Написать свою книгу. То, чего никто за тебя не сделает - Кротов Виктор Гаврилович

Тогда нас перестаёт нервировать толпа. И когда мы устремляем внимание на одну книгу (написанную или не написанную), всё встаёт на свои места. Нас уже не беспокоит пёстрая книжная витрина. Так что важно выключить в мозгу калькулятор, суммировавший людей или книги в устрашающую массу.

Или вот ещё один аргумент тех, кто любит пугать графоманией: если все станут писателями, то где же взять читателей? Поглядите, люди добрые, сколько текстов в Интернете, а ведь там отметились ещё далеко не все желающие что-нибудь высказать. Кому же читать всё это?

Чтобы не впадать в панику, нужно вспомнить, что читатели — тоже люди, а не безликая масса.

Первая интересная разновидность читателя — это сам автор. Ведь письменная речь — это прежде всего углублённый разговор с самим собой. Возможность как следует разобраться в том, на чём не позволяет сосредоточиться текучая мысль или устная беседа.

Второй тип читателей — близкие нам люди. Письменное слово даёт возможность поделиться внутренним опытом, это многого стоит. И особенно ценно для тех, кто близок друг к другу по жизни. А может быть, и для тех, кто придёт в жизнь вслед за нами и для кого мы окажемся предками.

Во многом расширение круга читателей зависит не от нас. Никто не может заранее предугадать судьбу написанного. То, что не вызывает интереса сейчас, позже может оказаться необходимым для многих. Наше дело пытаться. Удачи — это Божье благословение стараний. Решающую роль может сыграть даже один-единст-венный читатель, если он способен оценить, если сумеет привлечь к тому, что считает значительным, внимание других людей.

К термину «графоман» прилагается и веский довод о том, что обозначенный им человек пишет заведомо плохо. Здесь уместно полюбопытствовать, какие выбраны критерии качества. Иногда графоманией хочется назвать как раз ловко написанный, вполне профессиональный в технологическом смысле текст — и не поворачивается язык сказать такое про неуклюже составленные, но искренние строки, полные мучительного стремления высказать переживания души.

Если пользоваться этим словом правильно, прилагать его надо не к тому, кто пишет много или неумело, а к тому, кто пишет впустую, избегая того самого главного, что живёт в его душе. Графоман — это граф Обман, у которого невозможно вычитать что-нибудь интересное. Как сказал философ Мераб Мамардашвили: «Графоманство — это писательство, внутри которого ничего не происходит». Графоман — это человек, крторый пишет не своё, вот почему это скучно.

Тот, кто пишет своё, не годится в графоманы. Ведь он рассказывает о том замысле, который вложил в него Господь (или природа, если мы пользуемся этим псевдонимом). Замысел этот всегда уникален. Уникально и своё, написанное любым человеком, — если он старается пробиться к себе, а не остаётся на поверхности общих фраз.

Кто же и почему так настойчиво кричит о графоманах, что впору придумать ещё один термин — ГРАФОМАНОМАНИЯ — и отмечать им особенно неистовых?..

Может быть, это те, кому лень и писать своё, и читать чужое? Или те, кто пишет сам (неважно как, хорошо или плохо), самолюбиво важничая этим и потому опасаясь конкурентов?..

Впрочем, какая разница, кто грешит графоманоманией. Главное — не позволять обескуражить себя ярлыком «графоман», не дать в обиду и другого, если он пользуется письменной речью честно. Будем твёрдо знать, что литература — это словесное творчество личности. Какие бы авгуры ни отпихивали нас от «храма литературы», у каждого есть право на личное освоение этого творчества.

Что было и что будет

Слово - дверь к откровению

Литература и литературное творчество связаны парадоксальным образом. С одной стороны, словесному творчеству предшествует знакомство с существующей литературой. Именно она прививает нам вкус слова, знакомит с возможностями письменной речи. С другой стороны, литература — это уже вчерашнее творчество. Большинство авторов уже закончили свой жизненный путь. Большинство произведений посвящены прошедшим временам. В основном мы знаем литературу по её прошлым достижениям. Может ли она научить нас тому, как писать сегодня? И да и нет.

