Школьный альманах - неизвестен Автор

Уже на Валааме, в доме друзей, где мачта подвешена вдоль потолка и беседа за ужином бесконечна, как волн накат на камни, успокаиваюсь.

В городе выхлопные газы, ремонт зданий и рытье ям, обязательно какая-то дрянь горит черным дымом; кусок потной толпы втиснут в автобус. И спешка, спешка - портфель оттягивает руку; пыль на зубах, все вибрирует. Чтоб не сдохнуть, надо лакать кофе двойной - тройной крепости.

А здесь в окне луг с овцами, белеет собор наполовину в лесах. И далее угадывается с островами Монастырская бухта, куда, видно, с огнями вползает, ворча моторами, теплоход, а за ним в отдалении медленная и, быть может, необитаемая яхта. Надо всем этим облака - снежные львы и змеи, ледяные кони и костры.

Но сидит во мне, краями давя ребра, проглоченный письменный столс перекидным календарем, дюжиной непроверенных тетрадок, стаканчиком с авторучками (ни одна не пишет), списками класса, засохшими каплями клея, конвертами, скрепками, с лампой, под которой греется белая кошка, свернувшаяся на брошюре "О и Е после шипящих и Ц", и гремящим в полночь телефоном. " ДЕВЯТЬ ЖИЗНЕЙ " .....Они нехотя сели в двухместные аэросани, которые близнецы всегда оставляли им, и направились на север. Бесконечно долгий восход покрывал все вокруг ядовито-красным желе. Горизонтальные лучи света и длинные тени ухудшали видимость, воздвигали призрачные железные стены, сквозь которые мчались сани, и превращали чуть выпуклую равнину за Глоткой Ада в гигантскую впадину, залитую кроваво-красной водой. Площадка вокруг входа в туннель была загромождена всякой техникой: краны, тросы, шестерни, сервомоторы, экскаваторы, тележки-роботы, скаты и будки управления - все торчало вкривь и вкось и казалось в красноватом свете бессмысленной грудой. Мартин соскочил с саней и бросился к входу в рудник. Через минуту он вышел к Пью:

- О, боже, Оуэн, все обвалилось!

Пью вошел и увидел в каких-нибудь пяти метрах от входа блестящую от влаги черную стену, которой заканчивался туннель. Недавно выброшенная на поверхность, она казалась живой, как утробные ткани. Вход в туннель, расширенный взрывами, с двойной колеей для тележек-роботов, казалось, не изменился, но потом Пью заметил на стенах паутину из тысяч крошечных трещинок. Пол был сырой и липкий.

- Они были внизу - сказал Мартин.

- Может быть, они еще живы? Ведь у них же были запасные баллоны с воздухом...

- Да ты только посмотри, Оуэн! Посмотри на базальтовый слой, на крышу! Ты что - не видишь, что натворило землетрясение!

Небольшой бугорок земли, служивший прежде крышей пещеры, выглядел теперь причудливо, как оптический обман. Крыша перевернулась и осела, образовав огромную впадину или яму. Подойдя ближе, Пью увидел, что и она покрыта сетью тончайших трещин. Из некоторых сочились струйки белесого газа, и солнечный свет играл на поверхности газовых луж, как в водах тусклого красного озера.

Пью быстро подошел к Мартину:

- Послушай, но не могли же они все быть внутри!

Мартин, вслед за Пью, отправился на поиски среди исковерканных механизмов - сперва как-то вяло, потом все энергичней. Он первый обнаружил аэросани. Они опустились на землю уже на пути к дому и застряли, накренясь, в выбоине, заполненной коллоидной пылью. В санях было двое. Один был наполовину засыпан пылью, но датчики на его спецкостюме указывали на нормальную работу всех систем. Другая же свисала на ремнях из накренившихся саней. Ноги у нее были переломаны, защитный костюм лопнул, тело окоченело и стало твердым, как камень. Вот и все, что они нашли. Как предписывали инструкции и обычаи, они тут же кремировали тело лазерными пистолетами, которые носили тоже по инструкции но никогда прежде не использовали. Пью чувствовал, что его сейчас стошнит. Он с трудом помог Мартину усадить уцелевшего парня в двухместные сани и отправил их вдвоем в купол.

Уцелевшим был Каф. Он лежал в глубоком шоке. На затылке у него они заметили опухоль, что могло означать сотрясение мозга, но переломов вроде бы не было.

Пью принес два стакана с пищевым концентратом и по глотку ликера.

- Подкрепись - сказал он.

Мартин подчинился и сделал глоток.............

Каф лежал неподвижно, лицо - словно из воска, иссинячерные волосы до плеч; сквозь уставшие полуоткрытые губы вырвалось неровное, слабое дыхание.

- Наверное, это случилось во время первого толчка, он был самый сильный, - сказал Мартин. - Видимо, от него - то вся конструкция сперва завалилась набок, и в конце концов рухнула. ............................................................

