Жестокая тишина - Пол Мейерсберг

Когда я заметила, как мужчина смотрит на меня, я подумала, что у меня что-то не в порядке с костюмом, или с волосами, или, может, я некрасиво ем. Но он смотрел мне прямо в лицо. Там было все в порядке. Ему оно просто понравилось.

Тогда все нормально. Мужчина был привлекательный.

Фактически он мне сразу понравился. Полагаю, его неожиданное предложение польстило и поразило меня: ведь мне уже тридцать шесть лет! Но все равно это ничего не объясняет. Почему я не сказала: «Спасибо, нет»?! Может быть, появление женщины спровоцировало мой ответ, мое «да»? Кто она – его любовница или бывшая любовница, жена или бывшая жена? Когда она стала угрожать ему пистолетом, я испугалась – за него. Но меня это также взволновало. Она казалась такой ревнивой, такой страстной, не побоялась потерять контроль над собой в общественном месте.

Действительно ли это она была на стоянке? Что она сейчас делает, эта женщина? Вернулась туда, чтобы убить его? Возможно, он уже мертв, пока я веду машину, а на его коже остался запах Пандоры, запах последней женщины, которую он имел. Я чувствую его запах именно сейчас, когда поворачиваю на бульвар Сансет.

Я стала думать об Алеке. Мог бы он меня так возбудить? Могла бы возникнуть такая ситуация, когда я стала бы вот так угрожать Алеку? Убить его? Я не ревнива, у меня не было для этого оснований. Но сейчас Алека не было в городе, он был во Флегстаффе, штат Аризона.

Он занимался предсъемочной подготовкой: готовил декорации для картины, которую они должны были начать снимать через месяц. Вдруг меня осенила новая мысль. Может быть, сыграло роль то обстоятельство, что Алека не было в городе в это время? Нет, нет! Алек часто отсутствовал, целыми месяцами, но такого со мной никогда не бывало. Нет, это просто совпадение! Но тогда возникает вопрос, поступила бы я так, если бы Алек был дома? Нет, мне кажется, что нет. Нет, определенно нет!

По дороге домой я поехала в супермаркет «Гель-сон» в Сенчури-сити. Сегодня мне не нужно было отвозить Полетт домой после школы: у нее урок музыки вместе с подружкой, и прислуга подбросит ее домой где-то около половины шестого. Поэтому я некоторое время принадлежала только себе. Вот и прекрасно, я смогу немного передохнуть! На радостях я купила охлажденный йогурт. Малиновый, с орехами. Никто ничего никогда не узнает. У нас у всех есть свои маленькие секреты.

У кассы супермаркета я взглянула на выставленные бестселлеры в мягких обложках. Джекки Коллинз, Джудит Кранц, Салли Бьюман; мне всегда казалось, что я не смогу до конца дочитать эти книги. По-моему, они всегда кончаются одним и тем же. Мне нравится Гор Видал. Хотя, должна признаться, я так и не дочитала до конца «Голливуд». Повинуясь внезапному порыву, я взяла «Темного ангела» и положила книгу в корзинку вместе с йогуртом, копченой треской и солеными орешками.

– От вас прекрасно пахнет, – заметила кассирша. – Что это за духи?

– Благодарю, я рада, что вам нравится.

Что я могла сказать? Что это пахнет тем мужиком, с которым я трахалась в бунгало номер семнадцать отеля «Бель Эр»?

Алек и я живем в пяти минутах от Сенчури-сити, к югу от Беверли-Хиллз на Ранчо-парке. Наш дом находится неподалеку от обители Рея Бредбери, так сказал нам наш садовник из Гватемалы. В школе мне нравилось читать фантастику, меня привлекали эти воображаемые миры, которые всегда были на грани уничтожения. Но оказалось, что Алеку не нравится НФ, поэтому я перестала читать эту дрянь. Алеку нравились книги, написанные в духе старомодного реализма. Он обожал Теодора Драйзера.

У человека из бунгало неординарный литературный вкус. «Классический мир» и все такое. Меньше всего ожидаешь найти подобную литературу в номерах отелей в Лос-Анджелесе. Эти книги напомнили мне о моем отце, классически образованном человеке. Сейчас он плохо себя чувствует, и мне нужно хотя бы позвонить ему. Это он назвал меня Пандорой.[1] Думаю, он сделал это весьма неохотно, потому что, я уверена, он хотел мальчика. Он до сих пор называет меня Пан. По-гречески «пан» значит «все», и, полагаю, именно всего он хотел от меня. Бедняга, ничего он не дождался.

