700.000 километров в космосе - Герман Титов

За четверть часа полета капсула поднялась на высоту 184 километра. С высоты 2100 метров краснонбелый парашют бережно опустил ее на поверхность Атлантического океана. Через четыре минуты после приводнения капсулу с летчиком подобрал вертолет и еще через семь минут опустил на палубу авианосца «Лейк Чемплейн».

Я видел портреты американских астронавтов Алана Шепарда и Вирджила Гриосома. Хорошие парни, видимо, способные на большее, но сделавшие то, что позволила им сделать американская техника. Их полеты оказались на уровне достижений американской науки.

Я вспомнил об американцах, на какое-то мгновение и тут же забыл о них. У меня было своих забот по горло.

Предстоял снова медицинский осмотр, затем физзарядка, завтрак, облачение в скафандры, и вот мы уже едем в специальном автобусе голубого цвета к стартовой площадке, где, как величественный монумент нашего времени, стояла тонкая и высокая ракета, в которую был вмонтирован космический корабль.

Я люблю все высокое, устремленное в небо: многоэтажные здания, старинные башни, строительные краны, мачты радиостанций, вековые дубы, корабельные сосны. Но все это, вместе взятое, не могло соперничать с захватывающей дух красотой космической ракеты, готовой всем своим могучим телом уйти в небо. Было жаль, что такое чудесное создание человеческого разума и рук, вознеся корабль на орбиту, должно будет сгореть где-то там, в вышине.

Утро было прекрасным. Солнце поднималось все выше и выше, в чистом, безоблачном небе пели птицы, откуда-то доносилась бодрящая музыка, и все это гармонировало с моим приподнятым настроением. Судя по лицам окружавших меня людей, они испытывали ощущение чего-то возвышенного, необыкновенного. Никто не сомневался в успехе того, что сейчас делали все вместе, объединенные одной задачей, одной великой целью.

На стартовой площадке остались самые необходимые люди, без которых нельзя было осуществить полет. Я попрощался со своими друзьями-космонавтами, крепко обнял своего верного друга Космонавта Три. Одетый в скафандр, он был такой же неуклюжий на Земле, как и я. Встретившись взглядом с темными глазами Главного Конструктора, я увидел то, чего еще никогда в них не видел: и отцовскую любовь, и командирскую требовательность, и заботу о благополучном возвращении на Землю.

Я отдал рапорт Председателю Государственной комиссии о готовности к полету. Сугубо гражданский человек, на мой по-военному четкий доклад он как-то просто, по-домашнему пожелал счастливой дороги и протянул мне широкую рабочую ладонь. Я ответил ему крепким рукопожатием. Затем, поднявшись по железной лесенке к площадке у входа в лифт, обратился к провожающим меня и ко всему советскому народу.

— Дорогие товарищи и друзья! — сказал я, помедлив секунду. — Мне выпала великая честь совершить новый полет в просторы Вселенной на советском космическом корабле «Восток-2». Трудно выразить словами чувства радости и гордости, которые переполняют меня.

Мы, советские люди, гордимся тем, что наша любимая Родина открыла новую эру освоения космоса. Мне доверено почетное и ответственное задание. Мой большой друг Юрий Гагарин первым проложил дорогу в космос. Это был великий подвиг советского человека.

Я обвел глазами присутствующих, все еще надеясь увидеть среди них своего ближайшего друга. Мы заранее условились, что Юрий Гагарин обязательно будет на старте второго полета человека в космос. Но он в эти дни находился очень далеко, в западном полушарии, гостя у народов Южной и Северной Америки. И все же я верил, что он обязательно прилетит, если не на старт, то в район приземления «Востока-2», и мы по-братски обнимемся, так же крепко, как обнялись после его полета.

Все сказанное мною записывалось магнитофоном. Я посмотрел на инженеров и рабочих, окружавших Главного Конструктора. Он казался совсем молодым, спокойным, напряженным до предела и в равной степени хладнокровным. Он тоже мечтает слетать в космос на своем корабле. Я улыбнулся ему и продолжал:

— В последние минуты перед стартом мне хочется сказать сердечное спасибо советским ученым, инженерам, техникам и рабочим, которые создали прекрасный космический корабль «Восток-2» и провели подготовку его к полету.

Новый космический полет, который мне предстоит совершить, я посвящаю XXII съезду нашей родной Коммунистической партии.

Произнеся эти слова, я подумал о том, что, когда «Восток-2» выйдет на орбиту, их услышат по радио все советские люди, услышат мои учителя и товарищи, услышат на Алтае отец, мать и сестра, а в Москве — моя жена Тамара. Я вспомнил обо всех с неведомой доселе нежностью. Милые, родные, хорошие люди, всей душой я сейчас с вами!

