Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

Кселиан спокойно поддавалась, уклоняясь от выпадов и блокируя удары с возмутительной уверенностью в себе. Аэз'ашья начала подталкивать противницу к открытой стороне ангара, где ее ждало падение к стене крепости в сотнях метров внизу. Кселиан с готовностью отступала перед ее атаками, так что Аэз'ашье приходилось спешить, чтобы не отставать.

Она мрачно преследовала Кселиан, шаг за шагом повторяя ее движения, в то время как край ангара становился все ближе. Если Кселиан удастся увеличить дистанцию, она снова сможет перейти в наступление, распустить свой цеп и мгновенно сплести им острую как бритва паутину смерти. Вместо этого Кселиан шагнула в сторону и сделала почти ленивый контрвыпад. Когда Аэз'ашья парировала, Кселиан ослабила сегменты цепа, позволив ему плавно обвиться вокруг клинка и погрузиться в верхнюю часть руки Аэз'ашьи. Ведьма зашипела и сделала отчаянный выпад вторым ножом. Кселиан просто отступила на шаг и рванула цеп на себя, распоров при этом бицепс Аэз'ашьи. Та немедленно перешла в оборонительную позицию, ожидая, что Кселиан продолжит атаку, но ее противница просто стояла на месте и улыбалась.

— Первая кровь, — промурлыкала Кселиан. — Теперь ты моя.

Она прыгнула в атаку с такой скоростью, что ее руки и ноги превратились в размытые пятна, и обрушилась на Аэз'ашью, словно свирепый ураган. Цеп хлестал, нанося удары со всех углов, как будто он находился в двух местах одновременно. Аэз'ашья уже слабела от кровотечения из порезанной руки, но пыталась сделать все, чтобы остаться в живых. Острые крючья цепа царапали ее конечности и хлестали по лицу.

Теперь пришел ее черед отступать. Кселиан оттеснила Аэз'ашью обратно к разбитому реактивному мотоциклу в центре ангара. Кольцо кабалитов вокруг казалось почти сплошным, все больше и больше Клинков Желания прибывало посмотреть на битву. Ангар превратился в миниатюрную арену, где предвкушение наблюдающей толпы становилось все сильнее с каждым прикосновением стали к плоти. Аэз'ашья резко вдохнула, осознав, что Кселиан просто играет с ней, возбуждая в своих последователях жажду крови демонстрацией боевого искусства, чтобы затем утолить ее убийством.

Аэз'ашья не желала умирать, как раб арены, которого медленно режут ради развлечения. Она всем телом швырнула себя на Кселиан, ее ножи устремились прямо к сердцу этой суки. Кселиан отскочила от атаки, захлестнула ее лодыжку бритвоцепом, и она пошатнулась. Кселиан рванула оружие на себя, и Аэз'ашья рухнула на пол ангара с почти отрубленной ступней.

Ножи вылетели из рук, когда она упала, и она поползла за ними, не обращая внимания на жгучее пламя боли в ногах. Следующим делом Кселиан отсекла ей руки в запястьях, а потом на нее посыпались новые удары, на каждый из которых гаснущее сознание отзывалось вспышкой агонии. Вскоре все вокруг превратилось в красную мглу, пронизанную хоровыми выкриками имени. Имени, от которого Аэз'ашья так и не смогла убежать.

Кселиан.

Глава 23

ИКОНОБОРЕЦ

В углах между Комморрой и Аэлиндрахом Обезглавливатель кипел черным гневом. Ему не дали убить добычу. За то время, что минуло с последнего раза, когда такое произошло, вселенная успела состариться. Он винил себя за нетерпеливость, за неосмотрительность. Он ведь знал, что возможность предоставится на слишком краткое время, но все равно бросился в бой из-за неодолимого желания убить Ксхакоруаха.

Чужаки все испортили. Когда он увидел, что изначальные союзники Ксхакоруаха разбегаются при виде машины-убийцы, ему показалось, что вот он, шанс. Он проигнорировал присутствие новых лиц и сфокусировался на быстрой казни. Глупая гордыня. Позорная неудача. Водоворот отрицательных исходов грозил утопить его в нежеланных возможностях.

Посреди всего этого Кхерадруах нашел место внутреннего спокойствия. Как будто глубинное море Аэлиндраха потянулось к нему и приняло его в свое темное холодное лоно. Какое-то время он мирно дрейфовал в нем, вдали от истерзанного бурей внешнего мира с его чужаками и отступниками. Он утешал себя мыслью о том, как снова приласкает шею Ксхакоруаха своим клинком.

Шанс предоставится снова.

Так, как это происходило всегда.

— Почему?

— Иначе бы «Талос» убил меня первым.

