Формула неверности - Лариса Кондрашова

— Не злись. Саша не сегодня завтра замуж выйдет. Вот пусть коттедж ей и останется!

Александра была дочерью Тани от первого брака, и ей было приятно, что муж беспокоится о будущем девушки.

Она отчего-то сразу не спросила Леонида, что значит его «скоро». А если бы спросила, ей было бы от этого легче?

Прошло полгода, потом год, а о недостроенном доме муж больше не заговаривал. Словно и не показывал его Тане. Может, ей все это приснилось?

Наверное, чтобы убедиться в обратном, она и решилась осторожно спросить его:

— Леня, а что с тем домом, о котором ты мне говорил?

— С каким домом? — вроде не понял он.

— Ну с тем, к которому ты год назад меня возил.

— Ах с этим… Его больше нет. Не бери в голову! Как пришел, так и ушел.

— Не понимаю, что такое могло случиться?

— А тебе и не надо понимать. Нет его больше, и дело с концом! Тех денег, что я приношу, тебе на жизнь хватает?

В его голосе явственно прозвучало раздражение.

— Хватает, — растерянно протянула она.

— Вот и ладушки!

Как ни крути, а Татьяна мямля. Другая женщина все вызнала бы, из души вынула, а она не нашлась даже, что сказать на его «ладушки». Ведь это означало ни много ни мало как: не лезь не в свои дела!

Таинственное возникновение, а потом исчезновение дома, впрочем, быстро забылось. В конце концов, Леонид и вправду зарабатывал вполне достаточно. Таня могла бы и не работать, но сидеть одной дома в четырех стенах она не хотела.

— Не могу я бездельничать, — говорила она супругу. Тот все не мог взять в толк: другие женщины мечтают сидеть дома и ничего не делать, а Татьяне подавай непременно кабалу.

Он согласился, но поставил одно условие:

— Работать будешь только в женском коллективе.

— Но я ведь инженер-механик, у меня специальность такая…

— Значит, меняй специальность!

И пришлось ей идти работать в маленький частный магазин продавцом женского белья. Только и радости, что день-деньской созерцать трусы да бюстгальтеры! Правда, фирменные, ничего не скажешь.

— Это такая нудьга, — жаловалась она мужу. — Все-таки торговля не моя стихия.

— Не хочешь в магазине работать, сиди дома. Найди себе какое-нибудь хобби. Хочешь, я куплю тебе тренажер?

Так обычно отвечал Леня на ее сетования, только предложение покупки менялось: рояль, качели, компьютер…

Таня, потянувшись, опустила ноги на пол. Надо идти готовить завтрак. В последний год своего второго замужества она стала думать о Мишке даже в такой вот ранней утренней дреме. Тут уж Леонид ей не мешал, даже если в это время спал рядом. К счастью, он не знал, что она просто лежит с закрытыми глазами. И не пытался проникнуть в ее мысли.

Когда Леонид был дома, он старался никуда Таню от себя не отпускать. Он хотел, чтобы она принадлежала ему вся, полностью, до каждой клеточки, и ее время тоже — до каждой минуточки. Не то чтобы он так уж преданно ее любил, просто Леонид Каретников был по сути собственником, как и большинство мужчин. Только чувство это у его оказалось явно гипертрофированным.

— Мое должно быть моим. И при мне.

Мишка, первый муж, любил Таню куда сильнее, если такое чувство, как любовь, вообще поддается сравнению, но его любовь не ощущалась ею как бремя. Скорее, наоборот, его любовь придавала ей легкости, особого вкуса к жизни.

Леня же ее подавлял. Он словно раскидывал по всему дому свою паутину и, как паук, сидел, ждал, не дернется ли какая паутинка. Тогда он тотчас выбегал на это дерганье.

— Ты куда собралась?

— За хлебом хочу сходить.

— Пошли Александру.

— У нее сессия.

— Ничего, пусть пройдется, свежим воздухом подышит. А то от долгого сидения взаперти цвет лица портится.

Как будто у Тани он не портился. Уж больше ее взаперти, наверное, ни одна женщина не сидела. Но она покорно возвращалась и посылала за хлебом дочь.

Хорошо хоть, Леонид не шпыняет девчонку за мелкие слабости: что та любит поспать, есть на ходу, читать до глубокой ночи. Тут он был на редкость демократичен. А может быть, равнодушен?

Если Таня пыталась, например, будить Александру, он ее отговаривал:

— Пусть спит, дело молодое. Замуж выйдет, муж долго спать не даст!

…Таня варила манную кашу — Леня, как ни странно, очень ее любил. Поэтому, выйдя из ванной, он поцеловал жену с благодарностью — угодила! — и уселся за стол.

— Черт знает что такое! — отдав должное каше, через некоторое время уже возмущался он. — Полковники лазают по заборам, как помойные коты!

Таню покоробило это выражение, но она ничего на его замечание не ответила. Проживи больше пяти лет с человеком, который злословит по поводу всего человечества и каждого индивида в отдельности, поневоле перестанешь обращать внимание на подобные мелочи. Если, конечно, раздражение направлено не на тебя! Возможность злословить по поводу полковников, надо полагать, ему особенно приятна.

У нее нет знакомых военных, а также и продавцов, электромонтеров, сантехников, соседей — вообще никого, кто носит брюки по признаку пола. Все мужчины страны, не говоря уже о зарубежье, без ведома мужа Леонида не могли бы подойти к Тане ближе чем на сто метров без риска вызвать его ревнивую ярость.

Так он ее и охранял — Аргус, Цербер, цепной пес в одном лице.

Таня догадывалась, почему муж Леонид так злился. Ее сестра Маша — женщина разведенная и могла позволить себе вести жизнь свободную, на взгляд Леньки, разгульную. Постоянный дурной пример для его жены. Так объясняла себе его злость Таня.

А главное, он никак не мог этому помешать. Ни посадить Марию под замок, как Таню, ни прогнать прочь всех ее знакомых и ухажеров. К тому же Ленька роста невысокого, отчего он втайне комплексовал, а к Маше ходили военные, как на подбор, высокие и стройные, молодцеватые в своих мундирах, поневоле разозлишься.

Сестры жили в коттедже на два хозяина, который построил для своих дочерей Всеволод Иванович Вревский, в прошлом известный в городе адвокат.

В прошлом, потому что ни его, ни мамы, ни младшего брата Бори давно нет в живых. Они погибли в автомобильной катастрофе, когда возвращались из дома отдыха в Сочи, где до того три недели жили по семейной путевке.

У коттеджа общий двор, и Таня подозревала, что ее муж нарочно запер калитку, чтобы хоть кто-то из задержавшихся гостей не мог покинуть их усадьбу иначе как через забор. Если, конечно, не мог по какой-то причине попросить о ключе Машу. Такая вот мелкая месть.

Вчера у военных был какой-то праздник, и из соседней части к Марии пожаловали гости. Тот, который полковник, встречался с Машиной подругой Светой, тоже женщиной разведенной.

Если можно было бы озвучить Ленины мысли и пропустить их через динамик, на целый квартал бы стоял крик: «Развели бардак!» По Таниному мнению, они сам был не прочь оказаться в компании двух таких симпатичных разведенных женщин…