Проблема сакрализации войны в византийском богословии и историографии - Герман Юриевич Каптен

рассматриваться будут войны этой страны со своими соседями. Случаи вспышек вооруженного насилия, даже на религиозной почве, между различными слоями византийского общества, анализироваться не будут.

Принципиально важно, чтобы определяющей причиной войны стало именно религиозное противостояние, а она сама воспринималась участниками как важное религиозное действо[13]. Для отсечения внешне похожих феноменов мы будем считать войну за священную, если наблюдаются хотя бы некоторые из следующих признаков[14]:

— определяющая причина участия в конфликте лежит именно в религиозном противостоянии носителей разных традиций;

— ее проведение санкционируется признаваемыми лидерами религиозной традиции. В случае восточного христианства ими могут считаться вселенские и поместные соборы, а также решения предстоятелей поместных церквей или институтов, их заменяющих;

— ее участникам обещаются какие-либо духовные ценности: спасение души, прощение грехов и т.п.[15];

— отказ от участия считается греховным, как нарушение божественной воли.

При этом очевидно, что бывали случаи религиозного санкционирования иных конфликтов, причиной которых выступала социальная или этническая вражда. Соответственно, и появлялись лозунги вроде «священная война за освобождение рабочего класса». Для того чтобы отсечь такие случаи на основе материалов древнейших книг Библии, можно выделить еще несколько принципов, которые можно считать дополнительными, описывающими внешние атрибуты священной войны[16]:

— ритуальное очищение воинов «до» или «в» ходе военных действий;

— непосредственное участие жрецов в войне;

— применение сакральных предметов и символов и непосредственное обращение к Божеству за помощью;

— описание участия небесных сил в боевых действиях;

— при достижении победы посвящение божеству добычи или ее ритуальное уничтожение[17].

Приведем примеры: Первый крестовый поход может считаться священной войной, поскольку обладает вышеозначенными признаками: его основные участники руководствовались религиозными мотивами в качестве основных, хотя и не единственных; его начало было санкционировано Клермонтским собором и папой Урбаном II, признаваемым законным большей частью католиков; участие в нем считалось богоугодным делом, хотя и добровольным — отказ от него грехом не считался.

Аналогично дело обстоит и с «Малым Джихадом», или Газаватом: хотя для его объявления не обязательна санкция высшей власти религиозной иерархии, которая вообще принципиально отлична от привычного для христианского мира понятия клира, но ее участие в ней считается в высшей степени душеспасительным, а для погибших обещается спасение и райское блаженство. Исламское право описывает также ситуации, в которых для правоверного мусульманина отказ от защиты веры приравнивается к отступничеству от нее.

Напротив, не могут считаться священной войной события английской революции: несмотря на довольно ярко выраженное противостояние множества различных религиозных групп: протестантов и католиков, англикан и диссидентов, основные ее причины лежали в области политики.

Не может считаться таковой и Отечественная война 1812 года в России, несмотря на риторику обращений Святейшего Синода и иных государственных институтов, поскольку ее определяющими мотивами были все-таки национально-политические, хотя мотивы борьбы за веру в этом конфликте были вполне заметны.

Кроме внешних признаков, для признания сакрального или священного характера войны важно наличие и внутренних факторов, имеющих значение в конкретной культурной и религиозной традиции:

— носители этой традиции должны допускать саму возможность применения военной силы. Общество, в котором господствуют идеи пацифизма и непротивления силовыми методами, священную войну вести не может по определению;

— конкретный военный конфликт должен признаваться справедливым его участниками и, что важно в историческом контексте, авторами описывающих его письменных источников. Вряд ли можно говорить о восприятии войны священной теми людьми, которые признают ее несправедливость сами;

— наличие представлений о священном характере самого государства или особой миссии народа. При господстве таких представлений общество часто воспринимает внешнюю угрозу как инспирацию темных сил, поэтому борьба за защиту страны и ее роли в мировой политике воспринимается как священный долг противостояния злу;

— наличие представлений об особой сакральной роли правителя. Если фигура священного вождя считается олицетворением всей страны, то его оскорбление считается религиозным преступлением, а войны государя становятся делом народа;

— наличие реальной и осознаваемой населением угрозы представлениям, обычаям или самому существованию религиозной доктрины. Хотя этот признак является, пожалуй, самой важной и частой причиной сакрализации войны, он все же не является обязательным. Дело в том, что осознание реальности угрозы привычным порядкам может наступить слишком поздно, или, наоборот, отдельные группы лиц ее могут преувеличить для идеологического обоснования собственных поступков. История знает примеры, когда война объявлялась священной даже при отсутствии таких угроз или даже при угрозе физического уничтожения, носители той или иной религиозной традиции отказывались сопротивляться ей встречным насилием[18];

— божественное благословение на военные действия.

Разумеется, доступные методы исследования не позволяют решить эту проблему непосредственно у «высшей инстанции», что, впрочем, затруднительно и для самих участников событий. Поэтому речь идет о попытках найти свидетельства небесного благоволения посредством авторитета святых, религиозных лидеров или, наконец, знамений различного рода. Описания священных войн практически не обходятся без такого рода свидетельств[19].

Все вышеизложенное подводит к двум определяющим выводам. Во-первых, признание правомочности употребления такого серьезного термина, как «священная война», должно происходить после детального и всестороннего изучения конфликта. Следует избегать любого неоправданного его использования к конфликтам прошлого (да и настоящего тоже).

Во-вторых, если изучаемый конфликт обладает лишь несколькими признаками священной войны, то допустимо и даже правильно использовать градации этого понятия. Например, «эта война многими считалась священной» или «это противостояние окрашено несколькими важными признаками священной войны».

Исследователь в такой ситуации обязан помнить, что не существует никакой объективной шкалы «священности» или методов, которые могли бы объективно и точно определить степень «сакральности» или «богоугодности» войны. По сути, речь всегда будет идти об изучении отношения к конфликту со стороны его участников, а также установлении причин, почему он считался священным (или, наоборот, отрицался таковым) теми или иными современниками.

Что же касается термина «справедливая война», то он имеет несколько иную природу и описывается проще. В отличие от термина «священность», который во многом субъективен, «справедливость» конфликта вполне может доказываться конкретными нормами права.

Согласно ст. 6 Устава Международного Военного Трибунала 1945 года и ст. 2, п. 3 Устава ООН, введен фактически полный запрет на агрессию, поэтому справедливая война в настоящее время может быть только оборонительной (ст. 51 Устава ООН) или же ведущейся по мандату Совета безопасности (ст. 39, ст. 41 гл. VII Устава ООН). Кроме того, от воюющих требуется соблюдение международного гуманитарного права, регулирующего юридический статус и обязанности оказавшихся в зоне военных действий лиц.

Современные нормы международного права, в том числе право войны, во многом основаны на сформулированных еще в XVII веке в трактате «De jure belli ас pacis»[20] принципах, которые, в свою очередь, восходят к средневековой схоластической