Не такая, как все - Марк Леви

В доме № 12 по Пятой авеню Хлоя отперла дверь своей просторной квартиры. Положив ключи на столик у двери, двинулась по коридору – настоящей галерее своей жизни: все стены в нем были увешаны фотографиями. Некоторые из них ей нравились, например та, где был запечатлен ее отец в тридцать лет: густая шевелюра, лицо волевое, как у Индианы Джонса. Ее лицейские подружки обмирали от одного его вида. Кое-какие снимки она люто ненавидела: на одном из них ей вручали медаль после забега в Сан-Франциско, а мать стояла рядом с совершенно счастливым видом, хотя уже назавтра она собрала вещички и упорхнула. Некоторые фотографии вызывали ностальгические чувства, к примеру снимок собаки, члена семьи, – тогда ее родители еще были семьей…

Из-под двери библиотеки пробивался свет. Молча войдя туда, она уставилась на отца. Его шевелюра была по-прежнему густой, но из рыжеватой стала пепельной. Профессор Бронштейн увлеченно проверял студенческие работы.

– Как прошел день? – осведомилась она.

– Преподавать кейнсианство стаду прыщавых студентов не так тоскливо, как может показаться. Как там твой кастинг? – поинтересовался он, не поднимая глаз. – Все позади?

– Все будет ясно через несколько дней: либо меня вызовут на вторую пробу, либо я получу сотое письмо с объяснениями, почему им не подхожу.

– Ты не ужинаешь с Шопенгауэром?

Хлоя взглянула на отца и быстро попятилась к двери.

– Ты не прочь посидеть в ресторане с дочерью? Я буду готова через полчаса.

– Двадцать минут! – крикнул он ей вслед.

– За это время только наполнится ванна! Когда удосужишься починить сантехнику, я смогу собираться гораздо быстрее, – донеслось до него из коридора.

Профессор Бронштейн выдвинул ящик письменного стола, порылся в нем, нашел старую смету и при виде запрошенной суммы в который раз загрустил. Вернув смету на место, он вернулся к своему неблагодарному труду и не поднимал головы, пока Хлоя снова не постучала в дверь спустя довольно долгое время.

– Я вызвала мистера Риверу, пойдем скорее.

Профессор Бронштейн натянул пиджак и нагнал дочь на лестничной площадке. Решетка лифта уже была открыта. Хлоя оказалась в кабине первой, отец протиснулся следом.

– А Дипак говорил, что вы проведете вечер дома, – протянул ночной лифтер виноватым тоном.

– Планы изменились, – радостно откликнулась Хлоя.

Ривера взялся за свою рукоятку, и кабина поехала вниз.

На первом этаже он отодвинул решетку и посторонился, пропуская Хлою.

Снаружи их встретили синее ночное небо и приятная прохлада.

– Куда пойдем? Напротив, в «Клодетт»? – предложил профессор.

– Нельзя бесконечно злоупотреблять их щедростью, рано или поздно долг придется вернуть.

– Бесконечно нельзя, но еще немножко можно. И потом, у меня есть для тебя радостное известие: сегодня я расплатился с бакалейщиком.

– Лучше поужинаем у Мими, я приглашаю.

– Ты ездила просить денег к своей мамаше? – спросил Бронштейн, хмурясь.

– Не совсем. Я действительно нанесла ей визит, была у нас такая договоренность, но она была занята, собирала чемоданы. Жиголо везет ее в Мексику – вернее, это она его туда везет. Желая загладить вину, она достала из сумочки несколько бумажек и велела мне купить на них наряды.

– Почему бы тебе и вправду так не поступить?

– Что бы я ни надела, ей все не по вкусу. Зато у нас с тобой одинаковый вкус: мы оба обожаем французскую кухню! – И она помчалась вперед по тротуару.

– Полегче, я всего лишь пешеход! – взмолился Бронштейн. – И перестань называть Родриго жиголо, они живут вместе уже пятнадцать лет.

– Он моложе ее на двадцать лет, и она его содержит.

Миновав Вашингтон-сквер-парк, они заторопились по Салливан-стрит. Бронштейн первым вошел в заведение Мими, где радушная хозяйка громко сообщила, что их столик готов – притом что дюжина посетителей ждала своей очереди у барной стойки… Завсегдатаи имели право на особое обращение. Профессор опустился на банкетку, а Хлоя, улучив момент – официант убирал стул, освобождая место для ее инвалидного кресла, – обратилась к паре, пялившейся на нее:

– Модель «Karman S115», ограниченный выпуск. Настоятельно рекомендую! Чрезвычайно удобно, легко собирается. – И она повернулась к отцу.

– Я возьму ньокки по-парижски, – сообщил тот с вымученной улыбкой. – А ты?

Она заказала луковый суп и два бокала бордо.

