Левушка - Лидия Чарская

Благословите, родная мама, вашего Левушку, как и он благословил вас всех.

— Что это? — и Катя с остановившимися глазами и совсем белым лицом взглянула на мать. — Мамочка! — протянула она по-детски жалобно и всхлипнула, как ребенок.

Но старуха-мать все еще не понимала, не догадывалась о страшной истине. Было похоже, как будто она удивлялась письму и радовалась волнующей материнской радостью: и тому, что так разоткровенничался Левушка, и тому, что любит Феничку, а так долго скрывал от неё, любит ту, к которой сама она привязалась, как к родной дочке. И не замечает старушка за этой радостью смертельной тревоги в глазах трех девушек, окружающих ее.

Тогда Зоя незаметно выскользнула из столовой. В гостиной, понурясь в кресле, чуть живой от усталости, сидел раненый офицер.

— Что с Левушкой? Где наш Левушка? — бросилась к нему Зоя, чуть двигая побелевшими губами.

Усталые глаза вскинулись на нее. Слабо дрогнули губы, и до ушей девушки долетело одно только слово, зловещее слово:

— Убит.

V

А наутро Феничка с измятым от слез и бессонной ночи лицом ехала вместе с Картошкиным в лужскую церковь заказывать обедню за упокой души Левушки.

Новый мир остался теперь за спиной девушки: то, что пережила, перенесла она в один миг, жгучую радость сознания разделенной любви и горе, тотчас же вслед за этим сокрушившее, перевернувшее все её существо.

Левушка любил ее давно, как невесту любил и умер… и умер. Убили его… убили, её героя, её королевича, её Левушку. И от сознания того, что было возможно и близко навеки исчезнувшее счастье, еще ужаснее казалось горе.

Нынче поутру пришли газеты и принесли роковое известие. В списке убитых находилась фамилия Левушки и она же была повторена в списке награжденных посмертным Георгиевским крестом. Там же было и описание подвига этого героя, отдавшего жизнь за родину.

И после этого жить прежней жизнью, ждать свадьбы с Картошкиным? Принимать его поцелуи после того, как Левушки уже нет, после того как она знает о любви его к ней, его — героя? Нет, тысячу раз нет!

Бледно и значительно было лицо девушки, когда она после долгого молчания обратилась к своему спутнику, правившему лошадью:

— Вы меня простите, Валерьян Петрович, а женой вашей я не буду никогда, — произнесла она тихо, тихо, и как раненый на смерть грозой цветок, поникла головкой.