Изгой - Ольга Черенцова

– Ты бы, парень, не мешал, шёл бы на улицу, – не выдержал он.

– Почему вы так разговариваете с моим сыном? – вспыхнула мать.

– Пареньку стоило бы поднабраться приличных манер, – буркнул тот.

– Ну знаете! Я же вас не учу, как воспитывать детей!

– Меня учить незачем, у меня дети вежливые, – и, вконец обнаглев, продавец заявил, что никогда бы не позволил своим сыновьям хамить.

– Вы хотите сказать, что мой сын хам? – дёрнулась мать.

– Спасибо за покупки, – с кривой улыбочкой ответил этот негодяй.

Когда мы сели в машину, мать расплакалась.

– Он не имел права так с нами разговаривать, не имел… больше я сюда ни ногой, – всхлипывая, повторяла она.

Её слёз этому мерзавцу я простить не мог. Как и отцу. Но отец всё-таки родная кровь, а продавец – чужак. Хотя мне показалось, что мать была расстроена из-за чего-то ещё. Не знаю, угадал ли я.

Обижали её часто. Она не рассказывала, молчала, но по её лицу всегда было видно. Чему тут удивляться! На свете немало эмоциональных садистов. Им только дай почувствовать превосходство над другими, тогда им кажется, что они крутые и сильные. Ха! Сильные! Любого из них поставь на колени, сразу рыдать начнёт!

Глядя, как мать горько плачет, я понял, что больше терпеть этого не буду. Накажу продавца. Не донести ли на него владельцам магазина? Но кляузничать – не мой стиль. Сам с ним расправлюсь. Задумавшись, я прозевал водителя броневика. Он укатил. Пора и мне трогаться. Время-то как быстро пролетело. Когда я приехал, солнце не спеша взбиралось наверх, а сейчас оно болталось над пальмами. Нахлынул ветер, и их тяжёлые листья в гармошку забренчали, задвигались паучьими тенями по земле.

Я сел в машину и отправился в центр. До него рукой подать – городок-то небольшой. Поначалу я собирался отомстить продавцу под покровом ночи, но потом отмёл этот вариант: его машины в это время там не будет, магазин закрыт. Пришлось бы его выслеживать, чтобы узнать, где он живёт, лезть в гараж, а это хлопотно и небезопасно. А на заднем дворике, где он оставлял свой автомобиль – идеальные условия: безлюдно, голые кирпичные стены, ряд помойных баков и брошенный заржавевший пикап. Место это я обнаружил, когда подкарауливал продавца, чтобы определить его машину.

Припарковав джип на соседней улице, я вразвалочку, делая вид, что прогуливаюсь, двинулся к заднему двору. План был таков: изуродовать новенькое авто продавца. Месть, конечно, не суровая. Он побесится первое время, затем всё отремонтирует, страховая компания ему оплатит расходы. Но пусть он поплачет хотя бы пять минут, как моя мать.

Войдя во дворик, я вспугнул рывшуюся в помойке крысу. Метнувшись в сторону, она махнула мне на прощание длинным червячным хвостом и спряталась за бак. Я осмотрелся, проверяя, не пропустил ли где-то оконце или камеру наружного наблюдения. Стены здания были пустыми, мутно-бордовыми с граффити-рисунком – прямо скажем, бездарным. Надо же, автор ещё и подписался! А я свою подпись оставлять не буду.

Вот он, дорогой автомобильчик, беленький-беленький – любо глядеть. Сейчас из новенького превратится в развалюху. Машину продавца я здорово попортил, а напоследок вытащил из рюкзака аэрозольный баллончик и перекрасил её в красно-белую. Получилось весьма эффектно. Наподобие кровавых струй на снегу в фильме Тарантино «Убить Билла» – его как раз накануне обсуждали на форуме. Удовлетворённый, я отошёл назад, чтобы полюбоваться на расстоянии, и чуть не упал, обо что-то споткнувшись. Я обернулся и увидел ноги в грязных штанах и сморщенных ботинках без шнурков. Мой взгляд пополз по ним, потом дальше, по драной одежонке, и добрался до лица – заросшего и в трещинах, как и башмаки. Меня с любопытством изучали жёлтые глаза. Бродяга! До этого он лежал под грудой рваных одеял, поэтому я его и не заметил.

– Ты чё, ослеп? Чуть не покалечил! – рявкнул нищий и тут же спросил, не найдётся ли у меня курева.

– Не курю, но могу дать на сигареты, – и я протянул ему деньги.

Милостыню я всегда давал. Наперекор отцу, который относился к бездомным с брезгливостью. «Нечего поощрять бездельников», – говорил он.

– Где ж это видано, чтобы сигареты столько стоили, – выразил недовольство бродяга.

– Вот ещё два доллара, больше дать не могу, а то мне на автобус не хватит, – обманул я, заметая следы. Если будут брать с него показания, скажет, что я на автобусе приехал. Глупо, конечно.