Алек, наоборот, всегда зовет меня Дора. Это похоже на имя куклы, но из-за Алека я привыкла к нему. Иногда, когда он кончает, он выкрикивает это имя. Тогда оно мне нравится. Когда мы начали встречаться, я поняла, что он выбрал это имя только потому, чтобы не называть меня, как отец, чтобы подчеркнуть, что он хочет, чтобы я была другим человеком, Дорой, личностью, которую мой отец не смог бы понять. В этом смысле Алек забрал меня у отца. После моего замужества мы с отцом никогда не были близки друг другу. Мне кажется, Алек изменил меня, когда изменил мое имя.

Сегодня я была Пан Хартен, а завтра уже стала Дора Хэммонд. Все так просто. Метаморфоза произошла в одно мгновение. В то время это было жутко, но необходимо: я была более чем готова покинуть дом, жаждала перемен и в своих чековых книжках после замужества я уже никогда не использовала фамилию Хартен.

Я всегда называла себя и подписывалась «Пандора», полным именем. И постепенно начала осознавать, что состою как бы из двух частей, из двух разных женщин: Пан и Доры. До Алека и после. То, что случилось в этом бунгало отеля «Бель Эр», относится к миру Пан. В период между тринадцатью и двадцатью тремя годами, до того как мы поженились, я была Пан. И я не сталкивалась с ней до сегодняшнего дня. У Доры были муж, дочь, свой дом. Она никогда не жалела, что перестала быть Пан. До сегодняшнего дня. Сегодня был какой-то новый виток в ее жизни. В прошлом Пан, как правило, осуждали. В настоящее время Дору все обожают. Этот человек на короткое время отшвырнул меня назад, в прошлое своенравное существование. Отец всегда называл меня «своенравной».

По пути домой я включила в машине радио. Оно уже было настроено на волну, где передавали классическую музыку, любимую волну Алека. Ему нравилось слушать музыку, когда он вел машину, когда работал и когда мы занимались любовью. Но любимая музыка Алека отличалась от любимых классических произведений моего отца. Алеку нравилась романтическая классика: Брамс, Бетховен, Мендельсон. Отец признавал только Баха.

Меня ни в коем случае нельзя обвинить в том, что я вышла замуж за мужчину, который был точным слепком с моего отца. Алеку нравились дети. И женщины. Всегда можно нюхом учуять, нравитесь вы мужчине, или же он не терпит женщин вообще. Это как легкий аромат духов. Бунгало в «Бель Эр» просто благоухало чувственным запахом. Но, с другой стороны, понятия не имею, я-то лично понравилась этому мужчине или нет.

Я уже почти доехала до дома, как вдруг, словно порыв ветра из ниоткуда, на меня навалилась полная тишина. Я перестала слышать музыку по радио. Я просто похолодела. Я ничего не могла слышать. До меня не долетали не только звуки музыки, но и звуки и шум движения транспорта. Я была погружена в молчание, я оглохла.

– О Господи! – сказала я громко, но не слыша своего голоса. – Не паникуй, держись! Все пройдет!

Я старалась расслабиться; одна рука была на руле, а другая – на рычаге переключения скоростей.

Но я была жутко напугана. Вот так же ничего не слышала я в бунгало, с этим мужчиной.

Когда он в первый раз проник в меня, вокруг нас исчезли все звуки. Я была сильно возбуждена, и мне это показалось нормальным. В тот момент я уже почти себя не контролировала. Удовольствие, которое я испытывала, увеличилось в миллионы раз. Я как бы распалась на куски, как бы вытекала из себя и потом плавно возвращалась в свою обычную оболочку. Это потрясающее ощущение, словно рикошетом, возвращалось снова и снова. Я поняла, что это вовсе не предвестие оргазма, это было нечто другое. Во мне не было ни напряжения, ни томления. Это была какая-то непрекращающаяся цепная реакция, которая никак не могла остановиться. Тишина была мучительной и более мощной, чем оргазм.

Когда звуки вернулись, это были не звуки, а оглушительный рев. Я оказалась в штормовом море, оглохшая, меня швыряло из стороны в сторону. Его дыхание звучало, как буря; а руки были волнами, которые превращались в гигантские валы. Его пенис был невидимой скалой, на которую меня выбросило. У меня не осталось своей воли, я плыла как щепка по волнам. Я наслаждалась экстазом, когда тонула в черной кипящей воде. Должно быть, я кричала. Счастливая, я тонула в грохочущем ужасе.

Теперь, в машине, звуки вернулись ко мне громким хлопком – музыка и шум городского транспорта одновременно. Мне сразу стало легче. Я поняла, что ничего не слыша, я развила большую скорость, чтобы как-то компенсировать отсутствие звуков. Я замедлила скорость, моя влажная ладонь все еще была на ручке переключения скоростей. Но нет – это не она.

Это – плоть, возбужденная и теплая. Это – мужской пенис. Я держалась за головку члена. Я отдернула руку, посмотрела вниз, ожидая увидеть… Но это была только черная ручка переключения скоростей. Ничего не случилось.