Его называли «живой легендой». Владимир Горовиц - Елена Мищенко

Пред Володей Горовиц Все девицы пали ниц!

Однажды восторженная толпа отнесла его на руках после концерта в отель, где он жил. «Это было страшно неудобно, – вспоминает пианист, – я все время оказывался на чьих-то руках и, откровенно говоря, боялся упасть». Все это была замечательно, однако настало время европейских гастролей. И вот именно в Питере он встречает человека, который оказал огромное влияние на развитие его репертуара, «открыл» перед Горовицем окно в широкий мир и благодаря которому мир узнал Горовица.

ГОДЫ СТРАНСТВИЙ

Александр Мерович – Саша, – как его называли во многих странах мира музыканты, художники и артисты, был, безусловно, человеком незаурядным.

Коренной петербуржец, получивший прекрасное экономическое образование, бегло говорящий на нескольких языках, посвятил свою жизнь антрепренерству. К тому времени, когда Горовиц имел огромный успех в Ленинграде, Мерович вернулся из деловой поездки по странам Западной Европы и Америки и, услышав игру молодого пианиста, понял, что он будет иметь огромный успех на Западе. Став его импресарио, Мерович разработал план поездок, рассчитал все до последней детали и повез своего подопечного в Берлин. Расчет на успех оправдался, началась концертная жизнь, полная ярких впечатлений, неустанного труда, встреч с европейской публикой.

А из России тем временем приходили грустные вести – жизнь стала невыносимой. Трагедии не обошли и семью Горовиц: старший брат Яков, который в юные годы обещал стать блестящим пианистом, был расстрелян большевиками за то, что не отдавал свой рояль. Георгий, живший в Ленинграде, не выдержал изменений, которые пришли с революцией, и потерял рассудок. Его состояние было настолько тяжелым, что, улучив момент, оставшись один, он повесился. Регина, единственная сестра, вышла замуж за недостойного человека, рассталась с ним и одна растила дочь.

Некогда большая, благополучная и богатая семья распалась. Молодое поколение, столь многообещающее, уничтожено. Владимир Горовиц был единственной поддержкой постаревших Софии и Семена.

…Гастроли продолжались, города сменяли друг друга. Как обычно бывает у гастролирующих музыкантов, Горовиц не замечал и не видел новых городов.

«Я знал лишь эстраду, черный рояль и комфортабельный номер отеля», – писал он. Один лишь город заставлял сильнее биться его сердце. Это был Париж. Париж нельзя было не полюбить, и Владимир каждую свободную минуту посвящал этому городу. В Париже он оставался в течение трех месяцев, и они с Меровичем решили сделать Париж основным местом пребывания, и оттуда ездить на выступления в Швейцарию, Бельгию, Италию.

Везде пианиста сопровождал триумф. «Русская сенсация» – один из наиболее типичных газетных заголовков, посвященных его выступлениям. «Пришло время покорять Америку», – решили оба: пианист и его импресарио.

«В начале своего пути я был малообразованным русским пианистом. Я играл громче, быстрее, чем это было нужно, вставлял больше нот, чем их написали композиторы. Но мой самый большой музыкальный триумф состоялся в Нью-Йорке. Знаете, почему? Там я встретил Рахманинова. С этого момента мы почти не расставались».

Рахманинов писал о своих впечатлениях: «До тех пор пока я не услышал Горовица, я не представлял себе полностью возможности рояля». Эти слова стоят всех восторженных рецензий вместе взятых!

«РУССКИЙ ПИАНИСТ ПОКОРИЛ АМЕРИКУ»

Этот и ему подобные заголовки появились на следующее утро после дебюта Горовица в Карнеги-холле – самом престижном зале мира. Он, в то время 25-летний пианист, высокий, стройный, с горящими глазами, всем своим обликом и темпераментом напоминающий Листа, исполнял Третий концерт Рахманинова – одно из лучших творений композитора. «Зал не просто аплодировал, он рыдал, ревел, требовал еще и еще! Рахманинов и Горовиц стояли на сцене, обнявшись – и какая гордость за русское искусство обуревала меня», – писал критик в «Нью-Йорк Таймс». Оркестром дирижировал Леопольд Стоковский, на следующий день – Сергей Кусевицкий. Как, должно быть, были счастливы те, кто присутствовал на концерте!

Успех гастролей в Америке превзошел самые смелые ожидания Меровича и Горовица. Концерты всегда проходили при переполненных залах, где бы это ни было: Бостон, Чикаго, Филадельфия. Слава опережала пианиста, американская аудитория, затаив дыхание, внимала звукам произведений Чайковского, Рахманинова, Листа. Многие из слушателей впервые открывали для себя этих композиторов. Предложения гастролей сыпались как из рога изобилия – крупнейшие импресарио стремились заполучить Горовица. Он играл в Англии днем, а вечером в Париже, на следующий день вылетал в Бразилию, затем в Рим, а потом – опять Нью-Йорк, Чикаго… Каждый день строжайшим образом был расписан на несколько лет вперед. «Я стал рабом своего таланта», – говорил Горовиц. И это было действительно так. А иначе он не был бы тем, кем его провозгласили – «величайшим пианистом всех времен и народов».

ТОСКАНИНИ

Не было ни одного выдающегося дирижера, который бы не почитал за честь играть с Горовицем, но лишь один из них – величайший на музыкальном Олимпе – великий Артуро Тосканини сыграл огромную роль в жизни пианиста, став не только его музыкальным наставником, но и близким родственником.

Они впервые встретились на праздновании юбилея Артуро Тосканини. Горовиц, будучи в обычной жизни крайне застенчив, сидел одиноко у края стола. Великий Маэстро подошел и пригласил прийти завтра к нему поиграть на рояле и поговорить о предстоящей работе.

«Когда я впервые подъехал к дому Маэстро, – вспоминает Горовиц, – колени у меня задрожали, я не мог сделать ни шага вперед и большим усилием воли заставил себя позвонить в дверь». Однако Тосканини моментально, с присущим ему темпераментом, растопил лед неловкости, начав беседу о том, что волновало и было близко им обоим – о бетховенских концертах. «Я хочу играть с этим парнем!» – воскликнул на прощание Тосканини, обращаясь к младшей дочери Ванде, присутствовавшей во время беседы двух музыкантов.

…Ванда, любимица Артуро Тосканини, была очень одаренным музыкантом, однако она не избрала для себя карьеру концертирующего пианиста в силу традиций: в итальянской семье не было принято, чтобы женщины занимались «мужским» делом. С присущим ей безошибочным музыкальным чутьем и вкусом Ванда «с первого звука» влюбилась в Горовица, и эта преданная любовь, претерпевшая огромные трудности, продолжалась до последней минуты жизни.

Тосканини был для Горовица кумиром, его портрет, рядом с портретом Рахманинова, всегда стоял у него на крышке рояля. Однако было очень непросто находиться в родственных отношениях с Маэстро – он не терпел никаких возражений, ни в музыке, ни в жизни. Тосканини был непререкаемым авторитетом во всем. «Папа», как его называли в семье, был центром всего происходящего. Вокруг него вращалась жизнь. Горовицу было нелегко привыкнуть к новой семье, ее правилам и устоям. Однако в музыке у них не было разногласий. Авторитет и слава обоих были очень велики.