Тайная история Изабеллы Баварской - Маркиз де Сад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К примеру, какими ничтожными познаниями следует обладать, чтобы не уловить причин интриги королевы с герцогом Бургундским, начавшейся в тот миг, когда порвались узы, связывавшие ее с герцогом Орлеанским? Как?! Государи мои историки, на протяжении ста страниц Изабелла предстает у вас самым пылким другом герцога Бургундского; дружба их завязывается в тот день, когда она потеряла Орлеана; все правильно, но отчего не называете вы ни причины этой новой связи Изабеллы, ни последствия ее? Вынужденный брести следом за вами, несчастный читатель делает огромные усилия, пытаясь отделить истину, кою вы не имели мужества ему сказать, от истины, продиктованной здравым смыслом и подтвержденной правдоподобием, а ведь вы могли бы вывести его из дебрей, не нуждаясь даже в доказательствах, приводимых нами… И вы называете это «писать историю»?.. Жанр исторической литературы священен: именно на основании сочинений сего жанра последующие поколения составляют свои суждения о прошлом, вы же осмеливаетесь писать историю с непостижимой ленью!.. Давайте признаем: такое поведение позорит писателя и наносит вред читателю, готовому открыть вашу книжку и поверить вам; вы быстро его обманываете, и он, читая вас, не подозревает о том, что вы вводите его в заблуждение.
Прежде чем завершить наше отступление от темы, нам, возможно, следует принести извинения за то, что мы позволили себе облечь повествование наше в форму романа, хотя в труде нашем, предназначенном для вашего прочтения, мы излагаем только факты. Наверняка, обнаружив добавленные нами детали, нас обвинят в том, что мы сочиняем роман, обвинят те, кто никогда не верил тому, что говорили наши отцы, а то, что говорят дети этих отцов — отцов, часто излишне легковерных, — считают и вовсе невероятным…
А если же найдутся те, кто предъявит нам сии упреки, мы намерены ответить, дабы к ним более не возвращаться.
История, представленная нами, никоим образом не является вымыслом, ибо она написана на основании подлинных свидетельств и фактов, которые до нас еще никто не приводил.
Если же мы в повествовании нашем и позволили себе несколько романных ходов, то лишь потому, что посчитали возможным употребить их в такой особенной истории, как эта, ибо мудрое и нечастое использование романных приемов лишь подогреет интерес к персонажам нашей кровавой драмы и приблизит их к нам, но, главное, отдавая предпочтение диалогу перед повествованием, мы стремимся сделать разговоры персонажей наших еще более выразительными. А посему если мы и допустили некоторую вольность, употребив диалог, то по крайней мере с нами нельзя не согласиться, что мы им не злоупотребляли, ибо чувствовали, что слишком частый диалог, несомненно, послужит в ущерб достойной манере писать историю. Дабы побудить читателя лучше узнать Изабеллу, нам пришлось заставить ее говорить, ибо, когда герой говорит, он становится для нас более близким, нежели когда мы просто и беспристрастно пишем о нем. Покажите мне хотя бы одного писателя, как стародавнего, так и современного, который бы не сочинял выспренных речей, не вкладывал их в уста своих героев? Какую силу придают такие речи истинности фактов! Неужели фразе, слетевшей с уст самого Генриха IV: «Французы, вперед, за этим белым султаном, и он приведет вас к славе!» — читатель предпочтет рассказ — пусть даже наилучшего — историка, уверяющего нас, что, по словам этого доброго короля, французам надлежало следовать за его султаном, дабы одержать победу в битве?
Следовательно, мы живописуем, дабы заинтересовать читателя; и везде, где нам удастся живописать, вместо того чтобы вести сухой рассказ, мы будем это делать.
Возможно, следует сказать еще пару слов о необходимости постоянно связывать историю Франции с историей нашей героини; впрочем, разве Изабелла не была тесно связана со своим народом, со временем, в котором она жила? А посему невозможно писать о ней, оставляя в стороне и народ Франции, и тогдашнюю эпоху. Надеюсь, мы избежали крушения на этом рифе, ибо были уверены, что история французской королевы не станет хуже, ежели в ней мы уделим место детальному исследованию событий той эпохи, ведь королева эта занимала в те времена одно из главенствующих мест.
Предисловие
Когда Карл V взошел на трон, Франция пребывала в состоянии истощения и хаоса; сей монарх, по справедливости получивший прозвище Мудрый, не покидая дворца, нашел средство исправить положение посредством правильного назначения управителей и генералов. Разве могла Франция не одержать победу, если воинов ее вел в бой сам Дюгеклен? Одно лишь звучание этого великого имени повергало в бегство извечных врагов нашей милой родины, ибо противник, привыкший к победам, не мог даже представить себе, сколь храбрым может быть народ, не обуянный гордыней; впрочем, для гордости у французов имелись все основания.
При короле Иоанне Франция утратила превосходство над Англией, завоеванное во времена Филиппа Августа, но меч и политика Карла V вернули ей утраченное. Не пренебрегая ничем, Карл трудился во славу государства; поклонник изящной словесности, он, желая возвысить страну, собрал в своем кабинете девятьсот томов, заложив тем самым основу великолепной библиотеки, составляющей сегодня гордость ученых и вызывающей восхищение всей Европы. Усовершенствовав управление финансами, он уменьшил налоги; в сундуках его скопилось семнадцать миллионов. В те далекие времена подобная сумма, образовавшаяся благодаря экономии, вызывала изумление; она же служила источником уверенности в завтрашнем дне, ибо появилась благодаря вниманию, уделявшемуся сим достойным государем земледелию и активно поощрявшейся им коммерции. Известно: государство, умеющее отыскивать в лоне своем необходимые для него ресурсы, не страшится ни бедствий войны, эти ресурсы сокращающие и поглощающие, ни кар небесных, исчерпывающих их или же вовсе истребляющих под корень. Карл не любил придворных, хотя и прислушивался к их советам; обычно придворные лгали или воскуряли фимиам, затмевающий свет разума. Мудрец, жребием вознесенный на трон, должен высоко нести факел, освещающий путь вперед, и не поддаваться дурману льстецов.
Как-то раз шамбеллан Ларивьер возносил хвалы королю за его мудрое правление. «Друг мой, — ответил Карл, — о мудрости своей я смогу судить только в том случае, ежели получу доказательства, что народ пребывает в довольстве».
Карл денно и нощно заботился о счастье своего народа; он сумел вернуть Франции достойное место и ранг, надлежащий той занимать в Европе, освободил провинции от гнета англичан и, поддерживая в прекрасном состоянии флот, привел морские силы в гармонию с силами сухопутными, прославлявшими французское оружие на континенте.
Почему же Небо не осыплет такого князя милостями
