Веранда для ливней - Александр Мигунов

4 Брак с супругой считался успешным только количеством прожитых лет.

Прозрачное платьице, однако, не лучшая причина для женитьбы. Оно, хоть и было таким прозрачным, так занавесило душу девочки, что когда он начал в душе разбираться, у них родилась первая дочь. Выйдя из колледжей, его дочери обратились в прохладных пустых мещанок, нашли себе точно таких же самцов и вспоминали об отце только по праздникам и по нужде (то есть когда требовались деньги). Напрасно он сдался в свое время, не стал их воспитывать в той же строгости, в какой выращивали его, а отдал их на растерзание либералам, друзьям и телевидению. Профессию, международную торговлю, Герман выбрал не по душе, а по совету других людей и из финансовых соображений.

Любимое дело, - понял он поздно, - должно вовлекать уникальный талант, то есть врожденную способность делать что-то лучше, чем другие. Был ли он одарен талантом? Обладал ли способностью ощущать так, как другие не ощущали?

Ответить да он не осмеливался. На нет всегда было возражение: тогда отчего же иногда он умел отмечать моменты, когда неожиданно и загщочно все сочеталось таким образом, что он испытывал состояние, с каким возможно живут в раю? Если бы Германа попросили описать подобное состояние, он вряд ли нашел бы точные мысли, - он бы такое состояние, состояние все сошлось, стал иллюстрировать ситуациями, но без надежды, что его слушатель сумеет прочувствовать то же самое. В ситуациях этих часто присутствовали музыка и женская красота. Не та физическая красота, которую женщины нам навязывают, - в виду имеется красота мимолетная и загадочная: сумасшедший наклон головы; волна неземного происхождения, вдруг захлестнувшая лицо; дрожание локона на шее, которая тает белой свечой, и горячий ее стеарин обжигающе капает на сердце.

Возможно, все в мире сходилось и в детстве, но впервые подобное состояние Герман отчетливо отметил, когда папашей лет тридцати он сидел на школьном концерте . Оркестр, включавший его дочку, играл мелодию Моцарта, - мелодию красивую, но искаженную неслаженным исполнением (впрочем, родительский энтузиазм создавал атмосферу большого успеха). Скучая, он оглядывал музыкантов, и задержался взглядом на девочке, грациозно склонившейся к виолончели. Она была в черном шелковом платье, ее блестящие длинные волосы ритмично, как волны в океане, накатывались на инструмент. Она вся, казалось, трепетала, - то ли от музыки, то ли от юности, то ли от влюбленности в кого-то. Вот сидит девочка, - он подумал, и тут внешне обычная школьница вдруг расширилась до небес и придушила его своим будущим. Словно в ней вмиг, одновременно, со взрывоопасной концентрацией проступила бездна всех тех эмоций, которые к ней испытают влюбленные. Или: он стоял у светофора под музыку семнадцатого века, и вдруг в зеркальце заднего вида обнаружил смазливую мордашку. Стреляя глазками по сторонам, девушка подкрашивала ресницы, потом растворила нежные ~бы, желанные всем мужикам на свете, с помощью помады и карандашика сделала их еще желанней, потом убрала косметику в сумочку, посерьезнела мордашкой и задумалась. И - будто время остановилось, наткнувшись на звенящую преграду, и Герман понял, что все сошлось, - и старая классическая музыка, и милая задумчивая мордашка, и жирные белые облака, лениво развалившиеся над Парижем, и ее романтичное воспоминание, в которое он будто бы проник... Или: в хмурый и ветреный день он бродил по осеннему парку. Начался снег, колючий и мелкий, и зашуршал по сухим листьям. И звук тот оформился в ритм и мелодию, в которых какая-то высшая сила выражала тоску по той единственной, которую он так и не встретил. Парк помутнел от внезапных слез, которые были похожи на слезы окончательного прощания с мечтой пережить большую любовь. И не в силах двигаться дальше, он впал в горько~ладкое оцепенение...

Представим, он знал, в чем его талант, но как применить его практически, какое дело к нему приложить? Есть ведь таланты, в которых общество либо не испытывает нужды, либо их носители не догадались, как свой талант донести до общества, сделать его популярным товаром. Что за проклятие! - думал Герман.

- Почему он во всем выбирал дороги, которые оказывались ошибочными? Почему обнаружив свою ошибку , он тем не менее продолжал двигаться в ложном направлении? Почему у него не хватало решимости бросить все и пойти напролом сквозь неудобства бездорожья?

5 Он так и не понял, сумел ли заснуть, или просто легко забылся, но встал тем не менее по будильнику, на фирму приехал ровно в девять, как раз к началу переговоров, и дальше весь день глотал крепкий чай и держался поближе к кондиционеру, к его освежающей струе, брызжущей мелкими острыми каплями с запахом озона и аммиака. Закончив дела, заглянул к директору.