Я подумал о Ленине. Еще в детские годы, вступая в пионеры, я дал слово быть верным делу Ленина; я носил изображение его над сердцем на комсомольском значке; я был принят кандидатом в члены партии Ленина перед первым полетом человека в космос. И, подумав об этом, я вспомнил, как, встречая Юрия Гагарина в Москве, Никита Сергеевич Хрущев с трибуны Мавзолея сказал о том, что все новые и новые советские люди по неизведанным маршрутам полетят в космос, будут изучать его, раскрывать и дальше тайны природы и ставить их на службу человеку, его благосостоянию, на службу миру. Мне выпало большое счастье совершить такой новый полет. И, заканчивая свое выступление, я сказал:

— В эти минуты хочу еще раз горячо поблагодарить Центральный Комитет родной ленинской партии, Советское правительство, дорогого Никиту Сергеевича Хрущева за оказанное доверие и заверить, что я приложу все свои силы и умение, чтобы выполнить почетное и ответственное задание.

Я глубоко уверен в успехе полета.

До скорой встречи, дорогие товарищи и друзья!

Волнующее нетерпение охватило меня — скорее бы начался полет. Я вошел в кабину «Востока-2», и за мной плотно и бесшумно закрылся входной люк. Я остался один. Теперь — только вперед! Взглянул на знакомые приборы, которые незримыми нитями должны были связывать меня со всем земным на далекой орбите. Взглянул — и сразу успокоился. Мы, космонавты, привыкли к этим приборам на тренировках и верим в их почти человеческий разум.

В кабине было уютно, как в комнате. В пилотском кресле, напоминающем шезлонг, можно было сидеть и лежать, работать и отдыхать. Все было под рукой и перед глазами, можно было легко достать любую кнопку, любой рычаг. Отсюда я мог управлять кораблем в полете, держать связь с Землей по радио и делать записи в бортовом журнале. Здесь легко дышалось. Мягкий свет не утомлял глаз. Конструкторы создали все условия для плодотворной работы космонавта, позаботились обо всех удобствах и даже комфорте.

Была объявлена десятиминутная готовность к старту. Председатель Государственной комиссии поинтересовался моим самочувствием.

— Чувствую себя прекрасно, — ответил я и поблагодарил за внимание, всем своим существом ожидая то, что произойдет со мной в ближайшие минуты.

Время отсчитывало последние секунды. Ровно в девять часов по московскому времени была подана команда:

— Подъем!

Охваченный еще никогда не испытанным счастьем, я ответил так же кратко:

— Есть подъем!

В тот же момент я почувствовал, как миллионы лошадиных сил, заключенные в мощные двигатели ракеты-носителя, вступили в единоборство с силами земного притяжения.

— Пошла, родная! — невольно вырвалось у меня.

Ракета оторвалась от стартового устройства и на какое-то мгновение задержалась, словно преодолевая сильный порыв ветра. В кабину донесся грохочущий рокот, ракету затрясло мелкой дрожью, и все тело мое придавила невероятная тяжесть. Начали расти перегрузки, и я подумал, как хорошо, что мы, космонавты, много и упорно тренировались на центрифугах и вибростендах, что наши организмы приучены ко всем особенностям космического полета.

Шум двигателей, вибрацию, все возрастающие перегрузки на участке выведения корабля на орбиту я перенес хорошо, не ощущая ни головокружения, ни тошноты; и сознание, и зрение, и слух были такими же, как на Земле. С первых же секунд движения ракеты я начал работать: следил за приборами, поддерживал двухстороннюю радиосвязь с командным пунктом, через иллюминаторы наблюдал за удаляющейся Землей. Горизонт все время расширялся, в поле зрения возникали и ширились земные дали, залитые ярким солнечным светом. Это было во много раз грандиознее тех ландшафтов, которые раньше открывались взору под крылом реактивного самолета. Краски в природе были необыкновенные, словно внутри морской раковины, и даже в кабине свет был таким, как если бы иллюминаторы ее состояли из цветных стекол.

Я чувствовал отделение каждой ступени ракеты, уносившей корабль все выше и выше к расчетной орбите. Хронометр подсказывал, что «Восток-2» вот-вот выйдет на нее. В этот момент должно было возникнуть состояние невесомости, и я приготовился к нему. Но оно возникло плавно, само собой, после отделения последней ступени ракеты. Первое впечатление было несколько странным — будто я перевернулся и лечу вверх ногами. Но через несколько секунд это прошло, и я понял, что корабль вышел на орбиту. Это же показали приборы и по радио подтвердили ученые, наблюдавшие с Земли за движением «Востока-2». Они сообщили по радио параметры орбиты: перигей — 178 километров, апогей — 257 километров, угол наклона к экватору — 64 градуса 56 минут. Я находился на орбите, где не было ни дождя, ни снега, ни гроз, ничего, кроме пустоты. Теперь можно было приступить к выполнению заданной программы на весь полет.