Третий - Грэм Грин

— Расскажите о себе — и о Лайме,— попросил я.

— Послушайте,— сказал он,— мне позарез нужно выпить еще, но нельзя же все время вводить в расход постороннего человека. Не могли бы вы разменять один-два фунта на австрийские деньги?

— Пусть вас это не беспокоит,— ответил я и позвал официанта.— Угостите меня, когда возьму отпуск и приеду в Лондон. Вы хотели рассказать, как познакомились с Лаймом.

Мартинс вертел рюмку шоколадного ликера, не сводя с него глаз, словно с магического кристалла.

— Это было давно,— сказал он.— Вряд ли кто знает Гарри так, как я.

Тут мне вспомнилась хранящаяся в моем кабинете толстая папка с докладами сотрудников, все они утверждали одно и то же. Сотрудникам своим я верю: подбирал их я очень тщательно.

— Как давно?

— Двадцать лет назад — даже немного побольше. Познакомился я с ним в колледже, на первом курсе. Мне и сейчас видится этот колледж. Видится доска объявлений. И слышится звон колокола. Гарри был курсом старше меня и знал все ходы и выходы. Я многое у него перенял.

Торопливо отпив из рюмки, Мартинс снова завертел свой магический кристалл, словно хотел отчетливее разглядеть то, что там виднелось.

— Даже странно. Так ясно не помню знакомства ни с одной из женщин.

— Добивался он в колледже успехов?

— Не тех, что от него ждали. И каких только ухищрений не придумывал. Он прекрасно умел все распланировать. По истории, по английскому я успевал гораздо лучше, чем Гарри, но оказывался полным балбесом, когда доходило до выполнения его замыслов.— Мартинс рассмеялся: под влиянием выпивки и разговора у него начинало проходить потрясение.— Попадался всегда я.

— И Лайма это вполне устраивало.

— Что вы имеете в виду, черт возьми? — вскипел он. Начиналась хмельная раздражительность.

— А разве не так?

— То была моя вина, а не его. При желании Гарри мог бы подыскать кого-то и поумнее, но я ему нравился. Он упорно нянчился со мной.

— Когда вы виделись с ним в последний раз?

— Полгода назад. Гарри приезжал в Лондон на конгресс медиков. Он ведь по образованию врач, хотя никогда не практиковал. Это в его духе. Убедиться, что способен достичь цели, а потом потерять к ней интерес. Но он говорил, что профессия врача часто оказывалась ему на руку.

И это тоже было правдой. Странно, как Лайм, которого знал он, походил на того, что знал я: только он видел Лайма под другим углом или в ином свете.

— Одним из качеств, которые мне нравились в Гарри,— сказал Мартинс,— был юмор.— И улыбнулся так, что показался лет на пять моложе.— Я фигляр. Люблю валять дурака. Но Гарри был по-настоящему остроумен. Знаете, он мог бы писать прекрасную легкую музыку, если бы как следует брался за дело.

Мартинс просвистал мелодию — мне она показалась смутно знакомой.

— Гарри написал эту вещицу при мне. Минуты за две, на обложке тетради. И всегда потом насвистывал, что-то обдумывая. Она была его позывным.— Мартинс засвистал ее снова, и я вспомнил, кто автор — разумеется, не Гарри. Мне хотелось сказать об этом, но к чему? Досвистав, Мартинс глянул в свою рюмку, допил, что там оставалось, и сказал:

— Очень жаль, что он погиб таким образом.

— Ему посчастливилось как никогда,— сказал я. До Мартинса не сразу дошло: он слегка опьянел.

— Посчастливилось?

— Вот именно.

— Потому, что не ощущал боли?

— Тут ему тоже повезло.

Тон мой задел Мартинса больше, чем слова. Он негромко спросил с угрозой — я видел, как его правая рука сжалась в кулак:

— К чему вы клоните?

Нет ни малейшего смысла выказывать физическую храбрость во всех ситуациях. Я отодвинулся со стулом назад, подальше от его кулака.

— Клоню к тому, что у меня в полицейском управлении его дело закончено. Не попади Лайм под машину, он получил бы срок — и очень большой.

— За что?

— Он был один из гнуснейших мошенников в этом городе.

Мой собеседник прикинул расстояние между нами и понял, что меня не достать. Ролло хотелось пустить в ход кулаки, но Мартинс был сдержанным, осторожным. Я стал понимать, что Мартинс опасен. И усомнился в своей первоначальной оценке: Мартинс не казался таким простофилей, какого представлял собой Ролло.

— Вы служите в полиции? — спросил он.

— Да.

— Терпеть не могу полицейских. Все они либо продажные, либо тупые.

— Об этом и пишете в своих книгах?

