Гейша - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подошла в грязном фартуке, с ножом и картофелиной в руке, привычным жестом обнюхала физиономию Бирюкова – не пахнет ли от него спиртным.
– На вот, спрячь в семейный банк, – протягивая жене мятые российские купюры и пару однодолларовых бумажек, сказал с наигранной веселостью Бирюков. – Заработал сегодня.
Супруга без улыбки забрала деньги, деловито пересчитала и унесла в спальню.
– Есть что поесть?
– За водой сперва сходи, – ответила из спальни жена, скрипя дверцами зеркального шифоньера. – Опять, сволочи, воду отключили, даже посуду помыть нечем.
Схватив на кухне горбушку черного хлеба и десятилитровый металлический бак, Бирюков пустился в обратный путь. Метрах в пятистах от их дома, посреди пустыря, стояла общественная колонка, куда жители близлежащих пятиэтажек стекались со своими ведрами, канистрами и бидонами. Тропинка проходила через гаражный кооператив. Проходя мимо металлической двери своего гаража, Бирюков всегда ежился от одного и того же неприятного воспоминания: этой зимой жена застукала его в гараже с разведенной соседкой… Что последовало после этого, лучше было не вспоминать.
Принеся воды, он получил от жены керамическую тарелку густых обжигающих щей, в которых плавали сверху желтые кольца лука, жаренного на прогорклом сливочном масле. Жена работала диетсестрой в больнице, поэтому морозильник всегда был забит двух-трехкилограммовыми поленьями сливочного масла. Несмотря на то что все в доме готовилось на сливочном масле, оно не успевало расходоваться и покрывалось зеленоватой плесенью прямо в холодильнике, но и тогда не выбрасывалось, а шло на приготовление поджарок. От этого вся еда неприятно попахивала.
– Опять накурился, – поведя носом, скривилась супруга. – Помирать будешь от рака, не жди, что я за тобой горшки стану выносить.
Бирюков ничего не ответил.
– Переключи, чего всякую ерунду смотришь! – помолчав, снова начала жена. – И так голова трещит.
– Оставь новости, – попросил он, но жена выхватила пульт и нажала на другую кнопку.
По другому каналу шла развлекательная программа, яркая и шумная. Там пели, плясали и гремели на барабанах до зеленых чертиков в глазах.
Бирюков молча взял пульт, переключил снова на новости. Жена чуть не поперхнулась от ярости.
– Что ты делаешь? Дай спокойно телевизор посмотреть! Первый раз за день присела! Быстро переключи.
Вместо ответа он только усилил звук.
– У, сволочь! – Жена замахнулась и треснула Бирюкова по лбу горячим половником, которым помешивала в кастрюле щи. – Кобелина вонючий! Делай, что я говорю, или выметайся к своей крашеной суке.
Завязалась короткая потасовка, в результате которой супруга все-таки овладела пультом и переключила телевизор на другой канал. Тогда Бирюков поднялся, подошел к телевизору, переключил кнопки на самом корпусе и, спиной загородив экран, отнял таким образом у жены возможность переключать каналы на расстоянии.
В пылу семейного скандала ни он, ни она не расслышали начало криминального репортажа. Знакомые слова, произнесенные комментаторшей вечернего выпуска новостей, ничем не выделялись из общей массы подобных репортажей: «Найден убитым в своем доме…», «Местные милицейские чины были подняты по тревоге…», «Генпрокуратура взяла дело под свой контроль…», «Задержан возможный подозреваемый по этому громкому уголовному делу, обещающему встать в один ряд с делами об убийстве Галины Старовойтовой и генерала Рохлина…»
– Заткнись, дура! – вдруг страшным голосом проревел Бирюков, всем корпусом придвигаясь к экрану телевизора и увеличивая громкость.
– Сам заткнись! – бойко выкрикнула в ответ супруга и осеклась, увидев вдруг на экране телевизора свою дочь Лену, которую омоновцы в бронежилетах, с автоматами, усаживали в белый милицейский «форд» с красно-синими мигалками.
– На этом наш выпуск новостей заканчивается, о развитии событий вы узнаете из нашего следующего выпуска, а вас ждут еще новости спорта и погоды, – мило улыбнувшись на прощание, протараторила симпатичная комментаторша, и на фоне веселой музыки на экране возникла навязшая в зубах реклама прокладок с крылышками, которые то и дело поливали какой-то голубой жидкостью.
Супруги Бирюковы так и стояли, замерев и уставившись в экран, где неутомимая учителка Эмма в белых штанах в облипку лезла перед всем классом на дерево. «Хоть бы ты этим самым местом на сук напоролась, дура», – говорила обычно в этот момент супруга Бирюкова. Но на этот раз она промолчала.
