Весеннее чудо для мажора - Гауф Юлия

– Ты случайно не офигел?

– Я? – Андрей так искренне удивился, но я-то знаю, что он – тот еще язва. – Если и офигел, то не случайно, киса, – подмигнул он мне.

Неисправим.

– Руки-ноги есть? Вот своими руками и отдраивай свой дом, а ногами топай отсюда. Посыл ясен?

– Что ж ты злая такая? – Андрей пригладил волосы. – У вас в деревне какое-то поветрие? Вирус? Это заразно? Куда ни посмотрю, всюду психбольница. Точно не хочешь убраться у меня? Смотри, больше предлагать не буду, другие желающие найдутся.

Я вздохнула. Нет, ну что за человек такой?!

Только Булатов мог явиться ко мне без приглашения, и позвать заняться клинингом. Ведет себя как барин с холопкой, еще и забыл меня. Меня! Это вообще оскорбительно, ведь не так уж сильно я изменилась… наверное.

Я всегда хотела быть поваром, с самого раннего детства. Первым моим воспоминанием было то, что я, совсем еще мелкая, наблюдала за мамой. Мне года три было, если не меньше, а я до сих пор ту мамину улыбку помню, адресованную мне. И аромат вафель, которые мама делала в тот день. И даже вафельницу нашу помню – белую, похожую на чемоданчик, очень старую. Мне это магией казалось – то, как мама из неказистых на вид продуктов приготовила такие вкуснющие и ароматные вафли.

Мммм!

Мама и меня научила их делать, и как только я читать научилась, начала изучать кулинарные книги, мамину тетрадку с рецептами. И от кухни меня было просто не оторвать. Всегда твердо знала, что поваром буду – самым лучшим поваром! И звезду Мишлен ресторану, в котором буду работать, добуду именно я. И благодарные посетители ресторана будут постоянно звать меня, чтобы поблагодарить.

А потом я повзрослела. Нет, любить готовить я не перестала – это ведь искусство, но ту еду, что я готовила, я еще и пробовала. Плюс гормональный всплеск, и здравствуйте, двадцать лишних кило. Мы вас ждали, но мы вам не рады. Бабушка, папина мама, вздыхала по моей фигуре наравне со мной, и сетовала, что женщине нельзя поваром быть – это ни маникюра нормального, порезы, да еще и полнота.

А потом папа забрал нас в Екатеринбург. На целый год, чтобы филиал открыть и настроить его работу. И я пошла учиться… на юридический. Полненькая, стесняющаяся саму себя девчонка. В балахоны одевалась как у Примадонны, чтобы фигуру спрятать, за волосами половину лица скрывала, но от легких насмешек это не спасало. И это было обидно, хотя надо мной не издевались. Зубоскалили – да, поддевали, но не гнобили.

В школе ведь меня все любили, мы взрослели вместе, а тут новый город, все незнакомые. Я себе самой страшной на свете казалась. Особенно, когда Андрея увидела – красивый, мускулистый, популярный. Девчонки рядом с ним крутились – все как на подбор, и я в этот подбор не вписывалась. Это как беляш положить рядом с пучками сельдерея, и спросить: «Угадай, что лишнее?»

Лишний – беляш. Я.

Тогда я плюнула на балахоны, и перестала отвечать улыбкой на насмешки. И именно когда я стала язвой, Андрей вдруг начал меня замечать. А потом… потом случилось потом. Юридический я бросила, как и сам университет. Перевелась в кулинарный, и постаралась забыть Андрея.

Только не забыла, как оказалось

А вот он забыл. За уборку десять тысяч предлагает. Ох, я сейчас пошлю его! Ох, я… хм, так, стоп.

– И большая уборка нужна? Не генеральная, случайно? – спросила я невинным голоском.

– Да там немного, мусор прибрать и полы вымыть. Уговор? – Андрей протянул мне ладонь, где между двумя пальцами зажато две пятитысячных купюры.

– Идем, – усмехнулась я, и деньги взяла.

А вот руку не пожала, улыбнулась ему насмешливо, мысленно потирая ладони.

Позвал меня убраться, дорогой? Ха! Да я тебе такой бардак организую, что ты в этом доме жить не сможешь. И деньги не верну! Или верну, но потом, после «уборки». Подойду, по щеке его похлопаю, и в карман его штанов эту десятку засуну.

А потом убегу, и ничегошеньки он мне не сделает!

А лучше, чтобы он вообще съехал отсюда, и я это организую, или я буду не я!

