Тайная тетрадь - Магомед Бисавалиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я в школу пошёл
Была осень 1979 года. Я пошёл в подготовительный класс Салдинской начальной школы. С раннего утра мама меня искупала, надела на меня молочного цвета рубашку и лёгкий, из тонкой ткани пиджак с вышитым на нагрудном кармане значком октябрёнка с портретом юного Володи Ульянова. Дала тетрадку с ручкой и отправила в школу.
Был яркий солнечный день, и каждый встречный односельчанин шутками, смехом провожал меня. Я сел за первую парту, хотел стать отличником, мотивация была серьёзная.
Оказалось, непросто это, и не получилось — ужасно рисовал и математику не любил.
В классе у нас было шесть мальчиков и четыре девочки. Преподавать к нам в подкласс пришёл мужчина средних лет, он играл на зурне во время сельских свадеб и других торжеств. Я удивился, когда увидел его в роли учителя; кажется, и сам он ещё месяц назад не представлял такого поворота. Но к сентябрю выяснилось, что учителей не хватает, и он стал преподавать нашему классу.
Он следил, чтобы мы правильно сидели за партой, учил, как класть руки на стол, объяснял, что нельзя толкаться, разговаривать, шуметь, что надо внимательно слушать его. Он был добрый и хороший человек, и учитель, кажется, неплохой был — с юмором, мог детей расположить к себе. Но я с трудом понимал, что он говорил. Говорил он на аварском, но не на том, на котором мы в селе разговаривали, а на книжном, литературном аварском.
Книжный аварский я слышал от нескольких женщин, которые привозили на ишаках в аул женскую одежду на продажу, и дома на пластинке песни были на этом языке. Слушал песни, подпевал, но смысла не понимал. Русская речь не звучала у нас в горах, разве что по радио; правда, слышал я однажды, как отец говорил на русском с одним геологом и туристами, которые направлялись в Грузию. Телевизор тогда в горах не работал. Детских садиков тоже не было. Вот с таким багажом знаний начали мы изучение «великого и могучего» со слов: мама, хлеб, Родина, река, медведь и т. д.
Прошло два месяца, и нам на дом задали выучить целых два куплета стихотворения на русском. Выучу с большим трудом одну строчку и тут же забываю, мучаюсь с этим проклятым стихом. А ещё слова отца крепко в голове засели: «Ты должен учиться отлично!». Больше всего переживаю за это, не хочу его разочаровать. Время бежит, а я не могу выучить и одной строчки. Старший брат, ученик восьмого класса, прочитал один раз и наизусть рассказывает. Просит меня повторить за ним. Не получается — забываю. Он, насмехаясь, называет меня тупицей. Я плачу и скандалю с ним.
Заходит отец, я заплаканный с потрёпанной книжкой сижу у печки. Он подозвал меня к себе. Лёг на кровать, поправил подушку для себя, потом поднял меня, уложил рядом и спросил: «Что у тебя тут?» Я закрыл книжку, замолчал, отвёл глаза от стыда, тихонько заплакал. Подошёл брат и рассказал, что не получается у меня со стихом. Отец взял книгу, открыл на моём стихотворении и начал спрашивать смысл слов, их перевод. Выяснилось, что я не понимаю смысла ни одного слова. Он перевёл каждое слово, показал девчонку с книжкой на иллюстрации и объяснил, в чём смысл этого стиха.
Через полчаса я всё запомнил, этот стих я не могу забыть уже лет сорок:
«… Я спрятала куклу,
Играть не хочу.
Не буду играть —
Я буквы учу!
Из букв я сама
Составляю слова.
Сама прочитала:
«Трава и дрова.
Дрова на дворе
Трава на лугу».
Теперь, как большая,
Читать я могу…»
Гениальное стихотворение! Пришёл на урок, учитель спросил: «Кто выучил стихотворение?» В классе молчание, я неуверенно поднял руку. Вышел и рассказал. Зурнач в шоке, дети в недоумении от моего непрерывного русского, продолжительностью аж в целых три куплета. Получил первую пятёрку и сел за парту.
Прошла первая четверть учебного года. Мама поехала в райцентр отчёты сдавать, она работала заведующей фельдшерским пунктом. Отец тоже в отъезде. Учитель дал табель успеваемости и отправил на подпись к родителям. А у меня тройка по чистописанию (была такая дисциплина). Дал старшей сестре на подпись. Она посмотрела и швырнула табель в лицо: «Я троечникам подписи не ставлю…».
Поругался с ней и не знаю, что делать. Утром учитель потребует табель, а там нет подписи. Решил сам сделать подпись сестры, написал ужасным, корявым почерком «Зухра» и пошёл в школу. Учитель сразу узнал почерк на троечку по чистописанию, поругал, что это государственный документ, и пару раз дал указкой по голове. Дети одни злорадствовали, другие жалели юного преступника. Теперь я боялся, что зурнач расскажет это отцу. К счастью, он оказался благородным человеком, не рассказал.
Медвежьи «узлы», ночной выстрел и пир в Джурмуте
Я был под сильным впечатлением от рассказов и разного рода страшилок про кавтаров. Ещё брат напугал описанием, как кавтар убивает человека…
Была зима 1977 года. В том году весь Джурмут был в заложниках другого гостя, который, в отличие от джиннов и шайтанов, наносил серьёзные убытки джамаатам.
Однажды утром брат пришёл и говорит, что ночью медведь залез в наш сарай, одну овцу ранил, другую утащил с собой. Был такой медведь-шатун, который не залёг в зимнюю спячку, а ходил по аулам ночью и забирал овец. Все попытки выследить и настигнуть его были безуспешны — он исчезал. Медведь был очень хитёр и коварен — забирал овец именно из того аула, где не охраняли сараи в ту ночь.
Что только ни придумывали джурмутовцы, чтобы избавиться от него. Один додумался повесить коровью ляжку с капсюлем внутри, с капсюлем, которым взрывают скалы и твёрдый грунт. По замыслу охотника, капсюль должен был попасть под клык и разорвать медведя на куски. Медведь аккуратно съел мясо вместе с капсюлем; видимо, он не попал под клык, и взрыва не произошло. Охотники в очередной раз остались с носом.
Однажды в лунную зимнюю ночь к отцу пришли сельские ребята и сказали, что только что видели, как медведь перед аулом перешёл речку и куда-то направляется. Отец прямо со двора выстрелил наугад и так и не понял: попал или нет. А медведь потерялся в кустарнике возле речки. На следующее утро весь аул собрался вокруг убитого медведя. Там были стар и млад из нашего аула и пострадавшие от медведя из
