Верная Рука - Май Карл Фридрих

— Да, это оно и есть, — ответил я просто.

Улыбка коснулась его сведенных судорогой черт, потом все тело старого ковбоя пронзила еще одна судорога, и он умер.

Что за удивительное создание человек! Еще совсем недавно меня обуревали совсем другие чувства к усопшему. А сейчас я стоял возле его тела с тяжестью на сердце, будто умер мой близкий друг! И я был не одинок в этих мыслях. Хаммердал подошел, взял руку Уоббла и тихо сказал: «Спи спокойно. Если бы ты знал, что ждет тебя, ты бы не стал совершать многое в своей жизни! Пит Холберс, дай ему свою руку!»

Холберсу не надо было этого говорить, он и так был рядом. Подойдя к Олд Уобблу, он сказал грустно:

— Прощай, старый король. Твоя королевская власть закончилась. Если бы ты остался жив, то похоронил бы нас, как мы сейчас трампов. Пойдем, Дик, положим этого старого греховодника в его последнее прибежище.

— Нет, только не сейчас, — сказал я. — Сначала нам самим надо обосноваться здесь основательно.

— Разве нам не надо ехать дальше? — спросил Хаммердал.

— Сейчас только два часа дня. Не стоит искать новый лагерь. Мы останемся здесь.

— А юта и Генерал?

— Пусть идут. Они от нас никуда не денутся. Раньше мне казалось, что у нас нет времени. А сейчас у нас его предостаточно.

— Виннету согласен со своим братом Шеттерхэндом, — заявил апач.

Все складывалось так, что нам приходилось оставаться на полуострове. Лишь один из нас не соглашался на это — Шурхэнд. Он отозвал меня в сторону и сказал:

— Я не могу оставаться здесь, мистер Шеттерхэнд. Я поеду вперед, но тайно, чтобы никто не знал. Не выдавайте меня, пока я не уеду, ладно?

— Так ли уж необходимо, чтобы вы уезжали? А остаться вы не можете?

— Я должен ехать!

— Один?

— Абсолютно один!

— Хм… Вы, конечно, опытный и бывалый вестмен. Но что же мешает вам остаться с нами?

— Не могу сказать.

— И я даже не могу узнать, куда вы направляетесь?

— Нет.

— Н-да… Я не имею права что-либо вам советовать, Но ваше поведение граничит с недоверием.

Он ответил, смутившись:

— Мое доверие к вам осталось прежним, но речь идет о тайне, которую я не могу вам открыть.

— Даже мне?

— Даже вам, — бросил он раздраженно.

— Well. У каждого свои секреты. Но ведь мы с вами вместе хлебнули не одни фунт лиха. Я не могу сказать, что это дает мне какие-то особые права, а вам — обязанности, но все же мы должны доверять друг другу. Вы действительно не хотите ничего мне сообщить?

— Вы, конечно же, подразумеваете мой плен у юта?

— Именно.

— Я же сам освободился из него.

Я заговорил с ним примирительным тоном:

— Я в этом не сомневаюсь. Давайте замнем эту тему. Скачите, Бог с вами, я вас не держу.

Я уже повернулся, чтобы уйти, но тут он взял меня за руку и попросил:

— Не сердитесь на меня, сэр. Мои слова звучали как проявление неблагодарности. Но вы же знаете, что я не таков.

— Да, знаю.

— Я хочу сказать вам только одно. Я стал таким скрытным потому, что боюсь: вы захотите от меня избавиться, когда узнаете, кто я такой на самом деле.

— Какая чушь! Будьте, пожалуйста, тем, кто вы есть. Олд Шурхэнд — парень что надо, это все на Западе знают.

— Но я сын каторжника.

— Ну и что?

— Как, вас это не шокирует?

— А что здесь такого?

— Подумайте только — каторжника!

— Мне известно, что в тюрьмы и на каторгу попадали и порядочные люди.

— Мой отец и умер на каторге.

— Печально, но это все же не повод, чтобы не дружить с вами!

— Моя мать тоже была каторжанкой!

— Какой ужас!

— И мой дядя…

— Бог мой!

— И оба бежали.

— Сочувствую вам.

— Сэр, вы не спрашиваете, за что они были наказаны!

— А зачем это мне?

— Они были фальшивомонетчиками!

— Плохо. За эти дела много дают.

— И вы после этого разговариваете со мной?

— А что здесь такого?