Когда мы подошли к его калитке, я обратила внимание, что Андрей улыбается зеркально. Точно также насмешливо, как и я.

– Мы точно не встречались? – спросил он.

Нет, ну сколько можно по больной мозоли топтаться?!

– Может, и встречались, – пожала я плечиком. – Но если виделись, то это было что-то неважное.

– Почему?

– Потому что твое лицо мне незнакомо, – я подмигнула Андрею, спародировав его самого. – Было бы что-то интересное, я бы тебя запомнила.

– Язва, – рассмеялся Андрей, и чуть нахмурился.

Ну да, язва. А еще стерва. Колючка. Заноза. Как ты только не называл меня! Неужели, вспомнил?!

– Ты в этом колхозе постоянно живешь, или иногда приезжаешь? – продолжил Андрей свой допрос, все внимательнее изучая меня, пока мы пробирались сквозь палки, валяющиеся в его дворе, к дому. – В Ёбурге не бывала?

– Бывала, – не стала я врать.

– Хм, – Андрей внимательно вгляделся в мое лицо, и постепенно его взгляд опустился ниже.

На шею, а потом на грудь, обтянутую майкой с изображенной на ней Масяней.

– Так и будем стоять, или откроешь дверь в свой дворец? – прищелкнула я пальцами перед его лицом.

Будет он еще на меня пялиться!

– А, точно, – широко улыбнулся он, и распахнул передо мной дверь.

Я… обомлела. Это что? ЭТО ЧТО ВООБЩЕ ЗА УЖАС?!

– Тряпку сейчас организую. Ведро… хмм, ведро тоже найду. Давай, кудряшка, сотвори магию, – Андрей шустро впихнул меня внутрь, пока я стояла и хлопала глазами.

Еще и дверь за собой закрыл, заперев нас в доме, лучшее определение которому – … нет, я таких слов не знаю. Даже матерных! Здесь бы даже наркоманы постеснялись притон организовать, даже опустившийся забулдыга-бомж скривил бы нос, и отказался жить в этой… этой халабуде.

Я же хотела организовать здесь еще больший бардак, но… как, во имя всего святого?!

– Это что? – растерянно взглянула я на Андрея.

– Это беспорядок, который нужно ликвидировать, – мягко ответил он, опасливо отступая от меня на шаг.

– Беспорядок? Еще скажи, что это легкий беспорядок! – всплеснула я руками.

– Нууу, не совсем легкий, но ты справишься.

– И не подумаю, – я достала из кармана десять тысяч, и швырнула их на кучу серо-буро-малинового тряпья. – Все, ищи другую уборщицу, а я домой, пока Эболу не подхватила.

– Не получится домой, – сочувственно вздохнул Андрей, и потряс связкой ключей. – Уговор есть уговор. Ты согласилась, я заплатил, так что работай, девочка!

Я подергала дверь. От души потрясла, и даже пнула пару раз. Дверь, не Андрея. Но и до него очередь дойдет – запер, он реально меня запер!

– А ну открой! – рявкнула я.

– И не подумаю, – расхохотался он. – Открою, когда весь дом блестеть будет. Ты знаешь, что такое «стерильность»?

– Ты знаешь, что такое «убийство»? – рыкнула я, наступая на него.

– Знаю, и Уголовный Кодекс тоже. За него статья светит, – фыркнул он. – Я на юридическом учусь, так что очень хорошо это знаю. Эй, изверг, ты чего это удумала? – хохотнул он, когда я подняла валявшуюся выбивалку для ковров. – Даже не думай. Ты… так, стоп, вот я баран! Лиза, я вспомнил тебя, да не дерись ты! – Андрей перехватил мою руку, а я всего-то один разочек успела ему врезать. – Ты реально меня забыла? Меня?

Выбивалка выпала из моих рук.

Бить его не требуется. Вспомнил, хвала бобрам! И лицо-то какое оскорбленное, ха!

– А мы знакомы? – хлопнула я глазами. – Не припомню, хотя… не важно. Открывай дверь, я в этом свинарнике оставаться не желаю.

Глава 4

Ох, как же Андрея это задело. Я с трудом удерживала на лице гневное выражение, прям актрисой себя чувствовала: бровки нахмурила, в глазах – ярость и непонимание, а хотелось-то расхохотаться этому негодяю в лицо.

Надо же, обиделся, что я его «не узнала». Того и гляди расплачется, ути-пути, бедный мальчик!

– Лизка, но… ты что, реально меня не узнала… да какого хрена?! – Андрей не мог подобрать слов.