Свод знаний о литературе называется литературоведением. Очень хорошо, что есть на свете самоотверженные исследователи, изучающие историю литературы, биографии писателей, особенности написанного. Классифицирующие произведения по их характерным свойствам на «жанры». 

Объединяющие писательские судьбы в «литературные группы», а подходы к творчеству — в «течения». Открывающие новые подробности давних литературных «процессов» и выявляющие тенденции более современных. Составляющие словари и энциклопедии. Литературоведение, как и всякое научное изучение жизни, очень авторитетно, суждения его весомы, и может показаться, что именно оно больше всего знает о литературе.

Но каждый из нас знает о литературе нечто, чего литературоведение не расскажет. Любой читающий человек чувствует, что литература даёт именно ему. Прошлая, написанная когда-то литература — ему сегодняшнему. И это гораздо важнее сведений, которые готово предоставить литературоведение.

Ещё значительнее личный опыт пишущего человека. Любой, кто взялся за перо и написал начало первой фразы, имеет дело не с тем, что было, а с тем, что будет. Он один из создателей литературы, сколь скромным ни было бы его произведение. Существующая литература всегда будет его первой наставницей в письменной речи. Но завтрашняя литература начинается сегодня.

Почему с таким восторгом была воспринята фраза из романа Булгакова: «Рукописи не горят»? Это объясняется не только горьким опытом и выстраданной надеждой пишущих людей, чьи рукописи и книги арестовывали и заточали в особые комнаты-тюрьмы спецхрана. Дело ещё и в том, что в ней чувствуется вкус высшей правды.

Слово остаётся навсегда! Именно письменное слово, сфокусированное личностью, сосредоточенное и выразительное, не может исчезнуть: оно причастно вечности. Даже если бы исчез сам текст, написанное по-настоящему и прочитанное хотя бы одним человеком впитывается в душу, становится её частицей и потом бессмертно настолько же, насколько бессмертна душа.

Слово навсегда остаётся и в душе того, кто написал его, — тоже не как текст, а как часть проделанной жизненной работы. Не только мы формируем фразу из слов и текст из фраз, но и наше слово формирует нас самих.

Здесь и проходит линия взаимообмена литературы и литературного творчества. Литература входит в наш мир, а написанное нами — в мир литературы. Только не будем путать его с миром литературных тусовок и премий. У завтрашнего дня свои способы разобраться в ценности написанного. По сути они остаются теми же, что вчера и сегодня: только личность воспринимает написанное личностью и решает, важно для неё это или нет.

Слово остаётся навсегда — и хорошо, когда есть чему оставаться.

Раздел 2 Решение проблем

На вокзальной площади стоял книжный лоток. Заметил Либрум, что никто оттуда без книг не отходит. Смотрит, книги самые пустячные. Но продавец глянул на Либрума, полез под прилавок и достал книгу, о которой тот давно мечтал. И вторую, не хуже, и третью... «Что у вас ещё есть?» — не выдержал Либрум и заглянул под прилавок. А там пусто. «Вообще-то я фокусником работаю, — извиняется продавец. — Вот для каждого покупателя подходящие книги и сотворяю. Хотите ещё одну? Сейчас сделаю».

Литературное творчество (или, если в этом выражении слышится излишний пафос, просто: письменная речь), как и всякое жизненное занятие, требует усилий. Странно, если было бы иначе. Но иногда нам кажется, что это дело связано не просто с усилиями, а с неодолимыми проблемами.

Писать? Зачем? О чём? Когда? Как?.. То, что я могу написать, никому не интересно!.. У меня столько других дел!.. Ни минуты времени!.. У меня нет настроения!.. Нет вдохновения!.. Понятия не имею, как найти тему!.. Даже если я что-нибудь запишу, это потом теряется!.. Книги пишут писатели, у меня другие занятия!..