Собака, которая любит - Наталия Криволапчук

В полном соответствии с Ириниными указаниями готовим квартиру к приезду малыша. Наверное, у моих домашних меньше было забот, когда я выписывалась с Юркой из роддома. Ножки мебели забиты деревянными рейками, под кровати вплотную поставлены какие-то чемоданы, коробки… Малышу ни в коем случае нельзя залезать под мебель и пытаться вставать там на ножки. Массивный, относительно медленно формирующийся овчарочий костяк — предмет неусыпной заботы хозяев.

Лихорадочно записывая под диктовку рацион и правила кормления, я про себя ужасалась: и это все надо соблюдать?! Да я и сына-младенца не с таким тщанием растила. А, ладно, ведь всего-навсего собака… Писала, чтоб не огорчать Ирину, а сама втайне ухмылялась: обойдемся мы без этих глупостей. Что будет, то и поест.

Кальций, витамины, подставка под миску… По лестнице носить на руках… Мама родная, сколько премудростей, я не упомню! Вся надежда на Ирину, вырастившую и воспитавшую Райфи. Ведь лучшая рекомендация собачника — его собственная собака.

В понедельник, да простит меня задним числом начальство, работать я уже не могла. День прошел в метаниях вокруг стола да в хаотичных разговорах о собаках. Спасибо, что работала я с настоящими собачниками — меня поняли и не трогали. С безумцами не спорят!

Хозяйка-заводчица ввела нас в не слишком просторную прихожую современной квартиры.

— Вы за Рольфиком?

Мы переглянулись. У нас, собственно, была заготовлена совсем другая кличка, как нам казалось, куда более звучная и интересная. Но Рольфик так Рольфик, тут воля заводчика свята.

Впрочем, не так уж важно, как зовут собаку по документам. Редко встретишь домашнего любимца, которого дома кличут «паспортным» именем, чаще у собак бывает по несколько симпатичных домашних прозвищ. Но нередко бывает и так, что имя, данное заводчиком по наитию, и в самом деле отражает суть характера зверюшки. Хозяевам своих щенков я теперь говорю: я назвала, а вы дальше хоть Муркой, хоть Барсиком зовите. Правда, никто пока моих имен не менял. Только добавляют свои ласковые варианты. А последнего моего щенка-фокса, которого я назвала Бартом, его молодые хозяева и впрямь в шутку Барсиком называют!

На полу возятся четыре славных бутуза. Все очаровательны, все в отличной форме. Да, но я-то с первого взгляда вижу среди них одного-единственного… Именно его, уже взрослого и солидного, я вижу у себя дома по сей день. Но в ту секунду я и знать не могла, что это и есть мой Черный Принц!

Все сопутствующие разговоры, вся возня с документами начисто прошли мимо моего сознания. Я, признаться, даже маму-Честу толком не видела. Я впилась глазами в него — в того, которого ждала два месяца и тридцать пять предшествующих лет (примерно столько я себя помнила). Смотрела, еще не смея взять на руки. Еще не веря до конца.

Что было дальше, я знаю со слов Ирины, бывшей в тот день с нами. Сама не помню. А она до сих пор любит рассказывать друзьям, как я вышла из подъезда со щенком на руках и со слезами на глазах. Она, решив, что мне с непривычки трудно и неловко его держать, попыталась забрать малыша из моих сведенных рук.

— А ты ни слова не говоришь, только головой мотаешь, — смеялась она. — Да так отчаянно, будто я на жизнь твою покушаюсь! Я даже испугалась: держи, держи свое сокровище!

Еще какое сокровище! Я углубилась в эти воспоминания не только потому, что они дороги мне самой… и с годами становятся все дороже. Я пишу для вас, Читатель — может быть, напомнить, а может, и пожелать такого же светлого счастья. Не сочтите это кощунством, но с той минутой я могу сравнить лишь одно воспоминание — миг, когда я вышла из Снегиревского роддома рядом с мужем, державшим на руках новорожденного сына.

Теперь я держала на руках свою новую жизнь. Все свое будущее.

Порой я называю Рольфушку «сынком», и это — лишь наполовину обмолвка. И тут же испуганно вскидываю глаза на Юрку:

— Не обиделся?

— Ты что? За честь почитаю!

Черный Принц

Он приехал домой! Он приехал, маленький мой пес, мой Черный Принц, мой Солнечный Зайчик! Место для него уже приготовлено, по всем правилам, не в прихожей и не в кухне. В тихом углу нашей светлой большой комнаты, подальше от сквозняков и батарей, постелен мягкий матрасик от детской кроватки, служившей когда-то Юрке.