Мартинс постепенно передвигался вместе со стулом вокруг столика, чтобы загородить мне выход. Я переглянулся с официантом, и тот понял меня без слов. Есть смысл проводить беседы всегда в одном и том же баре.

Притворно улыбаясь, Мартинс ехидно сказал:

— В книгах мне приходится называть их шерифами.

— Бывали в Америке? — разговор становился пустым.

— Нет. Это допрос?

— Просто любопытство.

— Дело в том, что если Гарри был мошенником, значит, преступник и я. Мы всегда орудовали вместе.

— Мне кажется, Лайм собирался втянуть вас в свою организацию. И не удивлюсь, если вам была уготована роль козла отпущения. Таким был его метод в колледже — судя по вашим словам. Ведь директору кое-что становилось известно.

— Для вас главное закрыть дело, не так ли? Очевидно, велась мелкая торговля бензином, пришить обвинение было некому, и вы свалили все на покойного. Вполне в полицейском духе. Вы, я полагаю, настоящий полицейский?

— Да, из Скотленд-Ярда, однако в армии мне присвоили звание полковника.

Мартинс уже находился между мной и дверью, я не мог выйти из-за стола, не приблизившись к нему, потасовок я не люблю, и, кроме того, он выше меня на шесть дюймов.

— Торговля велась не бензином,— сказал я.

— Автопокрышками, сигаретами... Почему бы вам не схватить для разнообразия несколько убийц?

— Можно сказать, что Лайм не чурался и убийств.

Мартинс одной рукой опрокинул столик, а другой попытался ударить меня, но спьяну промахнулся. Второй попытки он сделать не успел — мой шофер обхватил его сзади. Я сказал:

— Полегче с ним. Это всего-навсего перепивший писатель.

— Прошу вас, успокойтесь, сэр.— У моего шофера было преувеличенное чувство почтения к представителям того класса, из которого выходят офицеры. Возможно, он назвал бы «сэром» и Лайма.

— Послушайте, черт возьми, Каллаган, или как вас там...

— Каллоуэй. Я англичанин, а не ирландец.

— Я выставлю вас самым большим ослом в Вене. На этого покойника вам не удастся свалить нераскрытые дела.

— Понятно. Хотите найти настоящего преступника? Такое бывает только в ваших книжках.

— Пусть он отпустит меня, Каллаган. Обещаю выставить вас ослом. Получив синяк, вы несколько дней отлежитесь в постели, и все. Когда же я разделаюсь с вами, вам придется удирать из Вены.

Я достал фунта на два бонов и сунул ему в нагрудный карман.

— На сегодняшний вечер этого будет достаточно. Непременно закажите себе билет на завтрашний самолет в Лондон.

— Вы не имеете права выдворять меня.

— Да, но в этом городе, как и в других, нужны деньги. Если обменяете фунты на черном рынке, я в течение суток арестую вас. Пусти его.

Ролло Мартинс отряхнулся:

— Спасибо за угощение.

— Не стоит благодарности.

— Рад, что не стоит. Видимо, оно идет по графе служебных расходов?

— Да.

— Встретимся через недельку-другую, когда я соберу сведения.

Было видно, что Мартинс не в себе, и поэтому я не принял его всерьез.

— Могу приехать завтра в аэропорт, проводить вас.

— Не тратьте попусту времени. Меня там не будет.

— Пейн проводит вас в отель Захера.

Мартинс шагнул в сторону, словно уступая дорогу официанту, и бросился на меня, но я успел отскочить, хотя и споткнулся о поваленный столик. Чтобы не дать ему броситься снова, Пейн ударил его в подбородок. Мартинс грохнулся в проход между столиками.

— Вы, кажется, обещали не драться,— заметил я. Он отер рукавом кровь с губы и сказал:

— О нет, я обещал выставить вас ослом, но не говорил, что заодно не поставлю вам фонаря.

У меня был тяжелый день, и я устал от Ролло Мартинса. Сказав Пейну: «Доведи его до отеля, чтобы с ним ничего не случилось. Если будет вести себя тихо, больше не бей»,— я отвернулся от обоих и направился к внутреннему бару (потому что заслуживал еще рюмки). Пейн почтительно сказал человеку, которого только что сбил с ног.

— Пойдемте, сэр. Это здесь, за углом.

3

О дальнейших событиях я узнал не от Пейна, а от Мартинса, долгое время спустя, восстанавливая цепь событий, которые действительно — хотя и не в том смысле, как рассчитывал он,— подтвердили, что я дурак. Пейн лишь подвел его к столу портье и объяснил: «Этот джентльмен прилетел из Лондона. Полковник Каллоуэй говорит, что он должен получить комнату». После этого сказал Мартинсу: «Всего доброго, сэр», и ушел. Видимо, его смущала разбитая губа Мартинса.