– Что-то не похоже, чтобы ты на автобусах разъезжал, – подтвердил он несуразность моих рассуждений и проворчал: – Лежишь себе, спишь, а тут ходят всякие, будят.

– Не тяжело в такой духотище спать? – задал я ему идиотский вопрос. Хотел исподволь выяснить, не наблюдал ли он за мной.

– А мне без разницы. А что?

– Ничего. Жарковато здесь.

– Тебе самому-то не жарковато? – хмыкнул он и подмигнул.

«Не намекал ли он на то, что всё видел?» – гадал я, идя к своему джипу.

В центре было оживлённо. Время ланча. В ресторанах – толпы. Все мужчины как отутюженные, при галстуках, с улыбочками на лицах – вроде моего отца. Настоящий маскарад! Я глянул на пару мужиков на открытой веранде кафе. Типичные бизнесмены. Что-то обсуждая, они с аппетитом поглощали гамбургеры. Оба были в белоснежных рубашках. Из кармашка одной высовывались тёмные очки со сверкавшей в них искрой солнца, прыгнувшей мне в глаза, когда я приблизился. У того, кто сидел ко мне лицом, была рекламная внешность – как будто он сошёл со стенки проехавшего автобуса, на которой красовался молодчик с банкой «Спрайта» в руке. Бизнесмен мне не понравился. Держался он с самодовольством, даже с дерзостью. В эту минуту из гамбургера, который он уминал, вытекла струйка горчицы и упала на его рубашку. Он засуетился, занервничал, стал стирать пятно салфеткой. В эту минуту он уже не выглядел таким самоуверенным.

Глядя на жующих посетителей, я почувствовал голод. Но денег у меня не было. На них пировал желтоглазый попрошайка. Оставался мамин ланч, которым мне не удалось угостить бедного пса. Я пристроился за столиком прямо напротив бизнесменов, вытащил из рюкзака сэндвич и, поедая его, стал смотреть по сторонам. Наблюдать за людьми я люблю, но терпеть не могу, когда наблюдают за мной. Мой взгляд, бегая по толпе, задержался на магазинчике напротив кафе. В витрине стояли на подставках пластиковые головы – как отрезанные от тел манекенов – с нахлобученными на них шляпами, беретами, кепками.

– Что будете заказывать? – вырос передо мной официант и покосился с неодобрением на мой сэндвич.

– Ничего, – сказал я и, зная, что он попросит меня уйти, встал. Подошёл к витрине магазина. Одна шляпа за стеклом была в мамином вкусе: с волнистыми широкими полями, голубая, в абстрактных мазках. Как-то мы с матерью проходили мимо этого места. «Какая прелесть вон та, голубая!» – воскликнула она, глядя на витрину.

Я вошёл внутрь и спросил цену. Продавщица скользнула взглядом по моей футболке, заляпанной красной краской, и, должно быть, решив, что я кого-то грохнул, напряглась. Преступник из меня получился никудышный: не заметил бродягу, не переоделся и разгуливал по городу с кровавыми пятнами на груди.

– Это женский головной убор, – пояснила она, словно я страдал слабоумием.

– Вижу, что женский. Так сколько стоит?

С недоверием изучая меня, она назвала цену – грабительскую.

– Беру, через полчаса вернусь с деньгами, – сказал я и попросил отложить вещицу.

– Надо оставить залог, это последняя.

– Я точно вернусь, смотаюсь домой – и назад.

– Оставьте залог, у нас такое правило, – повторила она.

– У меня нет с собой наличных и карточки. Вы что, не верите? – начал я раздражаться. – Неужели так сложно обойтись без залога?

– У нас такое правило, – зарядила она, как попугай.

Я вышел, саданув дверью. Вредная тётка! Негодуя, забрался в джип. По дороге домой решил прокатиться мимо магазина сыров. Ради любопытства. Там перед входом стояла полицейская машина. Я припарковался неподалёку и начал наблюдать. Продавца не было. Вместо него копы разговаривали с женщиной в розовых рейтузах – низкорослой, мускулистой, похожей на борца. Размахивая руками, она истошно кричала. Я вылез из джипа. Заметив, что один из прохожих отлепился от толпы зевак, я подошёл к нему и спросил, что там стряслось.

– Хулиганы машину разбомбили, вон у той дамочки, она оставила во дворе, и, надо же, такое невезенье, – словоохотливо рассказал тот.

Я был оглушён. Как я мог совершить такую оплошность! Изуродовал не ту машину, навредил хорошей женщине. Впрочем, неизвестно, хорошая ли она. Судя по истеричным воплям этой тётки, её близким крепко достаётся.

– Дамочка сказала, что эти бандиты измазали красной краской ещё и стену, – продолжил прохожий.

– Это граффити, – поправил я.

– Ну да, так они называют свою мазню. Мало им зданий, так за машины взялись, за решётку надо всех этих грёбаных рисовальщиков.

– Почему же, среди них попадаются талантливые, – защитил я, справедливости ради, художников. Он покосился на меня с подозрением и, ни слова не говоря, пошёл дальше.