Я с нежностью вспоминаю сейчас Ирину (вот ей, в отместку!), стоявшую на коленях рядом с уснувшим на матрасике малышом и едва прикасаясь, чтобы не разбудить, целовавшую его в голенький животик. А знаете, ведь мы до сих пор ходим друг к другу нюхать щенков, когда рожают наши девчонки. Не удивляйтесь — собачьи дети пахнут так особенно, так сладко!

Нам повезло еще раз — детеныш довольно легко перенес смену обстановки. Теперь я профессионал, я знаю, что это — свидетельство хорошего развития щенка. Имея возможность сравнить разных щенков, своих и чужих, попавших к новым хозяевам, с теми, кто остался в родном доме, я поняла, как глубоко затрагивает эта перемена неокрепшую психику малыша. Однако Черненькому взгрустнулось всего разок, по-моему, на третий день. Сел он посреди нашего небольшого коридорчика, поднял к потолку круглую детскую мордочку и завыл натуральным волчьим воем. Я вмиг поверила в рассказы о его дядьке Рэйпе, вот таким же воем заставившем замолчать всю шумную собачью выставку. Я кинулась к малышу, обняла, прижала к себе, спасая от горючей тоски, и это было лучшее, что я могла для него сделать. Да и для себя тоже. В тяжелую минуту ему пришла на помощь его новая «мама». Да так Мамой и осталась — с того мгновения и на всю жизнь. И не только для него.

Прошло несколько дней. Мне позвонила Ирина, не оставлявшая нас своими заботами:

— Как дела, как малыш?

— Все в порядке. Только вот паразит мой ленится с ребенком гулять.

— Кто это паразит? Юрка? А я тебе что говорила? — И в смех.

А я-то и позабыла тот мимолетный разговор за несколько дней до появления в нашей жизни Рольфа.

Первое знакомство Рольфушки с кошкой состоялось через полчаса после приезда домой. Тогдашней нашей кошке было месяцев восемь-девять, точнее я сказать затрудняюсь, поскольку подобрали мы ее морозным зимним вечером на помойке, вынув из банки из-под краски, в которую она залезла почему-то без документов. Пока ребятеныш знакомился с квартирой, обнюхивался, присматривался к новому миру, Фенька была заперта в комнате сына. Потом я вынесла ее оттуда на руках, крепко зажав на всякий случай передние лапы, твердо полагаясь на собственную способность предугадать и предотвратить боевые действия с ее стороны, бдительно следя за выражением кошачьей морды. Муж поднял щенка, представил его кошке. Обнюхались. И чувствую: Феня моя полностью расслабилась, обмякла. Какое там цапнуть! При виде маленького она вся разомлела. И сделалась для него добровольной нянькой. Нынче он нянчит малышей так, как научила его Фенька. Несколько дней и ночей она отходила от воспитанника только тогда, когда он, наевшись и наигравшись, сладко засыпал. Тогда она вспрыгивала ко мне на колени и, довольная собой, заглядывала мне в глаза: дескать, правда же, я славно поработала?

Она скидывала ему со стола и с холодильника вкусненькое, она учила его всяким мелким безобразиям и проказам. Муж, например, рассказывал:

— Чувствую я, тянут с меня ночью простыню. — Лето стояло жаркое, одеялами не накрывались. — Глянул вниз, а там четыре глаза, два кошачьих и два щенячьих — и все одинаково наглые. И держат всеми зубами за край простыни.

Мы накрепко усвоили Иринин завет: ко всему, что предстоит собаке во взрослой жизни, щенка надо приучать как можно раньше. На шумный и людный Невский он вышел со мной в пятинедельном возрасте, до этого с недельку погуляв во дворе. Еще парой дней раньше он съездил с нами на машине в гости к тете Райфи. Та отнеслась к нему в целом благосклонно, только раз чуть рыкнула в воспитательных целях, когда несмышленыш полез некстати целоваться.

Щенку не было еще и двух месяцев, когда мы увезли его на дачу, которую снимали тогда в Песочном, в обильно населенном дачниками очень большом и очень старом доме. У хозяев была своя кошка, но за щенка мы не волновались, сообразив, что наша диковатая и драчливая, до сих пор не вполне одомашненная Фенька в обиду его не даст. Да мне, впрочем, почему-то казалось, что все обойдется без драк. Так оно и вышло.

За городом наш младенец просто расцвел. Впервые в жизни собака очутилась в мире, искони принадлежавшем ее предкам: в мире трав, деревьев, насекомых, птиц… В мире красок и запахов. В мире шероховатого песка и струящихся под лапками трав. Щенку ведь нужнее всего не смотреть и, тем более, не слушать. Нет, в этом возрасте они воспринимают мир в первую очередь через осязание и обоняние. Вошедшие нынче в моду, с легкой руки докторов-ветеринаров, «прогулки за пазухой» приводят к переразвитию слуха (в ущерб другим органам чувств) и, как следствие, к боязни громкого звука, которой страдает множество собак. А Рольфик гулял, сколько хотел.