Таинственная река - Дэннис Лехэйн

— Мой отец больше не работает с твоим отцом.

— А почему? — спросил Шон, опускаясь на корточки рядом с Джимми. Он вертел головой по сторонам, ища веточку, чтобы тоже порисовать. Ему хотелось делать то, что делал Джимми, хотя он не всегда мог объяснить, почему, но ему хотелось, даже несмотря на то, что отец не оставил бы живого места на его заднице, последуй он примеру приятеля.

Джимми пожал плечами.

— Он был проворнее, чем они. И он боялся их, потому что очень много знал.

— Много знал! — влез в разговор Дэйв Бойл. — Это правда, Джимми?

«Это правда, Джимми? Это правда, Джимми?». Дэйв временами молол языком, как неуемный попугай.

Шон недоумевал, как это можно знать слишком много о сладостях и почему информация о них может быть настолько важной.

— А что именно он знал?

— Как лучше организовать работу. — Джимми сказал это не очень уверенно и, пожав плечами, добавил: — Это ведь тоже информация. Важная информация.

— Еще бы.

— Как лучше организовать работу. Правильно, Джимми?

Джимми снова принялся рисовать. Дэйв Бойл нашел палочку и, склонившись над еще не застывшим бетоном, стал выводить кружки. Джимми нахмурился и швырнул свою ветку прочь. Дэйв прекратил рисовать и посмотрел на Джимми, как бы спрашивая: «А что мне делать?»

— А знаешь, что было бы по-настоящему клево? — голос Джимми слегка дрожал, отчего сердце Шона принялось биться часто-часто, потому что представление Джимми о том, что такое «клево» не всегда совпадало с общепринятым.

— И что же?

— Погонять на машине.

— Да, — подумав, согласился Шон.

— Предположим… — Джимми, вытянув руку, описал круг (ветка и жидкий бетон забыты), — только вокруг квартала.

— Только вокруг квартала, — машинально повторил Шон.

— Это было бы круто, скажешь нет? — с улыбкой спросил Джимми.

Шон почувствовал, как в улыбке сморщивается, а потом расплывается его лицо.

— Это было бы круто.

— Конечно, что может быть круче, — Джимми даже подпрыгнул не меньше, чем на фут. Он, подняв брови, посмотрел на Шона и снова подпрыгнул.

— Да, это будет круто, — подтвердил Шон, уже ощущая свои руки на рулевом колесе.

— Да, да, да, — произнес Джимми, хлопая Шона по плечу.

— Да, да, да, — повторил Шон, хлопая по плечу Джимми; что-то заколыхалось у него внутри, затряслось, а все вокруг, казалось, закрутилось и засверкало.

— Да, да, да, — произнес Дэйв и тоже хотел похлопать Джимми по плечу, но внезапно опустил руку.

До этого момента Шон как бы позабыл, что Дэйв вместе с ними. Такое случалось часто, а почему, Шон не знал.

— Нет, серьезно, это будет чертовски круто, — рассмеялся Джимми и снова подпрыгнул на месте.

Когда Шон мысленно представил себе, как это будет, картина выглядела настолько отчетливо, словно задуманное уже начало воплощаться в реальность. Вот они сидят на передних сиденьях (Дэйв примостился сзади, но им в сущности было все равно, есть он или его нет) и едут, два одиннадцатилетних парня, едут вокруг Бакингема, сигналя во всю мощь при виде приятелей и разжигая зависть ребят постарше шуршанием шин и дымовым шлейфом из выхлопной трубы. Шон мысленно вдыхает воздух, врывающийся в салон через опущенные стекла окон, мысленно чувствует, как сквозняк ерошит его волосы.

Джимми обводит улицу пристальным взглядом.

— Ты знаешь кого-нибудь на этой улице, кто оставляет ключи в машине?

Шон знает. Мистер Гриффин оставляет ключи под сиденьем, Дотти Фиор оставляет их в бардачке; а старик Маковски, выпивоха, который день и ночь слушает записи Синатры, включая магнитофон на полную громкость, тот вообще почти всегда оставляет ключи в замке зажигания.

Но, следя за пристальным взглядом Джимми, задерживающимся на машинах, в которых, Шон-то знал, оставлены ключи, он чувствовал тупую, но все усиливающуюся резь в глазах, а в ярком солнечном свете, отражавшемся от багажников и крыш автомобилей, он словно ощущал давящую тяжесть улицы и стоящих на ней домов, и всего Округа, и всех ожидающих его последствий. Ведь он же не из тех подростков, что угоняют машины. Он из тех, кто в свое время пойдет учиться в колледж, создаст себя и станет более значимым человеком, чем мастер или грузчик транспортного цеха. Таков был его жизненный план, и Шон верил в то, что такие планы осуществляются, если быть старательным и предусмотрительным. Это было похоже на сидение в кинозале перед экраном. Пусть фильм скучный и запутанный, важен конец. Ведь подчас в конце все и объясняется, а иногда все кончается настолько круто, что скука и занудство, предшествующие крутому концу, забываются сами собой.

