Минус Лавриков. Книга блаженного созерцания - Роман Солнцев

Закончив школу, хотел поступить на геологию, но отец напомнил про энцефалитных клещей в тайге (мол, хватит с нас и мамы…), и друзья потащили Миню в политехнический. Он, улыбаясь, здоровался буквально со всеми, и его сразу избрали комсоргом. Лавриков был послан на факультет иностранных языков университета крепить дружбу между комсомольскими организациями по поводу предстоящего новогоднего концерта и там встретил Татьяну Крымову, свободно говорившую по–английски, и, влюбившись в нее, Миня срочно перевелся из немецкой группы и стал учить английский.

О том, что он влюблен в нее, она не знала долго. А если и догадывалась, то кто такой Миня Лавриков из политехнического? Низенький Миня Лавриков, вечно смеется, показывая десны и преданно глядя в лицо Татьяне, а у самого глаза мокро–синие от печали, как у деревенского дурачка.

Красавица Татьяна… до Мини ли ей было?! Хоть он иногда и пытался делать при ней сосредоточенный, очень умный вид, хоть и умолял товарищей своих называть его в компании с ней Мишелем или хотя бы Мишкой, но детская кличка непонятно как перескочила из родной деревни в город, а сам он оставался для Татьяны не более чем знакомым, правда, вызывающим у нее при каждой встрече улыбку. А вот с представителем юрфака, рослым красавцем Вячеславом Каргаполовым, у которого ярко–желтые, как и у Татьяны, волосы, она вела КВН и другие развлекательные вечера в университете. Эта золотоволосая пара была как бы лицом университета. Они говорили со сцены по очереди в микрофон, громко и чисто, как заправские актеры, они танцевали только вдвоем, ходили только вдвоем, и было понятно, что красавец, выше Мини на голову, не упустит Татьяну…

Ну и что с того, что она вышла замуж за Миню? Ну вышла и вышла. Может быть, у них с Вячеславом случилась размолвка. Вряд ли она Миню полюбила всерьез. Может быть, просто пожалела, как мать маленького. Или его сказки ей однажды понравились? Миня может, не сходя с места, сказку придумать хоть про эту паутинку, что летит над дорогой, блестя и потягиваясь, как расколдованная царевна после многолетнего сна… или про этот скукожившийся на асфальте желтый древесный листок, похожий на фотопортрет тигренка, потерявшего родителей… Но кто же не умеет сказки сочинять? Вон их сколько, и куда лучше, на книжных полках в библиотеках!..

В глубине души он никогда и не верил, что Татьяна любит его. Однажды даже на свидание не пошел, уже перед самым загсом — выпил крепкого портвейна «777» с дружками в общежитии, лег на койку и лежал, зажмурив глаза, — стал, как всегда в таком состоянии, недоверчив и обижен на весь мир.

Она сама отыскала его в тот вечер. Она испугалась, что с ним что–то случилось.

Пришлось выдумывать какую–то ерунду… Поверила ли? Она умная.

Приходя в гости к физикам, в их клуб «Кинопротон», Татьяна сразу с экрана, вслух, переводила на русский недублированные фильмы, привезенные кем–то с Запада. Остроумно обходила сексуальные сцены. Ее все обожали. И вот, почему–то отказала Вячику — большому мальчику, Вячику — пончику золотоволосому, а вышла замуж за Миню–разиню. Нет, она все–таки чувствовала: Миня тихо и беззаветно любит ее с первой встречи… это когда в Новый год на них обрушилось белоснежное конфетти и он сказал: «Мы — негативы рыжих…»

Но… но… сама наверняка же до сих пор тоскует по тому красивому дылде, известному ныне в городе адвокату. Он по–прежнему надменен, желтоволос, нос у него длинный и толстый, как говорят, породистый. У Мини же морда, будто молодая картошка, и глаза, как васильки во ржи, сожженные зноем.

Да, да, надо ей дать возможность хоть наконец вернуться к Каргаполову. То–то он, этот Слава, случайно заехавший на своем «BMW» в автомастерскую, где работал Миня, — надо было колесо поднакачать — так легко одолжил целых двадцать тысяч долларов, и все новыми сотенками. Наверное, подумал, что, узнав об этом, Татьяна почувствует укол в сердце: мол, как же я обидела такого рыцаря? Но что уж теперь, дочь растет… А дочка… а может, она и не Минина? Когда родилась, Миня долго смотрел на нее — она была похожа на краснолицую медузу горгону или на рыбку луну в воде… даже трудно назвать ножками и ручками эти движущиеся лучи…

