Пчёлы - Александр Сальников

— Следуя постулату справедливости, адвокатом назначен Леопольд Франтишек Кац, — закончил баритон.

Вдоль позвоночника побежали ледяные муравьи. Постулат справедливости, один из трех краеугольных камней, на которых держался Сан-Сити, заставил Леопольда Каца оторваться от созерцания исигуми и прийти в зал суда. Каца, который мог бы сыграть Гамлета, если бы не был рожден талантливым адвокатом. Ольга осенила себя треугольником и, усевшись в кресло, сказала:

— Гуманизм. Талант. Справедливость. Судья Ольга Марианна Дегтярева.

Экран визора вспыхнул. Трансляция началась.

Одетый в терракотовое пристав встрепенулся:

— Всем встать! Суд в эфире!

— Прошу садиться, — кивнула Ольга и в душе порадовалась, что на том конце телемоста голос ее прогремел сталью.

3

Опьянение кислородом

Больше всего Леопольд Франтишек Кац не любил две вещи: ураганы и процессы категории А.

Дела о потомстве он невзлюбил с самого начала карьеры. Люди, отказывающиеся рожать себе подобных, подбрасывать хворост надежды в едва тлеющий костер жизни на этой планете, вызывали у Леопольда неприязнь. Именно она заставила талантливого адвоката оставить практику в неполные шестьдесят, уехать за город и заняться самосозерцанием. Уйти на самом гребне славы, купить дикую землю в пригороде и выстроить сад камней.

Там, за триста миль от защищенных территорий, Леопольд познакомился с ураганами. С ураганами, которые срывают крыши с беседок, потрошат розовые кусты, слизывают шершавым языком любовно просеянный песок, поливают тяжелыми струями и превращают в лужу грязи его, его — Леопольда Каца — сад камней.

Ураганы были сильным противником, но он не привык сдаваться.

Гений непризнанного инженера, пожелавшего остаться неизвестным, и четверть миллиона благодарностей, заработанных непосильным трудом, родили на свет силовой купол, питающийся азотом. Потраченных сбережений было не жаль. Купол являл собой само совершенство: лиловый окрас, перетекающий в бирюзовую палитру при втором восходе, надежная защита и насыщенный, пьянящий кислородом воздух — все это делало приобретение Каца не только выгодным, но и воистину удачным. Купол не мог только одного — глушить входящие сигналы. Он не защитил адвоката от звонка Председателя Совета. Купол не смог победить постулата справедливости.

Подкупольный воздух не дал Леопольду принять правильное решение, кислородное опьянение — сказать верные слова в щель видеофона. Перманентное кислородное опьянение и еще, пожалуй, то, что прокурором назначили выскочку Бутси.

— Всем встать! Суд в эфире!

Леопольд нехотя встал. Не сводя глаз с сурового лица судьи, он украдкой сунул руку в карман. Пока пристав зачитывал обстоятельства дела, Кац старался не смотреть на нахально улыбающегося Бутси, на его свежевживленные зубы, на его васильковый галстук.

Кац старался не смотреть. Он катал по ладони камень мудрости, прихваченный наудачу из сада. Шершавая пемза легонько царапала кожу, и это расслабляло.

Когда с прелюдией было покончено, пристав возвестил:

— Процесс «Народ против Леховски и Мартигона младшего» прошу считать открытым.

— Спасибо, — холодно улыбнулась судья. — Слово истцу.

Выскочка в васильковом галстуке поднялся. Леопольд прикрыл веки.

Легкий шорох прокатился по залу суда. Все ждали, с чего начнет скандальный прокурор.

Он выдержал паузу и начал: в своей манере, напористо, смело, не здороваясь:

— Я бы хотел вести параллельное обвинение. Считаю, что бремя греха подсудимых должно равно лечь на их плечи. Разделять ответственность в данной ситуации несправедливо.

От неожиданности Кац открыл глаза.

— Ответчик не возражает? — судья напряглась. Это было видно даже через экран визора.

— Протестую, ваша честь, — осклабился Леопольд. — И каждому воздастся по делам его. И даже тяжесть преступления не может перевесить постулат справедливости.

— Протест принят, — сжала зубы судья. Ее тонкие ноздри дрогнули. Желваки под темной кожей заходили ходуном.

Голос Бутси словно намазывал маслом свежую булку:

— Мы собрались здесь, чтобы решить судьбу двух людей, сотворивших страшное преступление. Двух людей, — Бутси широким жестом указал на скамью подсудимых, — превратившихся в нелюдей. Нелюдей, способных убить нерожденное дитя. Дитя, которое никогда уже не станет талантливым врачом! Ваша честь, я готов предоставить выводы экспертов о генетической предрасположенности плода, — Бутси победно поднял вверх руку с зажатым в пальцах микродиском. В свете софитов он вспыхнул ограненным алмазом.

Судья коротко кивнула. Прокурор не стал тянуть время:

— Пристав, обнародуйте данные, — протянул он диск мужчине в терракотовом. Пока на экране строился график вероятностей, Бутси продолжал. — И эти нелюди вступили в сговор, чтобы лишить жизни того, кто так нужен обществу. Они договорились убить человека. Не дать появиться на свет таланту, одному из нас, дамы и господа! Тому, кто мог бы стать вашим зятем, отцом ваших внуков, дедом правнуков!

Выточенная из черного дерева женщина произнесла с экрана визора:

— Габриель Бутси, вы используете параллельное обвинение.

— Защита не возражает, — кивнул Леопольд. — Прошу занести в протокол. — Забродивший в крови кислород толкал на авантюры. Подсказывал, как тронуть присяжных, как одолеть выскочку в васильковом галстуке.

Ушлый Бутси недоуменно посмотрел на Каца. На секунду его зрачки увеличились. Секунды хватило — пемза оцарапала до крови ладонь, и задремавшее чутье встрепенулось, выдало Леопольду правильное решение.

Бутси подтянул к кадыку узел галстука и откашлялся:

— Данное дело не стоит времени, потраченного на него. Мы могли бы использовать это время для создания и воспитания детей. На самопознание, на поиск прекрасного. На реализацию наших талантов. Вместо этого мы вынуждены сидеть здесь и решать, достойны ли высшей меры мать-убийца и убийца-врач. Нелюди, не давшие появиться на свет чудному мальчику, надежде и опоре Сан-Сити, — прокурор в охватившем его экстазе повернул голову к висящему на стене флагу. — Этот мальчик, — Бутси поборол душащий горло ком, — мог бы стать врачом. Тем, кто исцеляет от болезней, избавляет от страданий, продлевает жизнь. Какова ирония! Врач убил врача в утробе! Врач, который не мог не знать, что чувствует плод в одиннадцать недель. Который под аккомпанемент выстрелов и приказов взывающей остановить мракобесие полиции хладнокровно раздробил череп уворачивающемуся от абортцанга ребенку. Расчленил и вынул по частям из утробы полноправного гражданина Сан-Сити. Я думаю, дамы и господа, вердикт очевиден — высшая мера наказания. Обоим. — Бутси перевел дыхание. — Прошу считать мою речь заключительным аргументом со стороны истца.