Долгий восход на Энне - Евгений Гуляковский

Ротанов чувствовал, что его необоснованная неприязнь к этому юноше крепнет.

– Иными словами, у вас не будет никакого определенного участка работы?

– Мне придется собирать самый разнородный материал. И пока я еще не знаю, в каком именно месте, на каком участке обнаружится что-нибудь действительно интересное…

– Так дело не пойдет. Здесь не испытательный полигон, а космическая база… – Ротанов чуть было не сказан «военизированная», но вовремя изменил формулировку. – Во всяком случае, у нас действует соответствующий устав, порядок, который никто не нарушает. У каждого человека есть свое конкретное место. Будет оно и у вас.

С минуту он молчал, ожидая возражений. Самое время энтрописту козырнуть своими особыми полномочиями, если они у него были, или хотя бы знакомствами, связями. Но паренек не так прост. Он вытянулся и ел теперь Ротанова глазами, демонстрируя полную готовность выполнять любое распоряжение начальства. Одно из двух: или он ошибся на его счет, или ему попался достойный противник. Так или иначе, беседу давно следовало бы закончить.

– Насколько я помню, энтропистика главным образом занимается изучением баланса энергии между двумя пространственными средами?

Он заметил мелькнувшее в глазах юноши удивление и усмехнулся про себя: «Не такие уж мы тут серые».

– Это один из разделов…

– Ну вот и прекрасно. Займитесь пока этим. Я посылаю вас в отдел главного энергетика.

«По крайней мере, оттуда труднее всего добраться до управляющих центров и до всей нашей документации». Ротанов все еще ожидал возражений, и только когда за юношей закрылась дверь, почувствовал приступ глухого недовольства собой. «Неужели я становлюсь старым брюзгой?» – подумал он и постарался как можно скорее прогнать эту мысль. Обед был окончательно испорчен, и, вместо того чтобы дать команду разогреть его, он с тайным удовольствием вывалил кулинарные шедевры восточной кухни в мусоросборник. Еще раз подошел к столу и прежде, чем отправить в архив папку с текущей документацией, выудил из нее синюю карточку диспетчерской службы.

Рядовая информация шла не по каналам связи, а на таких вот карточках. Он сам установил этот порядок и теперь с удивлением узнал, что к базе идет неопознанный корабль, не отвечающий на запросы.

Впрочем, такое случалось не так уж редко. После больших переходов машинам часто не хватало мощности для дальней связи. Корабль слишком рано вышел в обычное пространство и находился пока еще далеко. Однако, сверившись с реестром, Ротанов установил, что в этом секторе пространства не было никаких запланированных рейсов. Диспетчерская служба совершенно справедливо обратила особое внимание на этот корабль. Что же он собой представлял? Еще один заблудившийся транспорт? Такие удачи бывают не часто… Ротанов взглянул на часы. Пожалуй, сейчас уже можно узнать о нем побольше… Он не стал включать связь и решил сам посмотреть на странного гостя.

В диспетчерской дежурил Клестов. По центральному экрану Ротанов понял, что тот ведет гостя на предельном увеличении. Корабль все еще был слишком далеко и выглядел на экране расплывчатым светлым пятном.

Ротанов грузно опустился в свободное кресло и молча стал ждать. Работа диспетчера достаточно сложна. На боковых табло то и дело вспыхивали индексы кораблей, запрашивавших разрешения на посадку. Клестову одновременно с наведением следящих устройств приходилось то и дело корректировать ответы космодромного компьютера, не понимавшего, почему этому далекому и незначительному кораблю отдается, такое предпочтение.

– Двадцатый, двадцатый! Посадку запрещаю. Уйдите из сектора.

– У меня срочный груз! Срочный груз! Неисправен насос в левом рефрижераторе, на второй круг выйти не могу!

Ротанов потянулся к микрофону и проговорил в него медленно, растягивая слова:

– База – кораблям. Объявляю шестой сектор полностью закрытым. Всем кораблям ждать на внешних орбитах. Старты отменяю.

Почти сразу же в эфире установилась полная тишина. Только теперь радисты и пилоты многочисленных кораблей поняли, что на базе происходит нечто из ряда вон выходящее.

– Все еще молчит? – Ротанов отложил микрофон и повернулся к Клестову.

– Пока да. Хотя он уже в зоне уверенной радиосвязи.

– Вижу. Не удалось установить тип корабля?

– Сейчас еще трудно судить. Похож на крейсер дальнего поиска.

