ДЖИН И ЗЛАТОЦВЕТ - Малькольм Лаури

- Может быть, попробовать черный ход? - немного погодя посоветовала Примроуз.

Задняя дверь была полуотворена, и они увидели за ней грязную темную кухню с грязной посудой, черствыми корками и объедками на полу и в раковине. Во всю мочь гремело радио. Сигбьерн снова постучал. У чайника, стоявшего на плите, был обманчивый вид неряшливого простодушия, и, хотя кухня казалась знакомой, он все-таки не чувствовал полной уверенности. А если Эл...- Эл ли?.. - не выйдет на стук, как он объяснит, кто ему нужен? Вытащив из кармана письмо, он снова попытался разобрать подпись. "Дорогой Сигбьерн! Вы спрашивали, как вам переслать мне эти 26 долларов. Ваша жена тогда утром так на меня давила, чтобы я поскорей ушел, что я забыл оставить вам мой адрес. Так вот он. Искренне ваш Ф. Лэндри (Лэндог? Пэнуск?) п/о 32, Дарк-Росслин". По-видимому, и он ощутил то же давление, во всяком случае он отошел от двери с намерением вернуться к парадному входу.

Примроуз внезапно взяла его под руку и поцеловала в щеку.

- Ну же, Сиг, милый! Все скоро будет уже позади, храбренький мой.

Он глубоко вздохнул и снова постучал - на этот раз громко. Где-то в комнатах кто-то выключил радиоприемник и раздались шаги. Сигбьерн обернулся.

- Ты обещала! - прошептал он. - Ты обещала быть милой... и выпить с ним, если он предложит.

Теперь в кухню кто-то вошел - мужчина, Эл, мускулистый коротышка с растрепанными волосами, в неглаженых брюках с подтяжками поверх засаленной рубашки; носы его башмаков загибались кверху, одна подметка прохудилась. Сигбьерн почувствовал, что Примроуз позади него вся подобралась, воспринимая в мельчайших подробностях дряблый жирный рот, гнилые зубы и косящие глаза.

- Привет, - сказал Сигбьерн.

- Привет! Заходите. - Он распахнул дверь, и они друг за другом вошли в замызганную кухню, где Примроуз тихо села на стул, а Сигбьерн встал возле раковины. - В доме хоть шаром покати, - говорил мужчина, - но Эл может раздобыть для вас бутылочку.

Сигбьерн, полагавший, что этот мужчина и есть Эл, растерялся, а маяк, путеводный свет возможности выпить у бутлегера, сиявший перед ним всю дорогу, сразу померк. Он вспомнил ничего не сулящую, почти пустую бутылку там, дома, и поглядел на Примроуз, но она пристально смотрела в открытую дверь, и ее четкий холодный профиль и стеклянно-вежливая улыбка никак его не обнадежили.

- Я пришел заплатить то, что остался вам должен за прошлое воскресенье, - сказал Сигбьерн. - Я получил ваше письмо.

- А? Я это дело бросил. Ну, скажем, на время. С прошлого воскресенья. Спешки-то никакой нет. Вы могли бы прислать чек или еще как-нибудь.

- Я вам действительно должен двадцать шесть долларов?

- Точно. Здесь в прошлое воскресенье было выпито восемь бутылок джина. Я раньше никогда не позволял пить у себя. Я вас все уговаривал уйти, но тут явились эти самые индейцы.

- Индейцы?

- Ага.

- Но я же заплатил за первые две бутылки. У меня ведь были деньги, помните? - сказал Сигбьерн. - И Гринслейд заплатил за свою, так ведь? Или нет?

- Он-то заплатил. Только он ушел, когда вы покончили с первой бутылкой. И пил он немного. Взял свою бутылку и ушел. А вы никак не уходили. Вы хотели взять две бутылки домой, чтобы распить их с женой, помните? Но тут явились индейцы, и вы начали их угощать, а это к добру не приводит. Сами знаете. Индейцы же. Может плохо кончиться. Я места себе не находил.

- Мне очень жаль, если я доставил вам какие-нибудь неприятности, - сказал Сигбьерн.

- А, пустяки, приятель. Только я никогда еще не видел, чтобы человек столько выпил и остался на ногах. Индейцы-то наклюкались. Один валялся на полу - вон там, помните? И начал задираться... ну, знаете, как это у них бывает, когда они хватят лишнего. Обижаются, оскорбляются.

- Да, - сказал Сигбьерн. - И, черт возьми...

- Ставить индейцам выпивку - это последнее дело. Я сначала уговаривал вас уйти, а потом стал уговаривать прилечь, а вы сказали: "Я прилягу и просплю ровно двадцать минут, а потом встану и еще выпью". И ей-богу, так вы и сделали. В жизни ничего подобного не видел, миссис, - Он повернулся к Примроуз. - Так он и сделал. Проспал ровнехонько двадцать минут.

- Да, - сказала она.

- Ну, я не люблю, когда человека обирают. Эти индейцы по-честному должны были бы хоть что-нибудь за себя заплатить. Сами знаете, по воскресеньям, когда винные магазины закрыты, а вы у меня берете, я же должен брать подороже. Ну да ладно: сговоримся на двадцати, идет?

