Планета обезьян. Истории Запретной зоны (сборник) - Дейтон Уорд

Но решимость не покидала Таула, и в конце концов он нашел подъем.

Путь наверх был опасным, и они поднимались медленно. С каждым шагом приходилось нащупывать опору, отчего казалось, что ты вот-вот упадешь, и по всему телу разливался страх. С наступлением темноты им пришлось сделать привал прямо посреди пути, на скалистом выступе шириной не более локтя. Там они и просидели всю ночь, словно птицы на насесте, ожидая первых лучей солнца.

Таул взобрался на вершину первым и опустился на колени, вознося краткую молитву Богу за спасение, хотя прекрасно знал, что Бог его, необожженного, больше не слушает. Потом поднял винтовку, покрепче прижав ее деревянный приклад к плечу, и осмотрел окружающую местность в поисках возможных опасностей.

Но ничего вокруг не было. Впереди раскинулась сплошная пустыня. Таул закинул винтовку за плечо и обернулся, чтобы помочь взобраться остальным.

Первым поднялся Калио, весь покрытый потом и обессиленный, но не потерявший присутствия духа, что и отличало его от других. Вместе они подняли за руки Арнию, которая рассмеялась и пропела хвалу Богу, проведшему ее через очередное испытание.

Следующим шел Котте, тихий и мрачный – на взгляд Таула даже упрямый. Он отказался от их помощи и не стал хвататься за их руки. Он всегда хотел все делать сам.

И поднялся сам, после чего лег на спину под солнцем, тяжело дыша.

Пардел, самый старший из них, отстал и находился довольно далеко внизу, судорожно цепляясь за каждый выступ и с трудом поднимаясь сантиметр за сантиметром.

– У тебя получится, старина! – крикнул Таул.

Другие тоже постарались приободрить отставшего, но не голосом, так что Таул их не слышал.

Метрах в десяти от вершины Пардел остановился, чтобы перевести дух, и поднял голову. При этом он усмехнулся, словно говоря: «Ну что, видели? Не такой уж я и старый!».

Тут его рука дрогнула и соскользнула с выступа. Пардел постарался ухватиться за него снова, но было уже поздно. Все наблюдали за тем, как он стремительно падает вниз, отчаянно размахивая торчащими из ветхой одежды тощими ногами и руками, в облаке пыли, под грохот камней.

До самого дна он не спустился, а замер на скалистом выступе. До них доносились его всхлипывания и стоны.

Другие заговорили с ним. Таул видел, как они озабоченно переглядываются между собой.

– Вслух. Голосами, – напомнил он.

– Извини, Таул, – сказал Калио. – Я забыл.

– Что же теперь нам делать? – спросила Арния дрожащим голосом.

– Придется оставить его здесь, – ответил Котте. – Помочь мы ему ничем не сможем. Он наверняка переломал все кости.

– Но нельзя же вот так взять и бросить его! – воскликнула Арния.

– Мы же бросили Силат, – возразил Котте. – Слабое звено…

– Мы ее не бросали. Она сама решила вернуться, – сказала Арния.

– Без разницы, – стоял на своем Котте.

Пожав плечами, он пригладил свою маску в том месте, где она немного отошла, намокнув от пота.

Калио вопросительно посмотрел на Таула, и тот вздохнул.

– Ну ладно, – нехотя сказал он, снял винтовку и протянул ее Котте.

Котте посмотрел на оружие с опаской, не спеша брать его в руки.

– Просто подержи немного вместо меня, – сказал Таул. – Без него мне будет легче передвигаться.

Котте все-таки взял винтовку, но держал ее крайне осторожно, словно опасаясь, что скрытая в ней жестокость каким-то образом передастся и ему.

Таул полез вниз, к Парделу. Спуск занял некоторое время, потому что двигаться вниз было труднее, чем наверх. Жар конца времен, когда моргнул Бог, преобразил камни, и поверхность скал была очень хрупкой и крошащейся.

Таул постоянно слышал, как Пардел зовет на помощь. И ощущал его призывы. После того как ради выполнения поставленной перед ним задачи скальпели старейшин сделали его необожженным, его разум оглох, и внутренние чувства притупились. Однако какие-то остатки этих чувств продолжали воспринимать боль старика – повышенное давление, биение сердца и ощущение жара, словно за закрытой дверью.

Ноги Пардела действительно оказались сломанными. Как и рука, торчавшая под неестественным углом. Вся его грязная одежда была перепачкана кровью, стекавшей на камни и застывавшей под палящим солнцем. Маска его во время падения порвалась, обнажив его внутреннюю сущность, и перед Таулом предстала бледная, сморщенная красота истинного лица Пардела.

Это было унизительным позором, это нарушало все заветы. Умереть так – с лицом, устремленным в небо, лицом, открытым для падальщиков. Человек должен открывать свое истинное лицо только для Бога.

– Я принесу веревку. Мы тебя поднимем, – сказал Таул.

– Нет, – отозвался Пардел едва слышным вздохом.

Падение лишило его всех сил, и он мог только шептать, хотя разгоравшийся в голове Таула огонь говорил о том, что старик на самом деле кричит.

– Тогда что? – спросил Таул.

– Покой, – прошептал Пардел. – А когда и ты успокоишься, напомни мое имя Богу.

Таул кивнул и осторожно стянул с лица старика порванную маску, стараясь не встречаться с ним взглядом. Поврежденный латекс, когда-то тщательно отлитый по заданной форме, уже не восстановить.

Потом Таул снял свою собственную маску. Он даже не понимал, почему продолжал носить ее, после того как старейшины сделали его необожженным. В этом не было смысла, потому что в Тауле не осталось внутренней сущности, и его истинное лицо не имело значения.

Он прикрепил свою маску к лицу старика. Тот должен умереть с достоинством.

– Как ты это сделаешь? – прохрипел Пардел.

Таул отличался большой силой. Отчасти именно из-за этого старейшины и выбрали его. Он просунул руки под спину Пардела и приподнял его, так чтобы старик сидел. Ноги Пардела задели друг друга, и тот поморщился.

Таул вынул свой нож и положил его на край выступа. Старик посмотрел на нож, решив, что это и есть орудие смерти, и надеясь, что Таул совершит все быстро и уверенно. Пока Пардел смотрел, Таул стремительным движением правой руки переломил ему шею, которая хрустнула, словно сухая ветка. Глаза Пардела тут же погасли.

Таул положил тело старика и подоткнул его рваные одежды, чтобы их не развевал постоянно дующий в каньоне ветер. Попрощавшись, он полез наверх, навстречу остальным.

Взобравшись на вершину и поднявшись на ноги, он заметил на себе взгляды Калио, Арнии и Котте. Котте протянул ему винтовку.

– Пардел затих, – сказал Калио.

– Он ушел, – сказал Таул. – Его путь закончен. Омега.

– Альфа и омега, – пропели все хором.

– Где твое лицо? – спросил Котте.

– Мне оно больше не нужно, – ответил Таул. – Но оно было нужно Парделу.

– Я и забыла, какой ты красивый, – произнесла Арния, разглядывая его.

Две недели они шли по дороге, петляющей между кратерами. Ночами вдали лаяли дикие собаки, и Таул держал винтовку наготове. Днем, в жару, они шли по краям широких кратеров. Солнце пекло настолько сильно, что воздух гудел и щелкал. На дне кратеров виднелись озера, состоящие из неизвестной жидкости, некоторые из них отливали ярко-бирюзовым или кроваво-красным цветом. Ветер доносил запах серы. Иногда в озерах что-то шевелилось – из их глубин поднималось нечто темное и массивное, отливающее металлом, но расплывающееся в дымке, клубящейся над ядовитой жидкостью.

Три дня спустя они впервые увидели признаки долины. Дорога извивалась между спекшимися от жара развалинами, которые были настолько древними, что походили на природные камни, но Таул различал проемы на месте окон и впадины на месте дверей. Кое-где виднелись полосы металла – там, где когда-то проходили канализационные трубы. Разъеденные временем и кислотой они рассыпались при малейшем прикосновении. Земля между развалинами блестела – Бог превратил песок в сверкающее стекло.

«Или же, – подумал Таул, – когда-то стекло было в окнах древних домов». В мгновение яростного гнева стекла из окон дождем посыпались на землю, и эти осколки, должно быть, спеклись между собой.

– Остановимся здесь, – сказал он остальным.

– У нас осталось мало воды, – сказал Котте.

«И еды», – подумал Таул, хотя вслух этого не сказал.

– Потому мы и останавливаемся. Скоро ночь. Рано утром поднимемся до зари и пойдем по холоду.

Они зашли на первый этаж одного из бывших зданий и расположились в темном помещении. Сюда проникал скудный свет, и они сняли темные очки.

Все вокруг было покрыто пылью, за исключением помятой металлической миски, которая, по мнению Таула, когда-то была сковородкой. Калио вознес молитву, после чего они поели, стараясь не думать о том, как мало у них осталось припасов. Потом Котте лег, чтобы поспать, а Калио сел в углу. Он достал из своей сумки реликвию и принялся листать священные страницы, раздумывая над тем, что могли скрывать утраченные фрагменты или потускневшие до полной неразборчивости участки.

Снять с себя маску было ошибкой. Таул понял это, едва не прошло и дня с того момента, как они оставили Пардела на скалистом выступе. Открытая кожа лба, носа, щек и кончиков ушей горела на палящем солнце. Все они несли с собой мази и масла для ухода за кожей, и спутники Таула охотно делились с ним своими запасами, но их было недостаточно.