Римский орел - Саймон Скэрроу

Ночь выдалась темной. Мрак усугубляли низкие, полностью затянувшие небо облака: верный признак того, что скоро выпадет снег. Из окружающей темноты до слуха Макрона доносились разнообразные звуки, свидетельствовавшие о том, что жизнь крепости идет своим чередом, эти звуки вот уже более четырнадцати лет являлись неотъемлемой частью его жизни. В конюшнях за дальними казармами ревели мулы, из окон, обозначенных колеблющимся светом свечей, неслись грубые голоса. Макрон среди взрыва солдатского хохота вдруг различил грудной женский смех и замер на полушаге, прислушиваясь. Ктото опять ухитрился нарушить устав. Женщина вновь рассмеялась и чтото с сильным акцентом сказала, на нее тут же зашикали, и в помещении на миг воцарилась мертвая тишина.

Присутствие в крепости посторонней особы являлось вопиющим нарушением дисциплины, и Макрон, резко повернувшись, зашагал к казарме, однако, уже положив руку на дверную ручку, замер как вкопанный.

По всем правилам ему следовало с бранью ворваться в солдатское общежитие, незамедлительно арестовать нарушителей, а трижды долбаную блудницу велеть взашей вытолкать за крепостные ворота. И все бы ничего, но за подобными действиями должна была следовать запись в журнале взысканий. Опять писанина, в которой он не горазд.

Скрипнув зубами, Макрон выпустил дверную ручку и отступил назад — на улицу, а шлюха вновь зашлась смехом, больно уколовшим его командирскую совесть. Быстро оглядевшись и убедившись, что свидетелей постыдной ретирады дежурного в округе не наблюдается, он поспешил убраться подальше от превращенной в дом блуда казармы. Беспутные солдаты несомненно заслуживали пинка — и по яйцам, если в их компанию затесался ктолибо из его подчиненных. Это было бы наказание, соразмерное преступлению. Скорое и без всяческой писанины. Впрочем, судя по выговору, девка была из германской слободки, а это значило, что нарушители дисциплины сами накажут себя. Пусть не все, но коекто из них обязательно намотает себе чтонибудь на конец.

Хотя вокруг было темно, Макрон интуитивно выбирал нужное направление, поскольку все римские лагеря строились по единой, раз навсегда заданной схеме. В считанные минуты он вышел на широкую виа Претория и зашагал к южным воротам. Их охранял так некстати потревоживший его караульный, и Макрон, сердито хмурясь, прошел мимо него. Узкая деревянная лестница взбегала к будке, наполненной красноватым светом жаровни. Четыре легионера играли в кости, сидя на корточках близ огня. Увидев появившуюся над уровнем пола голову центуриона, они вскочили и вытянулись.

— Вольно, ребята, — сказал им Макрон. — Можете продолжать.

Он поднял засов и потянул на себя дверь, выводящую на крепостную стену. Порыв сквозняка вздул еле тлевшие угли, над ними взметнулось яркое пламя, но тут же опало, ибо центурион уже вышагнул в ночь. Постовая площадка насквозь продувалась, и яростный ветер тут же вцепился в плащ офицера, норовя сорвать его с плеч. Поежившись, Макрон поплотнее закутался в жесткую ткань.

— Где?

Часовой всмотрелся в темноту между зубцами стены и острием копья указал на колышущийся в ночи огонек. То был светильник, прикрепленный к задку ползущего по дороге возка. Щурясь от ветра, Макрон различил очертания бредущей следом колонны. Человек двести, не больше, решил он про себя.

— Мне дать сигнал выставить наружную стражу?

Макрон обернулся к легионеру.

— Что ты сказал?

— Мне дать сигнал выставить наружную стражу?

Макрон с удивлением воззрился на часового. Тот был очень молод. Как же его зовут? Кажется, Сирое. Да.

— Ты давно служишь?

— Нет. Всего год.

«Стало быть, только что из учебки», — подумал Макрон, Оно и видно: следует каждой буковке правил. Ничего, пообтешется, поднаберется опыта и научится различать, когда надо действовать по уставу, а когда по уму.

— Так зачем же нам ставить наружную стражу?

— Согласно караульному уложению при приближении к крепости неопознанного отряда надлежит усилить охрану ворот и прилегающих к ним участков стены.

Макрон поднял брови. Пункт устава был приведен слове в слово. Похоже, Сирое относился к учебе всерьез.

— И что же дальше?

— Командир?

— Дальше, спрашиваю тебя, что?

— Дежурный центурион, оценив обстановку, должен определить, следует ли объявить общую тревогу, — отчеканил солдат.

— Молодец, — улыбнулся Макрон.

Часовой с облегчением улыбнулся в ответ, но проверка не кончилась. Центурион снова повернулся к приближающейся колонне.

— А теперь скажи мне, насколько, потвоему, грозную силу представляет собой этот сброд? Пугает ли он тебя, парень? Как потвоему, способны эти две сотни бездельников пойти на штурм, взять приступом стены и перебить весь Второй легион? Что скажешь?

Часовой глянул на офицера и смущенно потупился.

— Не думаю.

— Это не ответ, — заявил Макрон, ущипнув паренька за плечо. — Думаю за тебя я. Отвечай, как положено отвечать командиру.

— Никак нет, командир.

— Вот и я полагаю, что нет.

— Виноват. Прошу прощения.

— Скажика мне, Сирое, ты ведь был на разводе перед дежурством?

— Так точно, командир.

— И внимательно слушал все наставления?

— Так точно, командир.

— В таком случае ты не мог не запомнить моего сообщения о том, что в крепость должен прибыть отряд новобранцев, на смену отслужившим свое ветеранам. Говорил я такое?

— Так точно, командир.

— А если я говорил, а ты запомнил, то чего же ради ты послал ко мне нарочного, да еще прямо в нужник? Сдернул, можно сказать, свое начальство с очка?

Под осуждающим взглядом центуриона караульный съежился.

— Прошу прощения, командир. Этого больше не повторится.

— Да уж постарайся, чтобы не повторилось. Или тебе придется до конца года торчать в караулах. А сейчас проследи, чтобы парни спустились к воротам. Я тут сам разберусь.

Пристыженный легионер отсалютовал и нырнул в караульную будку. Там загомонили, затем послышался топот: стража торопливо спускалась по лестнице. Центурион улыбнулся. Паренек зашустрил.

«Вот и прекрасно, — подумал Макрон, — на ошибках учатся. Именно так сопляки и делаются солдатами, а вся болтовня насчет прирожденных воинских качеств — собачья чушь».

Неожиданный порыв ветра чуть не сбил его с ног и затолкнул в опустевшую караулку. Живительное тепло, исходящее от жаровни, охватило озябшее тело, и Макрон удовлетворенно вздохнул. Согревшись, он отворил маленькое смотровое окошко и выглянул в ночь. Конвой неуклонно двигался к крепости, уже можно было разглядеть как повозку, так и бредущих за ней людей.