А с годами стала высокой и бледной девочкой. Вся в Вячеслава. А почему такая была красная, когда родилась? Сказали, что родилась недоношенной. Так говорили. А может, даже очень доношенной и переношенной — от Вячеслава? Фотокарточку же Татьяна не выкинула, где они сняты вместе на сцене, как знаменитые кинозвезды — он в смокинге, а она в длинном белом платье. Стоят рядом и смотрят вдаль…

А Миня потом из неуверенности своей куда не кидался? Окончив политех, поработал ассистентом на кафедре, потом, с бурным и хмельным началом демократии, бегал по митингам. Его зазвали в развеселую анархистскую партию, потом в национал–крестьянскую, для которой он легко придумал символ: горящий колос… а что, я из крестьян! Уговорили даже в политсовет вступить… интересно все же — вокруг все такие уверенные, и ему захотелось быть таким. Чтобы голова сама высоко держалась, у него, у неуверенного, обматывал шею красным шарфом.

Татьяна удивленно смотрела на него, но не одергивала — прозорливая, она ждала, когда он сам все поймет…

И вот очередной митинг под черными и зелеными флагами был внезапно окружен, спецназовцы с резиновыми палками отвели зачинщиков в милицию, и там обиженный непониманием демократии Миня Лавриков стал запальчиво бормотать, заикаясь, со слезой в левом нервном, чуть меньшем синем глазу, о родине, о нравственности, о поголовном братстве. Послушав его, милицейский майор расцвел лицом и посоветовал немедленно пойти в КПРФ — там такие же лозунги. Миня с утра уже было решил направиться туда, но вдруг знакомый по подъезду мужичок стал сватать ему свою битую всмятку машину в связи с тем, что сам купил новую.

У Мини золотые руки, он бы эту «копейку» выпрямил и на колеса поставил. Но немедленно, как в сказке, возник иной вариант: участковый милиционер, который иногда заглядывал к Лавриковым домой (он учился заочно в университете, где тогда преподавала Татьяна), при разговоре о транспортных средствах предложил Мине свой «ВАЗ‑04» по дешевке. Но не будет ли это взяткой — за мизерную цену покупать у Татьяниного ученика? Уловив его смущение, милиционер пояснил, что все оформит через магазин, пусть магазин назначает цену. Впрочем, магазин определил цену точно такую же, но Миня, подозревая, что лейтенант сам все так устроил, долго мучился совестью и упустил покупку…

К счастью, вскоре жена перешла работать в фирму «КОМПАС», которая занимается турбизнесом. И можно было бы уже узнать у милиционера, остается ли в силе договоренность. И кто знает, не ответил ли бы он: а пошел ты, дурень! Но тут как раз и повезло — уезжал еврей–сосед в Израиль (еще раз напомним, господа, Мине всегда везло на соседей!) и отдал ему «Жигули» 6‑й номер буквально за бесценок. Машина мятая, как пиджак, но ходит. И Миня немедленно бросил политическую деятельность — стал заниматься извозом. Права он еще в совхозе у отца получил, отец заставил, помнится, и на тракторе, и на ГАЗ‑69 поездить. В городе пришлось лишь короткий экзамен заново пройти и заплатить сколько–то за бумажки.

Миня надеялся хорошо зарабатывать, возя на своей машине людей, став, так сказать, частным таксистом, но в его развалюху никто, кроме азербайджанцев, не садился, у них товара — под крышу, а платят мало и всё грязными бумажками. Тогда Миня надумал открыть фирму «Лавриковъ» — развозить срочно документы по городу, но, оказалось, и тут его обошли — есть уже и «Курьеръ», и «Молния-С». И в эти дни полного разочарования в мелком частном бизнесе его попросили вернуться в политехнический институт. Там вспомнили — у Лаврикова была некогда мечта делать магнитную воду, которая благотворно влияла бы на функции человеческого организма. Впрочем, точно ли благотворно? Настоящего медицинского заключения не имелось, но свиньи в отцовском совхозе, пия эту воду, росли быстрее в полтора раза, чем те, что пили простую воду. Однако, словно гром с ясного неба, в областной газете появилась статья, в которой изобретателей из политехнического вдрызг высмеяли. В статье утверждалось, что вода — не ящик с железными опилками и магнититься не может. А если и магнитится растворенное железо, то его доля так мала, что было бы бредом пытаться возлагать на него какие–то надежды.

Невежды!.. Уже через три года о подобных опытах заговорили в центральных газетах. Но шел еще ХХ век… правда, последний его год… Миня Лавриков решил снова вернуться к извозу. Он заменил правую дверцу, левую фару, покрасил свою «шестерку» в вишневый цвет, но в его машину теперь все равно никто не садился — в городе расплодилось огромное количество призывных иномарок.

И вот однажды, когда он, как Козлевич из знаменитого романа, сидел уныло за рулем, подошли очень высокие, коротко остриженные парни и прохрипели: