Владимир Высоцкий: козырь в тайной войне - Федор Раззаков

Но вернемся к хронике событий лета 78-го.

19 июня Высоцкий вновь был на съемочной площадке «Места встречи». Причем не только в качестве актера, но и как режиссер. Правда, временный. Дело в том, что Станислав Говорухин уехал на 10 дней в ГДР, на кинофестиваль, и оставил вместо себя Высоцкого. Сказал: «Ты ведь сам скоро кино снимать собираешься, вот и поучись: сними четыреста метров без меня». Высоцкий несказанно обрадовался и уже в первый же день, снимая сцену допроса Груздева (Сергей Юрский), загонял всех своих коллег чуть ли не до седьмого пота. Но материал получился добротный. На следующий день снимали другие эпизоды: опознание женой Груздева (в этой крохотной роли снялась бывшая жена Говорухина актриса Юнона Карева) Фокса, освобождение Груздева из-под стражи.

Вспоминает А. Свидерский: «Обычно осветители тянутся, опаздывают. И вообще люди они капризные. Пока свет, пока декорации, пока все актеры соберутся… Но как только на площадке появлялся Высоцкий, подменявший Говорухина, — дисциплина была идеальной! Все было готово заранее: декорации, свет, актеры… Володя каждому объяснял задачу, делал две-три репетиции и говорил: „Все, снимаем“. Снимал один-два дубля, никогда — четыре или пять. Я видел, что работа ему нравилась.

Был такой знаменитый на всю студию осветитель, по-моему, его звали дядя Семен. Человек суровый и дисциплинированный. Какой бы там ни был гениальный режиссер, какие бы ни были знаменитые актеры — ровно в шесть часов вечера он всегда вырубал свет. Все — ни минуты больше! А у Володи он спрашивал: «Владимир Семенович, может быть, еще что нужно снять? Это мы — пожалуйста!..»

А вот как вспоминает о тех съемках Ю. Карева: «Прилетела я в Одессу и совсем расстерялась в незнакомой обстановке. Ничего не знаю, ничего не умею… Не умею держаться перед камерой, не понимаю, кто чем занимается на съемочной площадке, к кому с каким вопросом можно подойти. И в такой круговерти меня спас Володя. Он окружил меня самой настоящей отцовской заботой. Он помогал абсолютно во всем — рассказывал, показывал, объяснял, что к чему и как, знакомил с людьми, делал все, чтобы я чувствовала себя уверенно и естественно. Хотя он сам, как я сейчас понимаю, очень волновался и чувствовал себя совсем неопытным в режиссуре и ему самому нужна была надежная поддержка. Но виду он, конечно, не подавал. Был очень собран, доброжелателен ко всем членам съемочной группы. Здорово Володе помог Сергей Юрский. Он как изумительный профессионал, как заправский режиссер, держал всю группу в своих руках, никому не давал расслабиться, халтурить, следил, чтобы каждый был на своем месте.

Сняли эпизод очень быстро — и сняли, по-моему, совсем неплохо, но когда вернулся Станислав Сергеевич и посмотрел отснятый материал, то остался ужасно недоволен. Они жестко и откровенно разбирали с Володей по косточкам весь эпизод. Станиславу Сергеевичу не нравилось все — как я хожу, как я говорю, как и во что меня одели. Не знаю почему, но больше всего раздражал его платок, который был накинут мне на плечи. А ведь Володя просил снять этот платок. Но я сказала, что в нем мне как-то уютнее, и он настаивать не стал, а только улыбнулся: «Ну, раз тебе уютнее…»

После съемок я вышла на пустынный, неуютный двор одесской киностудии. Было так тоскливо и одиноко, такое чувство, что все тебя бросили, забыли… Вдруг я услышала замечательный теплый голос Володи:

— Сколько можно тебя ждать? Проголодалась, наверное? Пойдем, пообедаем.

И мы поехали обедать. Но сначала заехали в гостиницу, потому что он должен был позвонить Марине в Москву. Полчаса они разговаривали. Говорил он замечательно. Нежно, с юмором. Я больше никогда и нигде не слышала такого трогательного разговора. А потом спустились в ресторан. Володя сел лицом к залу:

— Смотри, сейчас меня начнут узнавать.

— Так давай поменяемся местами.

— Сиди-сиди…

Но так никто и не подходил. Я вижу, что Володя начинает нервничать. Наконец к нашему столику подошел парень:

— Извините, вы — Высоцкий? — У Володи в тот момент было такое трагическое, страдальческое лицо… Он только устало отмахнулся от парня…

Когда Станислав Сергеевич уезжал в Германию, он наказал непременно купить Сереже (сын Каревой и Говорухина. — Ф. Р.) джинсы. Но где я могла в то время за два дня в Одессе достать джинсы? А на Володе были совершенно новые замечательные португальские джинсы. Светлые такие, все в каких-то клепках, замочках, молниях… Утром он появился в невероятных галифе и на мой удивленный взгляд ответил:

— А те штаны повезешь Сереже. К вечеру они успеют высохнуть.

Я, естественно, начала отказываться, но он и слушать не хотел.

— Это подарок Сергею от нас со Славой. И не говори больше ничего — зря я, что ли, стирал их всю ночь?..»

В Одессе Высоцкий пробыл до 21 июня, после чего вернулся в Москву. На следующий день в Театре на Таганке состоялась премьера нового спектакля-концерта — «В поисках жанра». Он состоял из отдельных номеров с участием актеров театра, в числе которых были Владимир Высоцкий (он исполнял несколько своих песен), Валерий Золотухин, Леонид Филатов (читал свои пародии) и др.

22 июня Высоцкий играет в «Павших и живых», на следующий день — в «Гамлете».

25 июня, отыграв в спектаклях «Вишневый сад» и «Антимиры», Высоцкий снова вылетел в Одессу, чтобы продолжить съемки фильма «Место встречи изменить нельзя». Режиссер-постановщик фильма Станислав Говорухин по-прежнему находится в ГДР, и бразды правления на съемочной площадке все так же принадлежат Высоцкому. Он вызывает в Одессу актера Александра Белявского, которому предстоит сыграть роль злодея — бандита Фокса.

Как уже говорилось, первоначально на эту роль был утвержден другой актер — Борис Химичев, но он в итоге не подошел. Говорухин счел, что Химичев не подходит своей фактурой — он из современного времени (вскоре Химичев это прекрасно докажет, сыграв главаря банды в фильме «Сыщик»). Когда кандидатура Химичева отпала и требовалось как можно быстрее найти нового исполнителя (съемки-то уже шли), Высоцкий вспомнил про Александра Белявского. Но, как оказалось, у того на лето были совсем иные планы. Он получил шесть соток в деревне Ершово и собирался их благоустраивать. Его голова была полна заботами о том, какой забор он поставит, где разместить туалет и т. д. По его же словам:

«Я ставил забор, что-то копал, достраивал и так далее. Крестьянствовал от зари до зари, соседи мне кричали: „Трактор, отдохни!“ И вот однажды к моему участку подъезжает на велосипеде какой-то парень и спрашивает: „Белявский?“ Я говорю: „Да, Белявский“. А он: „Давай два рубля!“ Прикидываю: бутылка водки стоит три двенадцать. А тут всего два рубля. Парень на велосипеде, до сельмага — полтора километра, а для полного счастья сто граммов никогда не помешает… Я вручаю ему эти два рубля, а он мне взамен… дает телеграмму из Одессы: „Надеемся на вашу отзывчивость, предлагаем роль Фокса в фильме „Эра мелосердия“. Верим, что не откажетесь ввиду нашего давнего знакомства. Директор картины Панибрат“ (потом я выяснил, что Панибрат — это женщина). Я размышляю. Одесская киностудия. Детектив. Сколько их было. Чего это я полечу, когда у меня еще забор не закончен? А приемы у нас, актеров, есть испытанные, как отказаться так, чтоб не обидеть съемочную группу. Доберусь до деревни Ершово, там есть телефон. Закажу разговор с Одессой и выясню, мол, кто у вас из артистов снимается? Скажут, к примеру: „Тютькин!“ А я на это — а, у вас Тютькин снимается! Ну извините, господа! Я с этим человеком ни в одной картине! Давайте в другой раз. Но после ответа я стоял как громом пораженный. Оказалось, что в фильме снимаются Высоцкий, Юрский, Конкин, Куравлев, Джигарханян. Я решил, что мое сельское хозяйство не пострадает, и вылетел в Одессу…»