– Если поисковик идет вне реестра, от него можно ждать любых неожиданностей. Их корабли нарушают график полета и маршрут только в случае крайней необходимости…

Нехорошее предчувствие, пока еще туманное, как это пятно на экране, овладело Ротановым.

– Запросите у компьютера массу корабля. Возможно, удастся установить ее по косвенным данным. Подключите, если нужно все наши станции внешнего наблюдения. Есть же у них детекторы массы!

Не прошло и минуты, как он уже знал массу неизвестного корабля. К Регосу, несомненно, приближался тяжелый поисковик. Только один корабль такого класса мог оказаться в этом секторе Галактики. Должно было случиться что-то очень серьезное, чтобы Олег изменил маршрут.

Предчувствие перешло в уверенность, когда пятнышко корабля на экране выстрелило целой цепочкой светлых черточек и точек.

– Телеграфная связь! Он отвечает, видите?! – Шевеля губами, Ротанов уже читал сообщение:

– Я – «Ленинград». Серьезные поломки в навигационном и управляющем секторе. На корабле карантин третьей степени…

– Третья степень… – Ротанов почувствовал, как кожа на скулах у него натянулась. Он видел, как побледнел диспетчер.

– У нас нет карантинных спутников третьей степени защиты! Мы не сможем его принять!

– Отдайте приказ срочно переоборудовать для карантина внешнюю наблюдательную станцию. Кораблю лечь в дрейф и ждать нашего катера.

– Кто его поведет?

– Я поведу!

– Вы не имеете права, есть инструкции, запрещающие…

– Перестаньте, Клестов, готовьте лучше катер и станцию.

– Но ведь это третья степень! В такой момент вы не можете покинуть базу! Мы вообще не имеем права принимать этот корабль!

– Что же нам, на Землю его отправить? Нас для того и строили. Для таких вот случаев. Останетесь за меня, я чтобы через два часа станция была готова к приему экипажа «Ленинграда»!

Ракетный катер оторвался от ангара и крошечной серебряной точкой понесся вверх навстречу разраставшемуся корпусу звездолета. Вблизи борт корабля выглядел обшарпанным и помятым. Стойки крепления двигателя казались искривленными, но Ротанов знал, что это всего лишь иллюзия, создаваемая слишком большим углом зрения. Если бы у двигателя нарушилась центровка, при выходе из подпространства от корабля ничего бы не осталось.

Катер подошел на расстояние, с которого уже можно было включать стыковочные устройства, и резко затормозил.

Ротанов все еще медлил, все еще ждал дополнительного сообщения. Но корабль молчал.

Третья степень… Это могло означать лишь одно – корабль столкнулся в космосе с чем-то неизвестным, представляющим угрозу не только для самого корабля, но и для любого устройства или человека, входящего с ним в контакт…

На памяти Ротанова карантин третьей степени объявлялся всего два раза. Первый раз это было излучение, разрушавшее психику. Каким-то образом болезнь психики передавалась от одного человека к другому. Земная медицина оказалась бессильной. Погибли все врачи, принимавшие участие в спасательной экспедиции.

Во второй раз экипаж удалось снять буквально в последний момент с разваливающегося в космосе корабля… Неведомая космическая проказа разъела весь его корпус. Это была не ржавчина, не окисление – ослабли межмолекулярные связи, и металл превращался в порошок.

Тогда спасателям тоже пришлось несладко. Их корабль подвергся заражению и развалился на подходе к базе. Людей удалось подобрать уже в космосе. Пластик скафандров не поддался неизвестной болезни, поразившей металл…

Что ждет их на этот раз? Почему Олег не сообщает подробностей? Может быть, на корабле уже нет капитана?

Ротанов резко развернул катер и послал его к стыковочному шлюзу.

2

Это был долгий бесконечный день. Восемь рейсов карантинного катера от внешнего спутника до «Ленинграда». Восемь утомительных часов полной неизвестности. Инструкция запрещала пользоваться внутренней связью при карантине третьей степени. Кабина пилота отделялась от карантинного отсека глухой броневой плитой, намертво вваренной в обшивку, и Ротанов не видел даже лиц спасенных им людей. Можно было, нарушив инструкцию, включить дисплей, можно было, наконец, связаться с карантинным спутником. Но он сдержал нетерпение. И твердо решил дождаться последнего, девятого рейса.

И вот стыковочные замки с грохотом сомкнулись в девятый раз. Ротанов слышал, как чавкают топливные насосы, подготавливая катер к последнему броску от корабля к спутника, как поскрипывают шлюзовые сочленения. В космосе все звуки, наложенные на глубокую, звенящую в ушах тишину, отчетливы и громки.