Он был готов поделиться своими мыслями с Джимми, но тот уже вышагивал вдоль улицы, заглядывая в окна машин. Дэйв трусил рядом с ним.

— Может, вот эту? — положив руку на капот «Бел Эр» мистера Карлтона, громко спросил Джимми.

— Послушай, Джимми, — обратился к нему Шон, шагавший рядом, — может, в другой раз, а?

Лицо Джимми вытянулось и помрачнело.

— Что ты хочешь сказать? Мы сделаем то, что задумали. Это будет круто. Чертовски круто. Ты понял?

— Чертовски круто, — поддержал его Дэйв.

— Да мы же ничего не увидим из-за приборной панели.

— А телефонные книги? — лицо Джимми, залитое ярким светом, расплылось в улыбке. — У тебя дома полно телефонных книг.

— Телефонные книги, — снова встрял Дэйв. — Отлично!

Шон машет руками.

— Нет. Давай не будем.

Улыбка сходит с лица Джимми. Он смотрит на руки Шона так, словно сейчас отрубит их ему по самые локти.

— Почему тебе вдруг расхотелось повеселиться? Скажи. — Он тянет на себя ручку дверцы «Бел Эр», но машина заперта. Он несколько секунд молчит, поигрывая желваками на скулах; его нижняя губа трясется. Затем он поднимает на Шона глаза, наполненные таким диким одиночеством, что Шону становится его жалко.

Дэйв крутился рядом, стреляя глазами то в Джимми, то в Шона. Вдруг он вытянул руку и сильно хлопнул Шона по плечу.

— Что это вдруг тебе расхотелось повеселиться, а?

Шон опешил; он и представить себе не мог, что Дэйв осмелится его ударить. Дэйв…

Он двинул Дэйва кулаком в грудь, и тот осел наземь.

Джимми толкнул Шона.

— Ты что, черт возьми, делаешь?

— Он же первый меня ударил, — ответил Шон.

— Он не ударял тебя, — возразил Джимми.

Это была явная ложь, от которой глаза Шона сузились, а Джимми, гримасничая, сузил свои.

— Он же первый ударил меня, — проблеял Джимми капризным девчоночьим голосом и снова толкнул Шона. — Запомни, засранец, что он мой друг.

— Так ведь и я тоже, — ответил Шон.

— Так ведь и я тоже, — снова передразнил его Джимми. — Так ведь и я тоже, так ведь и я тоже.

Дэйв Бойл встал на ноги и засмеялся.

— Кончай, — с угрозой в голосе, обратился к нему Шон.

— Кончай, кончай, кончай, — заблеял Джимми и снова толкнул Шона костяшками кулаков под ребра. — Ты лучше свяжись со мной. Или ты не хочешь со мной связываться?

— Ты что, не хочешь с ним связываться? — как попугай, спросил Дэйв и тоже пихнул Шона.

Шон растерялся, уже не помня, с чего все началось. Он не мог взять в толк, что могло взбесить Джимми или что вдруг вошло в пустую голову Дэйва и придало ему смелости первым ударить его. Они еще за секунду до этого стояли возле машины. Теперь вся компания оказалась на середине улицы, а Джимми все толкал и толкал Шона; лицо его искривилось в злобной гримасе, глаза потемнели и сузились; Дэйв вертелся рядом, готовясь ввязаться в намечающуюся потасовку.

— Давай. Давай со мной, я готов.

— Я не хочу…

Очередной толчок.

— Ну давай, девчонка.

— Джимми, неужели мы не можем просто…

— Нет, не можем. Ты ведь просто щенок, Шон? Да?

Он продолжал толкаться, но вдруг опустил руки и прекратил драку, какое-то дикое (и томившее его — Шон как-то сразу почувствовал это) одиночество исказило его лицо, а Джим стоял и смотрел на что-то, двигавшееся вдоль улицы и приближавшееся к ним.

Эта была большая темно-коричневая машина, длинная, прямоугольной формы, напоминающая полицейский фургон, то ли «плимут», то ли что-то в этом роде. Бампер машины почти уперся им в ноги, и два копа пристально уставились на них через ветровое стекло. Из-за ветвей деревьев, густо отражавшихся в стекле, лица копов казались размытыми.

Шон вдруг почувствовал, как все вокруг закачалось и поплыло куда-то по мягкому утреннему воздуху.

Водитель вылез из машины. Он и впрямь был похож на копа — краснолицый блондин, подстриженный ежиком, в белой рубашке и черном с золотом нейлоновом галстуке. Внушительный живот возвышался над широкой бляхой его поясного ремня. Его напарник с болезненным и усталым лицом оставался в машине. Одной рукой он чесал голову, заросшую сальными черными волосами, наблюдая в боковое зеркало за тремя мальчишками, подошедшими к машине и стоявшими рядом с дверцей водителя.