Четыре пути к прощению - Урсула Ле Гуин

— А ты что, есть не хочешь? — спросила она.

«Так и быть, поем, но только чтобы доставить тебе удовольствие», — ответил Тикули и спрыгнул с кровати, как ей показалось, не очень ловко.

— Ой, Тикули, да ты у меня стареешь, — сказала Йосс и ощутила в сердце холод вонзившегося меча. Когда же это было? Ее дочь Сафнан принесла матери в подарок маленького неуклюжего рыжего щенка с кривыми лапками и пушистым хвостом. Сколько лет прошло с тех пор? Восемь. Да, много. Для лисопса — вся жизнь.

Но он все же пережил и Сафнан и ее детей, внуков Йосс, — Энкамму и Уйи.

«Пока я жива, они мертвы, — подумала она в который уже раз. — А когда они оживут, меня уже не будет. Они улетели на корабле, летящем быстро, как луч света; они сами превратились в свет. Когда они вновь станут сами собой и ступят на землю далекого мира под названием Хейн, пройдет восемьдесят лет. И я уже буду мертва. Давно мертва. Я уже мертва. Они оставили меня, и я умерла. Но только пусть они живут, о всемилостивейший; я согласна умереть, лишь бы жили они! Я и приехала сюда умирать. За них. Вместо них. Я не могу, не могу позволить им умереть за меня».

В ее ладонь ткнулся холодный нос Тикули. Йосс внимательно посмотрела на пса. Раньше она не обращала внимания, что его янтарные глаза подернулись мутной пленкой и слегка выцвели. Она молча погладила его по голове и почесала за ухом.

Съел всего несколько кусочков, да и то лишь ради нее, и снова полез на кровать! Может, заболел? Йосс приготовила ужин: суп и пирожные, и машинально сжевала все, не замечая вкуса. Потом помыла три тарелки, подкинула в огонь хворосту и села с книгой в руках, надеясь, что чтение ее отвлечет. Тикули все дремал на кровати, а Губу пристроился у очага, золотистыми глазами глядя на огонь, и тихо тянул свое «мур-мур-мур». Раз он вскочил, услышав в тростниках какой-то подозрительный шум, и издал охотничий вопль, но потом снова улегся и, уставившись на пляшущие языки пламени, завел свою песню. Когда огонь погас и дом под беззвездным небом погрузился во тьму, он присоединился к Йосс и Тикули, уже спящим в теплой постели, на которой сегодня утром два юных любовника отдавали друг другу свою страсть.

Она поймала себя на том, что последние несколько дней неотступно думает об Абберкаме. Все это время она приводила свой огородик в порядок, готовя его к зиме, и потому голова была свободна.

Когда Вождь впервые появился на болотах и поселился в доме, принадлежавшем старосте, вся деревня загудела, как встревоженный улей. Опозоренный, низложенный, он все равно оставался великим человеком. Избранный всенародно вождем хеендов, одного из сильнейших племен Йеове, и создав и возглавив движение «Расовая свобода», он во время войны за Освобождение достиг огромной популярности. Идеи его Всемирной партии пришлись по душе особенно в сельских местностях, на плантациях: «Никто не имеет права жить в Йеове, кроме его народов: ни уэрелиане, ни ненавистные колонизаторы, ни боссы, ни хозяева». Война покончила с рабством, и в последующие несколько лет дипломаты из Экумены договорились о полном и бесповоротном окончании экономической зависимости Йеове от Уэрела. Планета перестала быть колонией. Все боссы и хозяева — некоторые семьи жили здесь по несколько веков — были выдворены на родину, в Старый Мир, вращавшийся вокруг солнца по внешней орбите. Они были вынуждены уйти и увести свою армию. «Они уже не вернутся! — обещала Всемирная партия. — Ни как гости, ни как купцы. Никогда больше им не дозволено будет осквернять земли и души Йеове. И никаким другим пришельцам и захватчикам этого не позволят!» Чужаки из Экумены помогали Йеове скинуть цепи рабства, но им тоже пришлось улететь домой. «Это только наш мир. И он свободен. Здесь мы можем укреплять свой дух по заветам Камье-Меченосца». Абберкам повторял эти сентенции везде и всюду, и занесенный меч стал эмблемой Всемирной партии.

А затем полилась кровь. С самого Освобождения в Надами тридцать лет бесконечно шли войны, восстания, мятежи — половина жизни Йосс. И даже после того как с планеты убрались все уэрелиане, война продолжалась. Снова и снова вырастали, мужали безусые юноши и, очертя голову, бросались по наущению престарелых вождей убивать друг друга, женщин, детей, стариков; здесь всегда шла воина во имя свободы, мира и справедливости. Получившие свободу племена дрались между собою за землю, в то время как их вожди грызлись за власть. Все, что нажила Йосс за долгие годы работы учительницей в столице, пошло прахом, причем даже не во время самой войны за Освобождение, а после нее, когда в городе началась гражданская смута.