- Благодарю вас... Но как я истратил тридцать девять долларов?

- Пропили, братец, как же еще? В жизни не видел, чтобы человек так насосался и остался стоять на ногах. Я вызвал такси и отвез вас домой, помните? То есть вы сошли у магазина - сказали, что дальше и сами доберетесь. Я вам еще в карман бутылку сунул, которую вы хотели отнести жене, ну и отнесли?

- Я заблудился в лесу.

- Первый раз в жизни, - сказала Примроуз.

- Вот те на! - ухмыльнулся мужчина. - Ну и повеселились же вы, приятель! Но домой-то все-таки добрались?

- Да, добрался. Вы же у меня были на следующее утро. То есть через утро. - Сигбьери уставился в пол. Через утро.

А ночь? Где он был ночью? Спал на земле? Выпил ту бутылку? Где он упал? И новая спортивная куртка, которой он так дорожил, потому что ее подарила ему Примроуз на день рождения, надетая в тот вечер всего второй раз...

- Я это дело бросил, - говорил мужчина, обращаясь теперь к Примроуз.- У меня сосед очень верующий... а один из этих, из индейцев, свалился прямо на дороге и слова употреблял самые непристойные...

А почему бы и нет, думал Сигбьерн. Почему бы и нет, черт подери! И он вспомнил то время, когда из леса приходили олени и переплывали бухту и в Дарк-Росслине не было бутлегеров, продающих вам огненную воду по воскресеньям - да, если на то пошло, и причин ее пить тоже не было. Как легко выносить безапелляционные приговоры! Вывод сделан, и еще одна ложь унеслась бы к гибели, не содержи она в себе частицы правды; зло заключается в ее полужизни, в которой она сплавляется с прочими полуправдами и четвертьправдами, чтобы сбивать нас с толку, и все это - унифицирующая среда, в которой мы обитаем. Бутлегер в эпоху сухого закона в больших городах имеет одну функцию, бутлегер в эпоху частичного сухого закона - совсем другую. Бутлегер по воскресеньям там, где продажа спиртных напитков в воскресенье запрещена, - это мирской спаситель. Бутлегер же в сельских местностях - такая же основа основ, как проститутка в городе...

- Он у меня три недели вызревал... жена уехала в Саскатун. Оттого тут все так и неприбрано, - виновато объяснял мужчина, обращаясь к Примроуз. Потом он повернулся к Сигбьерну: - Ну, так покончим на двадцати долларах, договорились? И вот что: я одного из этих индейцев знаю очень даже хорошо, и может, я с него получу бутылку в счет его доли. Если выйдет, так я ее вам принесу, хотите?

- Ладно, - сказал Сигбьерн, протягивая двадцать долларов.

Примроуз встала и направилась к дверям.

- Как будто собирается дождь, - сказала она. - Нам надо торопиться.

- Ну, так всего хорошего.

- Пока, приятель. Увидимся за решеткой,

- Ха-ха.

- Ха-ха.

Сигбьерн и Примроуз Уилдернессы молча шли рядом по дороге к длинному холму, пока не почувствовали, что дома остались далеко позади. Тогда Примроуз внезапно обняла Сигбьерна.

- Сиг, милый! Прости меня за то, что я была такой гнусной. Нет, я правда вела себя самым гнусным образом, и мне теперь очень стыдно. Ну, скажи, что ты меня прощаешь.

- Конечно. Я и сам был отвратителен.

- Вовсе нет. Ты был мужественным. Я знаю, как это все было для тебя ужасно, и я... я думала, что ты держишься изумительно.

- А вот опять коньки... вон там.

"Посмо-3-К". Держась за руки, они дошли до подножия длинного холма. Там от дороги ответвлялась новая тропинка и убегала в лес к шоссе, позволяя срезать путь в обход холма.

- Но, Примроуз, деточка, может быть, это чей-нибудь участок. Что, если она кончается в чьем-нибудь огороде?

- Тут нет никаких предупреждающих надписей. Ну, Сигбьерн, идем же! Во всяком случае, посмотрим, куда она ведет.

И Примроуз пошла по тропинке, которая из довольно широкой быстро стала очень узкой и почти потерялась в зарослях, хотя теперь впереди совсем близко раздавался фыркающий, непристойный шум шоссе. Тут тропинка внезапно влилась в огород, и прямо перед собой они увидели женщину с тяпкой в руках. Сигбьерн и Примроуз начали хором извиняться, но женщина выпрямилась и улыбнулась.

- Ничего-ничего. Вы не первые и не последние. А если вам нужно на шоссе, то пройдите вон туда за гараж, а оттуда прямо по подъездной дорожке.

Они поблагодарили ее и направились к гаражу - Сигбьерн впереди, а Примроуз за ним.

И они опять шли по шоссе, и проносящиеся мимо машины сгоняли их в канаву. Примроуз рвала жемчужные бессмертники и высокие пыльные лиловые астры - она рвала их сама, так как Сигбьерн совсем не мог нагнуться из-за боли в боку, а потому он нес ее букет и шел сзади. "Гнездышко". "Приют друзей".