– И кто же из вас отменил свидание – ты или он? – спросил Бронштейн.

– Ты это о чем?

– Сегодня утром ты меня предупредила, что вернешься поздно. Я слышал, как ты долго рылась в своем платяном шкафу.

– Намечался девичник, но прослушивание так меня утомило, что…

– Хлоя, я тебя умоляю!

– У Джулиуса работы выше крыши, я попросту опередила события.

– Когда преподаватель философии носит фамилию Шопенгауэр, он обязан быть особенно суровым, – съязвил отец.

– Давай сменим тему, папа.

– Что с той женщиной, которой ты занималась? Если я не ошибаюсь, сожитель относился к ней как неодушевленному предмету? Ты мне недавно объясняла, что поведение этого субъекта причиняет ей боль, но, как ни парадоксально, оно делает ее счастливой.

– Я объясняла не так, во всяком случае не совсем так. У нее что-то вроде стокгольмского синдрома: так мало самоуважения, что она чувствует себя обязанной ему даже за ту кроху любви, которую от него получает.

– Ты посоветовала ей уйти от него к другому, более достойному ее человеку?

– Моя роль сводится к тому, чтобы выслушать пациента и помочь ему осознать его собственные переживания.

– Но ты нашла выход из ее проблемы?

– Я над этим работаю. Я учу ее требовательности, и она делает немалые успехи. Если ты на что-то намекаешь, то лучше не виляй, говори прямо.

– Просто ты не должна быть менее требовательной, чем другие.

– Так ты меняешь тему? Ставлю тебе диагноз: синдром ревнивого папаши.

– Возможно, ты права. Если бы я мог посоветоваться с тобой до того, как от нас ушла твоя мать… Но тебе тогда было всего тринадцать лет! – Профессор вздохнул. – Не пойму, зачем тебе носиться по кастингам, раз ты вполне преуспеваешь в деле, которым занимаешься?

– Затем, что моя карьера психотерапевта еще только начинается, у меня всего три пациентки, и в карманах у нас с тобой шаром покати.

– Наполнение наших карманов – не твоя забота. Если все получится, то я скоро подпишу контракт на серию лекций и приведу в порядок наши финансы.

– Но тебе придется уезжать далеко и тратить уйму сил. Пора мне зарабатывать самой.

– Нам придется переехать. Эта квартира нам не по средствам, она требует огромных трат, нам это не по силам.

– В этой квартире я дважды возвращалась к жизни: сначала после нашего отъезда из Коннектикута, потом после случившегося со мной несчастья. А главное, я хочу, чтобы ты в ней состарился.

– Боюсь, я уже в процессе…

– Тебе всего пятьдесят семь. Глядя на нас, люди принимают нас за влюбленную пару.

– Какие еще люди?

– Хотя бы те, что сидят у меня за спиной.

– С чего ты взяла, что они на нас смотрят?

– Чувствую – и все.

Совместные вечера Хлои и ее отца часто завершались простой игрой, доставлявшей им обоим немало удовольствия. Они молча глядели друг на друга, и каждый старался отгадать, о чем думает другой, используя как подсказку мимику или движения головы. Это их занятие почти всегда замечали соседи по ресторану. Редкий случай, когда Хлое нравилось вызывать любопытство: в кои-то веки интерес вызывала она сама, а не ее инвалидное кресло.

Шторы из органзы с цветочками почти не защищали от света, и Санджая разбудили первые же проблески утра. Сначала он не сообразил, где находится, но преобладавшие в комнате розовый и голубой цвета быстро развеяли его недоумение. Он накрыл голову подушкой и снова уснул. Спустя несколько часов вскочил с постели, поспешно оделся, схватил свой ноутбук и, не позаботившись причесаться, выскочил из комнаты.

Лали ждала его за кухонным столом.

– Куда хочешь сначала – в Метрополитен-музей или в Музей Гуггенхайма? Может, ты предпочтешь начать с прогулки по Чайна-тауну, Маленькой Италии, Нолите, Сохо? Выбор за тобой.

– Где тут ванная? – выдавил он.

Лали не сумела скрыть разочарование.

– Не забудь про завтрак, – сказала она приказным тоном.

Санджай плюхнулся на табурет, который Лали подвинула ему ногой.

– Хорошо, – уступил он, – только быстро, я очень тороплюсь.

– Можно поинтересоваться, что у тебя за работа? – спросила она, заливая молоком хлопья в его миске.

– Хай-тек.

– Что еще за хай-тек?

– Мы придумываем новые технологии, облегчаем людям жизнь.

– Тогда придумай мне племянника, который хоть немного развеет скуку моей повседневной жизни! С которым можно гулять, который расскажет мне о моей родине, о моей родне, с которой я так давно не разговаривала!