– Ой, Господи! – первой опомнилась Бирюкова.
Она вытерла фартуком бисеринки пота, выступившие на носу, и медленно опустилась на табуретку.
– Ты видел? А?
Капитан сделал руками несколько неопределенных движений в воздухе.
– Да не молчи как пень, когда тебя спрашивают!
– За тобой разве что услышишь, – огрызнулся муж. – Трещишь как сорока.
Жена не отреагировала на оскорбление. Дрожащей рукой она протянула пульт:
– На, Саша, переключи на другую программу, может, еще где новости идут? Ох, Господи, ты понял хоть, что там случилось? Убили кого-то? А Ленка наша тут при чем? А может, это и не она была, а так, похожа…
– Ага, и фамилия – простое совпадение, – нажимая по очереди на все кнопки, подколол жену Бирюков. – Сказали же, подозреваемая Елена Бирюкова.
– Ой, Господи! – тихо завыла супруга. – И что теперь с ней будет-то, Саша? Куда она влезла-то, а? Ой, чувствовало мое сердце, я сегодня всю ночь не могла уснуть, все про Ленку думала…
– Да хватит выть! Спать она не могла… Как трактор храпит каждую ночь.
– Скотина ты бесчувственная! – воя, сообщила мужу Бирюкова.
Скорее всего, этот разговор вскоре снова перерос бы в перепалку, если бы его не прервал выпуск новостей на другом канале. Супруги прильнули к экрану и затаили дыхание.
Диктор сразу перешел к криминальным новостям. Скороговоркой он сообщил, что в своем доме, стоящем на такой-то улице (название улицы промелькнуло мимо сознания Бирюковых), вчера ночью был застрелен такой-то важный государственный чиновник (должность покойного заместителя председателя Спецстроя Сурена Осепьяна тоже не врезалась супругам в память). Они ожидали услышать главное и услышали: подозреваемая в убийстве Елена Бирюкова, знакомая бывшего заместителя председателя Спецстроя, была временно задержана сотрудниками милиции, хотя никаких обвинений ей пока не было предъявлено.
– Как нам стало известно из показаний немногочисленных свидетелей, – ровным, равнодушным голосом продолжал говорить диктор, – в ту ночь в доме Осепьяна не было слышно никакого выстрела. Хотя результаты экспертизы станут известны лишь через несколько дней, по некоторым данным, орудием убийства послужил личный пистолет Осепьяна, который хранился в его комнате в ящике письменного стола. Остается лишь выяснить, каким образом произошел роковой выстрел.
– Ох, Господи, да что Ленка делала в том доме? – прошептала вслух Бирюкова, но муж цыкнул на нее, и она умолкла.
Передавали интервью с каким-то милицейским чином в штатском, который коротко и неприветливо отвечал на вопросы журналиста фразами типа: «Выясним», «Когда станет известно…», «Не мешайте работе следствия…»
Весь вечер Бирюковы провели перед телевизором. Не поехали на дачу, не отвечали на телефонные звонки. В перерывах между выпусками новостей шепотом обсуждали случившееся, то переругиваясь, то успокаиваясь. К ночи криминальные репортажи изобиловали все новыми подробностями, но о самом главном – о роли их Лены во всей этой истории – говорилось слишком невнятно и туманно, словно журналисты сами не знали толком, кто такая Лена и что делала она в доме убитого. В одном репортаже ее называли знакомой, в другом – дальней родственницей Осепьяна, временно жившей в его доме, но в то же время другие родственники покойного при приближении камеры отмахивались от журналистов, закрывали объектив руками.
– Скажите, пожалуйста, кем приходилась подозреваемая убитому? – спрашивал журналист в одном репортаже, поспевая за какой-то толстой женщиной, одетой в черное, шедшей через двор к машине.
– Не знаю. Я вообще ее не знаю, – испуганно отвечала женщина, спеша укрыться за тонированными стеклами автомобиля.
– Но говорят, она жила здесь? – не отставал от нее журналист.
– Нет, она здесь никогда не жила.
Охранник оттеснил журналиста от машины. Женщина уселась на заднее сиденье, и черная блестящая иномарка тронулась с места.
…Глубокой ночью, когда все программы закончились, супруги Бирюковы выключили телевизор.
– Что делать-то… Что делать, Саша? – тихонько подвывала Бирюкова.
Капитан Бирюков нахмурил брови, одернул на себе драную и застиранную олимпийку, в которую облачался, придя домой, встал и решительно произнес:
– Надо ехать.
Скорый поезд Санкт-Петербург – Москва останавливался в Твери в половине второго ночи и стоял ровно три минуты. Бирюков решил не брать билет. Он подошел к проводнице, дал ей деньги, и девушка впустила его в пустое холодное купе.