— …

— Ксагор, я думаю, ты просто сам себя запутываешь. Это Харбир был убит, чтобы выиграть нам время для побега, а не я. Я здесь, рядом, как и всегда.

— Мандрагор больше не будет?

— Нет. Дело Ксхакоруаха проиграно. Даже с помощью Иллитиана ему не одолеть совместные силы Карателей и кабала Черного Сердца. В любом случае, если бы он победил, это означало бы чуму и медленную смерть для города, а нам этого не надо, не так ли? Это — единственный разумный вариант.

— Этот понимает, — невесело сказал Ксагор. Они спешно продолжали свой путь. У развалины нетипично бегали глаза, чего не было до рискованной заварушки в библиотеке. Верность Ксагора и прежде не раз подвергалась испытаниям, но на этот раз результаты были неприемлемо неясными.

+Почему бы тебе не сделать достойное дело — просто забиться в угол и сдохнуть?+ насмешливо спросила Анжевер на краю его сознания. Насмешки были самым серьезным из того, чем она сейчас могла ему навредить, поэтому она докучала ими постоянно. С другой стороны, Беллатонис постепенно привыкал ее игнорировать.

Они все еще находились где-то в Нижней Комморре — в этом Беллатонис был уверен. Теневой поток, по которому они сбежали из библиотеки, выбросил их на приличном расстоянии от лабиринта Черного Схождения. Вероятно, они были где-то над Звуком-Ночи Гулен, если можно судить по заросшим тростником трясинам.

— Иди-ка сюда, Ксагор — понесешь Анжевер, пусть она составит тебе компанию.

Беллатонис пытался сделать свой голос веселым, но подозревал, что тот звучал просто снисходительно. Ксагор угрюмо взял цилиндр с головой Анжевер, и они продолжили путешествие, не говоря ни слова. Они брели по болотистой почве к громадному, вычурно украшенному склону в отдалении. Тьма Аэлиндраха повлияла на это место, и казалось, будто они движутся в вечных сумерках, хотя склон впереди блистал золотом, как будто его подсвечивали сверху.

Они быстро перемещались благодаря тому виду хождения сквозь тени, которому научились в Аэлиндрахе, проникая в углы меж измерениями и выскальзывая из них. В отдалении рыскали стаи ур-гулей, но ни одна из них не стала мешать их стремительному путешествию. Берега из черной слякоти и узкие потоки проплывали мимо, словно неосязаемые облака, сдуваемые ветром. И все равно путь на Центральный пик обещал быть неблизким.

+Ты безумец. Если ты придешь на Центральный пик, Вект сотворит с тобой такое, что даже тебя это напугает. Я не сомневаюсь, у него и раньше были поводы наказывать гемункулов. Он найдет разные способы.+

Беллатонис подавил вздох. Было время, когда достаточно было отойти на расстояние руки, чтобы спастись от мыслеречи Анжевер. К несчастью, старуха не то становилась сильнее, не то набиралась опыта благодаря практике. Он ответил ей напрямую, чтобы она могла чем-то занять свой разум, и одновременно запер собственные мысли глубоко внутри.

— Скука, по большей части, есть лучший способ причинить страдание гемункулу, — небрежно заметил Беллатонис. — О, у некоторых выработалась зависимость от снадобий и настоек, которые они для себя изготавливают, или от мучений каких-то определенных, невероятно малоизвестных и никому не интересных рас. Их можно довести до визга, просто отобрав любимые игрушки. Для большинства гемункулов, однако, достаточно простого отсутствия стимулов, чтобы они вскоре начали кричать и плакать.

+Как банально. Ну что ж, по крайней мере, я теперь знаю, что с тобой сделает Вект — он тебя где-нибудь замурует и оставит умирать от голода. Я слышала, что это ужасная, мучительная смерть, так что, думаю, для тебя в этом найдутся кое-какие «стимулы».+

— О, Анжевер, если бы я только знал, как глубоко ты озабочена моим благополучием, я бы не допустил, чтобы мы расстались на столь долгое время, — сладким голосом ответил Беллатонис. — Обещаю, я с тебя больше глаз не спущу.

Такая перспектива, похоже, надолго утихомирила каргу. При всех своих пустых угрозах и ненависти она по-прежнему боялась Беллатониса. Гемункул мысленно сделал себе пометку, что надо при первой же возможности напомнить ей делом, каковы причины этого страха.

Склон разрастался перед ними и становился все сложнее и детальнее по мере того, как они приближались. Наконец, они начали взбираться по бархану пыли, что скопился у его подножия. Из праха, раскиданные случайным образом, торчали большие куски статуй. Некоторые можно было опознать — нога, глаз, голова — другие же казались хаотичными текстурами на неровных кусках камня. Разнообразие стилей и материалов могло бы быть примечательным, если бы его не затмевало то, из чего состоял сам склон.