять минут? Чуть больше, чуть меньше.

— Лапуэнт, позвони в прокуратуру и в лабораторию. Скажи Моэрсу, чтобы прислал группу.

— Я вам еще нужен? Я пришлю санитарную машину, чтобы отвезти ее в Институт судебной медицины.

Комиссар послал полицейского вниз, где уже собрались люди.

— Пусть разойдутся. Это не ярмарка.

Оба привыкли к преступлениям, тем не менее были взволнованы. Может быть, потому, что дело касалось очень старой женщины.

И квартира была старой — как бы перенесенной из начала века или даже из конца прошлого. Солидная полированная мебель из тяжелого красного дерева, обитые ярко-красным плюшем кресла, какие еще можно увидеть в провинциальных гостиных, множество безделушек и фотографий в рамках на всех стенах, оклеенных обоями в цветочек.

— Нам не остается ничего иного, как ждать людей из прокуратуры.

— Они скоро будут здесь. Пришлют первого попавшегося заместителя прокурора с секретарем, он оглядится по сторонам, и этим все кончится.

Действительно, так все и бывает. А потом в дело вступают специалисты со своим громоздким снаряжением.

Дверь бесшумно открылась, и Мегрэ даже подскочил.

Это была соседская девочка, она вошла, услышав голоса.

— Ты часто приходишь сюда?

— Нет, никогда.

— Где ты живешь?

— Напротив.

— Ты знала госпожу Антуан?

— Я видела ее иногда на лестнице.

— Она говорила с тобой?

— Она мне улыбалась.

— Она никогда не угощала тебя конфетами, шоколадом?

— Нет.

— Где твоя мама?

— На кухне.

— Проводи меня к ней.

Он извинился перед комиссаром Жентоном.

— Сообщите мне, когда приедут из прокуратуры. Дом был старый, стены и потолки кривые, паркет расшатанный.

— Мама, какой-то господин хочет поговорить с тобой. Из кухни вышла женщина, вытерла руки о фартук. У локтя осталось немного пены.

— Комиссар Мегрэ. Ваша дочка только что заходила в квартиру напротив. Это вы нашли тело?

— Какое тело? Иди в свою комнату, Люсетт.

— Тело соседки.

— Она умерла? В ее возрасте нельзя жить одной. Должно быть, почувствовала себя плохо, и у нее не было сил позвать на помощь.

— Ее убили.

— Я ничего не слышала. На улице, правда, такой шум.

— Выстрела не было, да и случилось это не сегодня, а вчера во второй половине дня или вечером.

— Бедная женщина. Она, по-моему, была излишне горда, но в этом не было ничего плохого.

— Вы были в хороших отношениях?

— С тех пор, как я здесь живу, мы не обменялись и десятком фраз.

— Вы ничего не знаете о ее жизни?

— Иногда я видела ее утром, когда она выходила из дома. Зимой она носила черную шляпку, летом — белую и всегда перчатки, даже когда шла за покупками. Но это ее дело, правда?

— Кто-нибудь ее посещал?

— Мне об этом ничего не известно. Хотя нет, два или три раза я видела высокую женщину, которая звонила в ее дверь.

— Днем?

— Скорее, под вечер. После ужина.

— А в последнее время не видели ли вы, чтобы кто-нибудь здесь крутился?

— Здесь всегда кто-нибудь крутится. Люди мелькают, как на карусели. Консьержка сидит у себя, в глубине двора, и не заботится о жильцах.