В этот момент мир выскользнул у них из-под ног. Вещи подпрыгивали и гремели, скакали и ходили ходуном, истеически хохотали.

- Вот точно также было и в четырнадцать часов, заговорило Благоразумие дребезжащим голосом Мартина среди всего этого хаоса и крушения мира. Но когда суматоха несколько улеглась и вещи перестали плясать, Безумие все же заявило о себе громким криком.

Пью перемахнул через лужицу расплескавшегося ликера и прижал Кафа к кровати. Железные мускулы отшвырнули его прочь. Мартин навалился Кафу на плечи. Тот кричал, боролся, задыхался. Лицо его почернело.

Кислород! - крикнул Пью, инстинктивно нащупал рукой в аптечке нужный шприц и, пока Мартин держал маску с кислородом, ввел иглу прямо в блуждающий нерв, тем самым вернув Кафа к жизни.

- Я и не подозревал, что ты знаешь такие штучки,сказал Мартин. ............................................................

Каф зашагал нормально, цвет лица у него постепенно восстанавливался, только губ еще отливали синевой. Пью и Мартин снова налили себе по глотку для храбрости и уселись у постели с медицинским справочником. ............................................................

Пью улегся поверх спального мешка, но через какую-то секунду его разбудили жутковатые звуки судорожных вдохов и борьбы. Он вскочил, шатаясь, нащупал иглу, трижды попытался попасть ею в нужную точку, не смог, и начал массаж сердца.

- Рот в рот,- сказал он, и Мартин подчинился.

Через некоторое время Каф сделал хриплый вдох, его пульс успокоился, сведенные судорогой мускулы начали расслабляться.

- Сколько я спал ?

- Полчаса.

Они стояли, обливаясь потом.Земля под ними содрогалась, ткань, которой был обтянут купол, провисла и колыхалась. Либра вновь танцевала свою жуткую польку, свой Totentanz*. * Танец смерти. Восходящее солнце казалось сейчас еще больше и краснее. Пыль, смешанная с газом, столбом стояла в жиденькой атмосфере Либры.

- Что с ним происходит, Оуэн?

- Мне кажется, он умирает вместе с ними.

- С ними? Да говорю же тебе, они все давно погибли!

- Да, девять из них. Их либо смяло в лепешку, либо они задохнулись. Они - это он, а он - это они. Они погибли, и теперь он умирает с каждым из них - смерть за смертью.

- Боже милостливый! - только и вымолвил Мартин.

В следующий раз все было почти также. В пятый раз гораздо хуже! Каф метался и бушевал, пытался что-то сказать, но слова застревали в горле, будто рот был забит канями и глиной. После приступы стали слабее, но слабл и Каф.

Восьмая агония наступила около половины пятого утра. Пью и Мартин трудились изо всех сил до половины шестого, делая все возможное, чтобы сохранить жизнь в этом теле, которое соскальзовало в небытие, не оказывая никакого сопротивления. Им удалось это, но Мартин сказал:

- Больше он не выдержит,- и оказался прав.

Но Пью наполнял ослабевшие легкие своим дыханием до тех пор, пока сам не потерял сознания.

Он проснулся. Купол был затемнен, свет не горел. Он прислушался, и до него донеслось дыхание двух спящих людей. Тогда он снова уснул и проснулся уже только от голода.

Солнце стояло уже довольно высоко над темными равнинами, и планета больше не танцевала. Каф спокойно спал. Пью и Мартин пили чай и поглядывали на него с торжеством собственников.

Когда он открыл глаза, Мартин подошел к нему:

- Ну, как ты себя чувствуешь, старик?

Ответа не последовало. Пью отстранил Мартина и заглянул в карие потухшие глаза, которые смотрели сквозь него. Как и Мартин, он поспешно отвернулся. Разогрев пишевой концентрат, Пью принес его Кафу:

- На вот, выпей.

Он увидел, как напряглись мускулы в горле Кафа.

- Дайте мне умереть, - скзал он.

- Ты не умрешь!

Каф произнес уверенно и отчетливо:

- Я на девть десятых мертв. Того, что от меня осталось, не хватит, чтобы выжить. ............................................................

Пес, рыцарь, змей

К ночи работники лагеря вешали на крючок строгие свои рожи и собирались келейно. Пароль был - "тук-тук! кто там?", и отзыв:"сто грамм". Собирались и судачили о трудностях. Меня, девятнадцатилетнего, отращивающего тщетно бороду и без конца курившего, поучали: "назначь ребят постарше, льготы им всякие, а они приведут младших в соответствие, и дисциплинка будет! В армии, наверное, не служил?" После выпивки купались в Ладоге, но чтоб завтра - как штык!

Утром, стало быть, как штык, мы с железными опять мордами стояли на трибуне и салютовали марширующим по пыльному плацу стаям.