"Вам машину?" - спросила его миленькая секретарша. - "Вы немного не подождете ? Мистер Рао уехал в банк, но он вернется сию минуту. Не хотите чашечку чая?" Как забавно в ее юбках выговариваются слова, - типично индийское произношение перемешивается с оксфордским, - она, очевидно, училась в Англии. Не пригласить ли ее в бар? Однако, он знал, что последует дальше:

эта смазливая индианочка расширит оливковые глаза на пожилого игривого американца, и тем самым его унизит. Ни к чему ему лишний ожог.

"Спасибо, я обойдусь без машины".

Вышел на улицу, осмотрелся. Мимо катила пустая коляска.

"Эй, бабуджи!" Рикша подъехал.

"Садитесь, сааб. Вам куда, сааб?" "В какой-нибудь прохладный ресторан".

Рикша не понял, - такой заказ он услышал впервые в жизни, с его точки зрения все рестораны были намного прохладнее улицы, - но он уверенно закивал и покатил в ресторан подороже, - туда, где был шанс подзаработать на привозе клиента- иностранца . Вот и Герман вместе со всеми катит по пыльной и шумной улице. Он, за версту не похожий на всех, он, на которого все оборачиваются.

Спицы сверкают, пыль серебрится . Стены, одежды, дорога, - все белое.

В сумрачном и длинном ресторане, похожем на внутренность пинала, было, конечно, не прохладно, но в нем оказались фонтан и сквозняк, шевелящий одежды, волосы, скатерти. Герман уселся рядом с фонтаном. Несильные струйки вылетали по периметру круглой чаши, в центре над чашей они сталкивались и падали на золотистого божка. Распорядившись о пиве с едой, Герман задал такой вопрос: "Я слышал, в "Республике" что-то случилось..".

"Опять?" - воскликнул официант.

"Год назад", - пояснил Герман. "Что там случилось год назад?" "Там зарубили иностранца. Да, топором по голове".

Герман сидел в ресторане долго. Потом подумал, что надо встать, выйти на улицу и поехать. Нет, не в гостиницу. А куда? В этой стране либо ходят в кино, либо слоняются по городу. Вышел на улицу, жарко дышащую. Крикнул рикшу: "В кинотеатр ". Предыдущие две бессонные ночи, бутылки пива, еда в ресторане и покачивание коляски вогнали его в глубокий сон. Очнулся от криков. Толпа за забором. Вон, даже конная полиция. Крики, свист. Толпа из мужчин. Хоккей или регби. В такую жару? Нет, воистину дети солнца. Мужчины сидят на стадионе, а женщин на задних дворах домов насилуют солнечные лучи.

Поехали дальше. Плакат "ШОУ-ШОУ-ШОУ". Ниже плаката рисунок скелета, под ним мелкие буквы на хинди. Дальше еще такой же плакат, над входом в брезентовый шатер.

"Что там такое, бабуджи?" "Маджик, сэр".

"Стоп. Приехали".

"Сэр, а как же кинотеатр?" Нет, сегодня он обойдется без смазливой влюбленной пары, поющей и танцующей в цветах на фоне заснеженных Гималаев. Раз поцелуются - поют. Еще поцелуются

- поют. Да еще перед тем, как начнут целоваться, держатся за руки и поют.

Сегодня он попробует маджик.

6 Ряды деревянных скамеек без спинок и грубо сколоченная сцена. Центр ее загораживал занавес, сшитый из белых простыней, на них углем рисунок скелета. Брезент шатра свое отслужил, но с помощью заплат из подвернувшихся материй продолжал жизнь за пределами старости. Заплаты крепились и брезенту веревочками и были похожи на жирных лягушек, жадно греющихся на солнце. В незаштопанных дырах пылилось солнце. К нему подошел человек в форме, очень похожей на форму слуг, таскающих чай в госучреждениях, но отличался от тех презренных лентами серебряного цвета, окаймлявшими фуражку и рукава. Он козырнул, как постовой: "Ваше место в третьем ряду".

После недолгого ожидания на сцену забрался все тот же служащий. Зрители стихли. Приблизилась улица. Простыни занавеса раздвинулись, - на месте рисованно- го скелета стоял низкорослый, пучеглазый, мордастый, пузатый, с большими усами, во фраке, с красной бабочкой и с тростью. Он поводил глазами по зрителям, вскинул трость, указал на кого-то. Щупленький мальчик лет восьми пробрался к сцене, сел на нее, стал болтать босыми ногами. Фокусник крикнул: "Ах-ха!" - в руке у него оказалась картофелина. Он бросил картофелину мальчику, тот ее ловко подхватил и положил рядом на сцену.

Фокусник снова крикнул "Ах-ха!" - в руке у него выросла луковица, которую он тоже бросил мальчику. Дальше возникли огурец, стакан воды, люминес- центная лампа, палка с набалдашником, спички, топор. Мальчик поймал все эти предметы , расставил их в линию на сцене. Фокусник, телом похудев, стал тыкать в каждый предмет тростью и что-то подробно объяснять.