— С сыном и племянником преступников?

— Послушайте, Шурхэнд, что мне все эти тюрьмы и фальшивые деньги Соединенных Штатов? Ведь все уже получили по заслугам, а остальное меня не волнует.

— И вы со мной не расстанетесь?

— Послушайте, досточтимый сэр! Вспомните о чувстве меры. Я же не варвар. И считаю, что половина всех преступников вовсе не злоумышленники, а жертвы неудачного стечения обстоятельств или же просто больные люди.

— Да уж, вы всегда думаете о людях лучше, чем они есть, я знаю. И поэтому я вам скажу: мои родители и дядя вовсе не виновны, они ничего такого не сделали.

— Тем печальнее то, что вы так переживаете из-за их дел.

— Я не могу этого не делать!

— Well! Тогда хоть скажите, когда мы с вами встретимся снова?

— Через четыре дня.

— Где?

— В Пуи-Бакех — в Лесу Сердец, прямо в центре парка Сент-Луис. Виннету знает это место. На карте контуры леса образуют силуэт сердца. Там я чувствую себя в безопасности.

— Но вдруг вы не придете?

— А что может случиться?

— Генерал где-то здесь, и…

— Хау! — прервал он меня. — Я его не боюсь. Что же мне еще грозит?

— Угроз больше, чем вы думаете!

— Да нет здесь сейчас ничего такого, что могло бы мне всерьез угрожать, абсолютно ничего, сэр.

— Не хочу с вами спорить, тем более, что юта так близко.

— Мне наплевать на это!

— А шаман команчей?

— И на него мне наплевать. И вообще сомнительно, что он здесь. Вы его видели?

— Нет.

— Судя по тому, что рассказали ваши товарищи, он присоединился к трампам. И должен был бы находиться на полуострове, но, похоже, он от них отделился несколько раньше.

— Наверняка. И умно поступил, надо заметить. Если человек отваживается на то, чтобы проделать такой трудный путь вместе с женой, для этого должны быть очень веские причины. Ты ведь не станешь возражать против этой истины?

— Безусловно.

— Трампы не должны были знать, что он здесь, наверху, поэтому-то он их и оставил.

— Но тогда почему он сначала поехал с ними?

— Из чувства вражды к нам и, кроме всего прочего, также и для того, чтобы под их защитой уйти в горы. Как только он оказался там, куда ему было нужно, только они его и видели. Так что он точно здесь.

— Может быть, но это меня нисколько не беспокоит. Через четыре дня я жду вас в Пуи-Бакех. Можете заняться охотой на юта и наказать их за это массовое убийство. А я уезжаю.

— Нет, погодите. А мяса вы не хотите с собой взять?

— Нет, оно вам самим понадобится. А я себя уж как-нибудь обеспечу. Вокруг полно дичи. Еще раз до свидания!

— До свидания, мистер Шурхэнд, надеюсь, мы скоро увидимся.

Мы расстались. Как я и рассчитывал, он сумел незаметно и неслышно подобраться к лошади и уехать. Чуть позже все были весьма удивлены, когда не обнаружили его и узнали от меня, что он, не попрощавшись, покинул наш лагерь. Все захотели узнать, что побудило его уехать, не сказав «прощай». Только Виннету ничего не спросил, но позже, когда стемнело и он сидел на своем обычном месте, то не преминул заметить:

— Нам снова придется освобождать Олд Шурхэнда!

— Я тоже так думаю, — ответил я.

— Или мы увидим его труп.

— И это не исключено.

— Мой брат не попытался его отговорить уезжать?

— Это было бесполезно.

— Ты должен был ему сказать, что ты знаешь больше, чем он думает.

— Я бы сделал это, однако он пожелал оставить свой секрет при себе.

— Тогда правильно, что ты промолчал.

— Он скоро поймет, что ему лучше было не таиться.

— Да, как же он удивится, когда узнает, что проницательность моего брата Шеттерхэнда за короткое время стала такой же сильной, как у него за многие годы. Теперь мы пойдем за юта?

— Да.

— Их уже утром совсем не будет видно, а прочитать следы здесь невозможно.

— Ничего, это нам не помешает. Генерал, который их ведет, поднимется к водопаду.

— Мы поторопимся. Ночью он не сможет быстро скакать, мы же поспешим. Генерал должен был до этого додуматься сам. Если ничего не случится, он доберется до водопада ненамного раньше нас.