Правда, надо отдать должное Абберкаму: несмотря на меч, изображенный на эмблеме, он всеми способами пытался воздерживаться от военных действий, и отчасти это у него получалось. Он предпочитал бороться за власть с помощью убеждения, различными политическими и дипломатическими приемами, на которые был большой мастер, и почти добился успеха. Плакаты с занесенным мечом были расклеены везде и всюду, а речи Вождя на митингах неизменно пользовались большим успехом. «АББЕРКАМ И РАСОВАЯ СВОБОДА!» — призывали лозунги, протянутые над улицами. Ему оставалось только победить на первых в истории Йеове выборах и стать Вождем Мирового совета. Но тут началось: сначала шепотки, слушки, потом уже открытые обвинения в измене. Потом самоубийство его сына. Затем публичные откровения матери его сына о развратном и не в меру роскошном образе жизни Вождя. А дальше посыпались обвинения в присвоении денег, выделенных его партией на восстановление кварталов столицы, разрушенных во время войны и бегства уэрелиан. Разоблачение тайного плана предательского убийства эмиссара Экумены с тем, чтобы впоследствии свалить вину на старого друга Абберкама и его сторонника Демье. Именно последнее и положило конец его карьере: на сексуальную распущенность, роскошный образ жизни и даже на злоупотребление властью Вождя еще могут посмотреть сквозь пальцы, но предательство старого товарища по партии — такое не прощают.

«Такова уж рабская мораль», — подумала Йосс. Большинство из прежних сторонников ополчились против Абберкама и взяли штурмом его резиденцию. Союзные войска Экумены соединились с частями, оставшимися верными Вождю, и вместе восстановили в столице порядок. За те несколько дней, пока длились беспорядки, в городе погибли сотни людей, а по всей планете жертвы вспыхнувших в поддержку Абберкама мятежей и бунтов исчислялись тысячами. Но потом Экумена встала на сторону временного правительства, вынудив его пойти на уступки в политике по отношению к Уэрелу. И Вождя повели под охраной ненавистных колонизаторов по залитым кровью улицам с полуобвалившимися от разрывов гранат домами. Народ, доверявший ему, обожавший его, ненавидевший его, молча смотрел, как его ведут через весь город под конвоем иностранцы, чужаки, которых он обещал вышвырнуть с планеты.

Йосс прочла обо всем в газете, так как это произошло, когда она уже год как жила на болотах. «И поделом ему!» — подумала она тогда. Действительно ли Экумена стала союзником Йеове или под прикрытием лояльности просто готовит возрождение старых порядков, она не знала, но ей приятно было видеть, как столь высоко вознесшийся Вождь был свергнут с пьедестала. Уэрелианские боссы, свалив главу страны, наняли десятки писак, поливавших его грязью. Но Йосс уже досыта наелась грязи за всю свою жизнь.

Когда несколько месяцев спустя ей сообщили, что Абберкам будет жить на болотах недалеко от нее и что он решил стать отшельником, она была потрясена и даже несколько пристыжена, поскольку считала все его пламенные высказывания и призывы лишь обычной политической болтовней. Неужели он в самом деле религиозен? И это после всех грабежей, оргий, убийств? Нет, конечно же, нет! Потеряв деньги и власть, он был вынужден устроить весь этот спектакль для отвергнувшего его общества и играть в нем роль нищего и несправедливо униженного. Ни стыда, ни совести! Йосс сама удивилась, сколько язвительности и горячей неприязни всколыхнуло в ней известие о его приезде. Когда она в первый раз увидела его, то единственным, что запомнилось тогда, стали огромные ступни с грязными большими пальцами, обутые в сандалии, — посмотреть ему в лицо она из презрения не пожелала.

Однажды зимней ночью с болот донесся леденящий, как пронизывающий ветер, жуткий вой. Губу и Тикули навострили уши, насторожились, но тут же успокоились. Йосс даже не сразу поняла, что эти надрывные звуки исторгает человеческая глотка; выл мужчина — пьяный? Сумасшедший? — и было в его голосе столько муки и отчаяния, что она, несмотря на страх, отправилась посмотреть, нельзя ли ему помочь. Но он не искал помощи. «О великий всемогущий Камье!» — различила Йосс, выйдя за дверь, и на фоне бледного ночного неба, затянутого мутными облаками, увидела огромную фигуру человека, который шатаясь брел по мосткам, рвал на себе волосы и плакал, словно животное, словно душа, заблудившаяся в боли.